Несколько комнат — его спальня, главная ванная и кухня — были полностью готовы. Это явно было сделано для того, чтобы он мог здесь жить, продолжая ремонтировать остальные помещения. Я обошла все комнаты, скользя руками по стенам, наслаждаясь возможностью прикоснуться к самой настоящей истории. Квартирка, в которой я жила, находилась в старинном, но разбитом на квартиры викторианском особняке. Из него вырвали сердце, а вместе с ним и все следы хранимой им истории. В результате дом превратился в безликое строение бежево-белого цвета.
Это здание, которое так бережно и любовно восстанавливал Джек Бритчем, продолжало дышать историей. В нем ощущалась жизнь, которая когда-то бурлила в этих стенах, жизнь с ее драмами и страстями. Мне казалось, что кончиками пальцев я ощущаю биение сердца этого дома, и мне хотелось послушать его, прижавшись ухом к стене. Мне хотелось уловить витающие повсюду обрывки прошлого, хотелось, чтобы те, кто жил здесь прежде, не были забыты. Я бы о них помнила.
Я понимала, что веду себя глупо, но Джек Бритчем не смотрел на меня как на сумасшедшую. Он просто водил меня из комнаты в комнату, позволяя постоять немного в каждой из них, и я прикасалась к стенам, чтобы ощутить себя частью окружающего пространства.
— Это прекрасный дом, — сказала я, когда мы вернулись в кухню и он подошел к плите, чтобы поставить чайник.
— Спасибо, — отозвался он.
— Хотя слово «прекрасный» и близко не передает его сути. Оно кажется мне неподходящим.
— Я тоже так думаю, когда представляю тебя. Когда я пытаюсь мысленно тебя описать, я понимаю, что ты прекрасна, но это слово кажется мне недостаточным.
От неожиданности я замерла, растерянно глядя на него. Мне никто и никогда ничего подобного не говорил. Эти слова настолько выходили за рамки обычного комплимента, что я пришла в замешательство, не зная, смущаться мне или чувствовать себя польщенной.
— Ты всегда так откровенен? — только и смогла произнести я, встретив его прямой, почти вызывающий взгляд.
— Почти никогда, — признался он. — Это из-за воспитания. Я вырос в семье, в которой принято весь мусор заметать под ковер и больше о нем не вспоминать. Но рядом с тобой я ничего не могу с собой поделать.
Я продолжала молча на него смотреть. На этот раз меня поразила моя собственная реакция. Вопреки ожиданиям, я не смутилась. Я не была польщена. Я была… Все происходящее казалось мне совершенно естественным, нормальным, потому что с его губ срывались слова, описывающие все то, что я чувствовала. Если бы передо мной стоял другой человек, к которому меня не влекло бы с такой силой, все это показалось бы мне нелепым и глупым. Мне почудилось, что моя душа смотрит на свое отражение в зеркале, которое держит в руках Джек Бритчем.
— Я ничего о тебе не знаю, — сказала я ему. — И тем не менее я без опаски явилась в твой дом. Мне и в голову не пришло, что ты можешь оказаться убийцей или маньяком. Ты не находишь это странным?
— Ты пьешь черный кофе эспрессо с тремя ложечками сахара, — произнес он.
— С четырьмя.
— Ты курила по пачке легких сигарет в день, но бросила, хотя и не из соображений здоровья.
— Да.
— Ты живешь одна в квартире с двумя спальнями, потому что так долго жила в стесненных условиях, что нуждаешься в большем пространстве. Тем более что сейчас ты можешь себе это позволить.
— Да.
— Ты родом из Йоркшира.
— Ты что, за мной следил? — спросила я.
— Нет, — покачав головой, ответил Джек Бритчем. — Я обо всем догадался, за исключением того, что ты из Йоркшира. Временами у тебя еще заметен легкий акцент. Все это просто пришло мне в голову, и я произнес это вслух. Кстати, если хочешь знать, мне еще много чего приходит в голову. Например, я думаю, что ты очень несчастлива в браке со свергнутым президентом какой-то маленькой страны. Что ты наследница, которой рано или поздно достанутся огромные деньги. Еще ты двойной агент, скрывающийся от разведок всего мира. И мне не верится, что ты находишься в моем доме уже больше двадцати минут, а я еще ни разу даже не попытался тебя поцеловать.
— Все это тоже правда, — рассмеявшись, сказала я. — Все, до единого слова. Что касается тебя… Я думаю, что ты выбрал свою профессию под нажимом отца. Ты ткнул пальцем в небо, решив купить этот дом, и ты до сих пор не уверен, правильно ли поступил. Ты предпочитаешь футбол, хотя в школе и колледже играл в регби. И ты, наверное, самый молодой сотрудник из всех, кому удалось достичь такого положения там, где ты работаешь.
— Кажется, это ты за мной следила.
— Да, следила, — отозвалась я.
Он так заразительно смеялся, что я тоже не могла удержаться от смеха. А потом он внезапно оказался передо мной. Он привлек меня к себе и начал целовать. А я целовала его в ответ и думала о том, как я люблю целоваться. Меня охватило совершенно потрясающее чувство чистоты и невинности.
Я не знаю, как долго мы простояли посреди кухни. Время как будто замерло и перестало существовать. А потом, по взаимному, но молчаливому согласию, мы взялись за руки и начали подниматься по лестнице. Я знаю, что не должна была этого делать, но с ним это казалось мне таким естественным! Войдя в спальню, мы остановились возле кровати и снова начали целоваться.
Потянувшись к его галстуку, я подумала о том, сколько мужских галстуков мне приходилось развязывать в своей жизни, обо всех мужчинах, которым я помогала раздеваться, обо всех мужчинах, с которыми падала на кровать и отключала свое сознание, как только мы переходили к сексу. Потом я подумала о поцелуях и о том, что они все меняют. Я тянулась не к галстуку клиента, а к галстуку Джека Бритчема. К галстуку человека, в которого я влюблена уже несколько месяцев. И у нас все иначе. Все это имеет отношение только к нам двоим и больше ни к кому. Я знала, что не впущу сюда всех тех мужчин. Здесь не будет никого, кроме Джека Бритчема, меня и наших идеальных поцелуев. Я расслабилась и приготовилась слиться с ним, как вдруг он остановил мои руки и отстранился.
— Я никогда этого не делал, — пробормотал он.
— Что ты имеешь в виду?
Он сжал мои руки в своих ладонях. На его лице было написано смущение, смешанное с испугом.
— Я никогда… — он поморщился, как от боли, — я никогда ни с кем не спал.
