В. Ф. Джунковский отметил характерную черту преемника В. А. Сухомлинова: «Поливанов старался делать вид, что ему тяжело брать на себя такую страшную обузу, как Военное министерство, но это ему не удавалось, видно было и чувствовалось, как он счастлив, что опала над ним кончилась и он опять у власти»113. Утром 13 (26) июня 1915 г. доклад императору от Верховного главнокомандующего делал начальник его штаба генерал Н. Н. Янушкович. На доклад был приглашен и А. А. Поливанов, что, по словам А. И. Спиридовича, «было сразу же замечено и учтено как особо хорошее отношение к генералу Великого Князя, который не допускал на доклады генерала Сухомлинова»114. После этого Николай II снова принял А. А. Поливанова, но уже в менее официальной обстановке – они разговаривали в саду, прогуливаясь. Очевидно, генералу удалось окончательно развеять существовавшие относительно него подозрения115, и хотя прогулка продолжалась недолго, она демонстративно усилила его позиции116.
В тот же день в Барановичи прибыл поезд с членами правительства во главе с И. Л. Горемыкиным, который сразу же отправился на прием к главковерху. После разговора с председателем Совета министров великий князь побеседовал с министрами, а затем уже И. Л. Горемыкин собрал их для краткого совещания, на котором было объявлено о «новом курсе» во внутренней политике, заключавшемся в установлении диалога с обществом. Одним из главных его инициаторов считался А. В. Кривошеин. Тогда же было принято решение обратиться к императору с просьбой об отставке тех членов кабинета, которые могли бы помешать успешному осуществлению этого курса, – министра юстиции И. Г Щегловитова и обер-прокурора Святейшего синода В. К. Саблера. Их судьба в какой-то степени уже была решена: в Ставку они не приехали и в последующем заседании правительства участия не приняли. Завершив совещание, И. Л. Горемыкин отправился на доклад к Николаю II117. На следующий день, в воскресенье 14 (27) июня, в Барановичах прошло заседание обновленного правительства под председательством самого императора. Это была первая с начала войны встреча руководства фронта и тыла.
«Наша скромная Ставка… – вспоминал Ю. Н. Данилов, – приняла уже накануне праздничный вид. Необычайно зашумели автомобили, развозившие по Ставке приехавших министров, которые своими белыми кителями выделялись на общем серо-зеленом фоне»118. После молебна в походной церкви в шатре-столовой состоялось заседание. Среди участников были Верховный главнокомандующий Николай Николаевич (младший), начальник штаба Ставки генерал Н. Н. Янушкевич, председатель Совета министров И. Л. Горемыкин, министр Двора генерал граф В. Б. Фредерикс, управляющий Военным министерством генерал А. А. Поливанов, министр финансов П. Л. Барк, главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин, государственный контролер П. А. Харитонов, министр путей сообщения С. В. Рухлов, министр иностранных дел С. Д. Сазонов, министр торговли и промышленности князь В. Н. Шаховской, управляющий Министерством внутренних дел князь Н. Б. Щербатов.
Главноначальствующий в Москве выступил на совещании первым119. Ф. Ф. Юсупов приехал в Барановичи 14 (27) июня, через три дня после приезда Николая II, для доклада по московским событиям120. Перед отъездом, 9 (22) июня, он обратился с увещеваниями к москвичам, обещая, что начиная с 1 (14) июля в кратчайшие сроки все подданные враждебных государств будут удалены с фабрик и заводов, а торговые предприятия, принадлежащие им, – ликвидированы. Теперь главноначальствующий говорил уже словами, не допускавшими двусмысленного толкования: «Происшедшие беспорядки лишь подняли дух врагов наших, от вторжения которых русская армия жизнью и кровью своей защищает дорогую нашу родину. Я исполню свой долг перед Государем Императором и Россией. Снова предупреждаю, что не допущу никакого насилия над жителями столицы и их имуществом, а потому прошу население Первопрестольной сохранять полное спокойствие и содействовать властям в охранении общественного порядка. Злоба – плохой советник»121.
На докладе главноначальствующий старался отвести от себя ответственность, но получалось у него это не очень удачно. «Князь Юсупов говорил около получаса совершенно бессвязно и бестолково, – отмечал В. Н. Шаховской. – Никто из нас ровно ничего не понял. Видимо, и Государь, и Великий Князь не особенно остались довольны докладчиком, которого скоро отпустили»122. Выступление, судя по всему, действительно не имело успеха. «Волнуясь и жестикулируя, – вспоминал А. И. Спиридович, – Юсупов приписал всю вину за погром Министерству внутренних дел и в частности генералу Джунковскому, которые-де, покровительствуя постоянно немцам, возвращали из ссылки удаленных из Москвы немецких подданных, и это возмутило, наконец, простой народ, и он устроил погром. Московская же полиция не сумела ни предупредить его, ни прекратить. Доклад продолжался более часу и произвел странное, неясное впечатление. Выходило так, что он сам натравливал население на немцев»123.
