В 5:30 следующего утра надо проверить состояние больных после операций, сделать записи и доложить ему и старшему дежурному. В 6:00 — быть на конференции резидентов и доложить о событиях за ночь. Никаких перерывов после дежурства: в 8:00 часов надо уже стоять у операционного стола и ассистировать на плановых операциях. И так до 8–9 часов вечера. В общей сложности это более тридцати часов непрерывной работы. А через два дня — новое дежурство. На дежурстве вечером дают бесплатные сэндвичи в кафетерии госпиталя (если есть время забежать туда) и каждому выделяют отдельную комнату для сна (если есть время отдохнуть) в соседнем корпусе: он соединен с госпиталем двумя переходами. Для Лили все было внове, подобной нагрузки врачи в Союзе не знали.
Обежав весь госпиталь и совсем загнав Лилю, Юкато ненадолго уселся с ней в кафетерии — перекусить. Они взяли подносы с едой, и он спросил:
— Ты почему уехала из России?
— Я эмигрировала, я политическая беженка.
— А когда закончишь резидентуру, вернешься обратно в Россию?
— Нет, мне обратной дороги нет, я гражданство потеряла. Останусь в Америке.
— А я поеду обратно в Японию, — мечтательно зажмурив глазки, протянул он.
— Почему ты решил проходить резидентуру в Америке? Здесь лучше, чем в Японии?
— Не думаю, что лучше. Я решил приехать, чтобы познакомиться со страной, которая так быстро захватила доминирующее положение в мире. Из-за Америки и моя страна стала быстро меняться. Мне любопытно пожить среди американцев, понаблюдать их, понять, почему они такие заносчивые, почему они стали хозяевами мира.
Ах вот оно что! Значит, он с чисто японской дотошностью и методичностью изучает не только американскую хирургию, но и самих американцев.
Старшим над дежурными был толстяк — индиец Схали сорока лет. Он, наоборот, двигался медленно, как медвежонок коала. Говорил тоже медленно, с сильным индийским акцентом. Понимать его Лиле было еще трудней, чем японца. Схали назидательно поучал ее:
— Если у тебе будут вопросы, сначала спрашивай Юкато, а он будет консультироваться со мной. Сама ты меня беспокоить не должна. Ты еще не в такой позиции, чтобы принимать самостоятельные решения. Поняла?
* * *
Вечером в отделение неотложной помощи поступила чернокожая девочка девяти лет. Лиля осмотрела ее и определила признаки острого аппендицита, нужна была срочная операция. Она доложила Юкато, он осмотрел девочку, сказал Лиле:
— Диагноз ты поставила правильно, молодец, — и вызвал Схали.
Сам Схали оперировать не имел права, но состояние девочки ухудшалось, и к полуночи он все-таки позвонил на дом аттендингу. Тот велел готовить операционную. Повесив трубку, Схали стал дотошно проверять Лилину запись в истории болезни.
— Почему ты ничего не написала о том, живет ли пациентка половой жизнью?
— Да ей только девять лет! Какая половая жизнь в этом возрасте? — опешила Лиля.
— Ты еще новичок в нашем госпитале и не знаешь, что творится в здешней округе. Здесь всякое может быть. Обязательно надо провести гинекологическое исследование и записать в историю. Но делать это надо с согласия матери и в присутствии свидетелей.
Час от часу не легче! Лиля действительно не представляла, как задавать такие вопросы ребенку.
И тут оператор срочно вызвал по радио всю бригаду в неотложку — доставили пациентов с тяжелыми огнестрельными ранениями. Лиля с Юкато побежали на вызов, за ними тяжело топал Схали. В неотложке царила суета, вокруг нескольких раненых суетились медсестры и полицейские. На улице случилась перестрелка, у одного из раненых начался шок от кровопотери. Спасти его не удалось, он умер через несколько минут. Схали велел Лиле писать свидетельство о смерти. Она никогда этого не делала, а следовало четко заполнять все графы, нельзя совершать ошибок и нельзя исправлять. Лиля сидела над ним целый час.
Только после полуночи начали операцию девочке с аппендицитом.
* * *
В ту первую ночь Лиля не спала совсем: записи в историях болезней и анализы заняли у нее почти всю ночь. В 4 часа она пришла в выделенную для нее комнату и положила голову на подушку. Но тут же раздался телефонный звонок: сестра с пятого этажа что-то спрашивала, понять, что именно, Лиля не могла:
— Я сейчас приду, — сказала она и побежала по длинному переходу на пятый этаж.
— Что случилось?
— Ничего не случилось, доктор. Я просила вас дать мне разрешение на укол, пациент после операции. Вам не надо было приходить, вы могли подтвердить по телефону, а утром записать в историю.
Просто сестра была из Доминиканской Республики, с новым для Лили акцентом, поэтому она не поняла вопроса. Лиля снова побрела в свою комнату, положила голову на подушку, но вскоре позвонил Юкато и велел идти с ним на обход предоперационных пациентов. Было 5:30 утра, аккуратный работяга — японец хотел проверить, все ли она сделала и записала правильно.
В 6:00 утра началась утренняя конференция резидентов, Лиля доложила, что произошло за ночь, перечислила данные всех больных перед операцией. Пришел доктор Рекена, и Лилю назначили ассистировать на его операции. Волна эмоций поднялась в ее душе! Для любого профессионала, любящего свое дело и надолго отстраненного от него, такое счастье опять в него погрузиться, — как исстрадавшемуся от жажды выпить глоток воды. Лиля побежала в отсек для дежурных, быстро приняла душ, чтобы освежиться, проглотила чашку кофе и сэндвич в кафетерии, и в 8:00 уже мыла руки перед операцией. Вряд ли медсестры в операционной понимали, какую радость и гордость испытывала Лиля, когда ей завязывали сзади стерильный халат и натягивали на руки хирургические перчатки. Встав у операционного стола, она очень волновалась — как все пройдет в первый раз? Доктор Рекена оперировал быстро и четко, Лиля старалась, но чувствовала — нет в ее руках прежней твердости. Для хирурга долгая потеря практики губительна, и ей было неловко. Кроме того, ее поразило множество незнакомых инструментов на столике операционной сестры — таких в Союзе не было. Часто она не знала, какой из них брать, но операционная сестра сама вкладывала их в ее руки.
Простояв на ногах четыре часа на двух операциях, Лиля впервые смогла присесть в кафетерии за ланчем. Но вскоре начался обход больных со старшим резидентом. Потом была лекция доктора Лернера, Лиля изо всех сил старалась не заснуть, но видела, что головы многих резидентов тоже бессильно опускались. После лекции был час теоретических занятий.
Только в семь часов вечера она вышла на улицу и подошла к своей машине на госпитальной стоянке. У нее немного кружилась голова, а предстояло еще около часа ехать в густом потоке машин домой. В молодости, в Москве, у нее выработалась профессиональная привычка хирурга не спать по двое суток. Но это было в молодости. Тогда организм быстро перезаряжался энергией за три-четыре часа отдыха. Теперь она была уже не та.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