Городская полиция действительно была малочисленной, а качество ее неудовлетворительным, однако у присутствовавших осталось впечатление, что «корень этих беспорядков в его (то есть Ф. Ф. Юсупова. – А. О.) личном, невольном, может быть, натравливании населения на немцев»124. По словам министра финансов, доклад производил исключительно неблагоприятное впечатление на слушателей: «Толпы народа, с большим участием хулиганов, ходили по улицам, неся национальные флаги и пели «Боже, Царя храни!». Полиция ограждала эти манифестации, не находя в них ничего предосудительного». Выходило так, что пока Ф. Ф. Юсупов слушал гимн с обнаженной головой, рядом шли погромы125.
14 (27) июня Николай II, находившийся в Барановичах, сделал следующую запись в своем дневнике: «В 2 часа началось заседание с министрами, Николашей, Янушкевичем и Юсуповым. После обсуждения вопроса об иностранных подданных и об отношении к ним – Юсуп[ов] ушел»126. Особых возражений, как это ни странно, его доклад не вызвал. После окончания совещания император сказал, что и раньше подозревал, что главным виновником московских событий был В. Ф. Джунковский. Естественно, что тому не улыбалась перспектива отвечать за действия Ф. Ф. Юсупова, и он затребовал из Петрограда документы, свидетельствующие об обратном. В какой-то степени это ему удалось – симпатии Ставки и правительства были целиком на его стороне127. Что касается Ф. Ф. Юсупова, то он, что называется, отделался испугом. При поддержке Николая Николаевича (младшего) он остался главноначальствующим в Москве128.
Правда, по инициативе главковерха должность командующего округом, учитывая небольшой военный опыт князя, перешла к другому ставленнику Николая Николаевича – генералу от инфантерии П. Д. Ольховскому129. Сам главковерх решил обратиться с увещеваниями к тылу. Текст его обращения распространялся на заводах и фабриках, оно призывало «к полному спокойствию и энергичной работе»: «Всякие погромы, хотя бы и вызванные глубоко патриотическим чувством, приносят вред, как то неопровержимо доказали события недавнего прошлого, не столько тому, кого громят, сколько русскому населению; отвлекая рабочие массы от их прямого дела, они могут повлечь за собой приостановку заготовки всего необходимого для нашей армии»130. Доклад Ф. Ф. Юсупова послужил основанием для обсуждения внутреннего положения России.
На совещании рассматривался польский вопрос: было решено создать особую комиссию для разработки основ автономии Польши, приступить к досрочному призыву новобранцев вместо непопулярного в обществе призыва ратников 2-го класса (в мирное время эта категория считалась негодной к военной службе), признано необходимым сотрудничество с общественностью в деле снабжения армии131. И, наконец, именно в этот день после заседания правительства на имя И. Л. Горемыкина был дан высочайший рескрипт, в котором, в частности, говорилось: «Образовав по вопросам снабжения армии Особое совещание с участием членов законодательных учреждений и представителей промышленности, Я признаю необходимым приблизить и время созыва самих законодательных учреждений, дабы выслушать голос Земли Русской. Предрешив поэтому возобновление занятий Государственного совета и Государственной думы не позднее августа сего года, Я поручаю Совету министров разработать, по моим указаниям, законопроекты, вызванные потребностями военного времени»132. После обсуждения этого проекта А. В. Кривошеин предложил Николаю Николаевичу (младшему) сделать впредь подобного рода совещания правительства и Верховного главнокомандования регулярными. Роль Ставки в управлении страной постоянно увеличивалась133.
Наиболее явным свидетельством этого стало принятие решения о созыве сессии Государственной думы. Всем было очевидно, что оно принято в Ставке под влиянием Верховного главнокомандующего. В либеральных кругах эти новости были приняты с восторгом134. Сразу же после завершения торговопромышленного съезда активизировались кадеты, которые начали все решительнее требовать открытия новой сессии. Различия между отдельными группами либеральной оппозиции постепенно отходили в прошлое. Прежде всего, их объединяло именно это требование135. Теперь оно было реализовано и к тому же благодаря главковерху. Поздним вечером 14 (27) июня члены правительства отбыли из Барановичей в Петроград136. Первое серьезное испытание нового Совета министров прошло достаточно успешно. Новые члены правительства были хорошо приняты своими коллегами137. Главным результатом совещания стало то, что императора убедили не только в возможности, но и в продуктивности контакта с цензовой общественностью. Требовалось всего лишь отказаться от нескольких неприемлемых для думцев фигур в правительстве и пойти на ряд уступок, что и было сделано.
