что я Вас люблю немножко. И я хочу лунными пейзажами любоваться с Вами, а не с кем-нибудь другим.
В мае было написано примирительное стихотворение маме, а в начале августа папа уехал в Тарусу. Вот так просто, капризно и мило, бездумно и легко сумела Тоня разрушить нашу семью. А заодно и свою. Мама не читала этих писем. Она знала от Тони другую версию – о сильной, всепоглощающей страсти папы и о долгом и упорном ее сопротивлении.
С этими письмами я познакомилась спустя много лет, когда рассказ «Тетя Тоня» был написан и опубликован. Было мне больно и обидно за маму. И что же теперь делать? Не убирать же рассказ о тете Тони из книги. То, что там написано, правда – и мама, и мы с Андреем искренно ее любили.
Мама сама собрала папе чемодан, когда он, одержимый любовью, уезжал в Тарусу, где летом жила на даче семья Трениных. Но когда он ушел, она бросилась вслед, чтобы еще хоть издали его увидать. Доехала на трамвае до Курского, но в толчее вокзала не нашла его.
Через некоторое время она получила от папы короткое письмо:
Милая Марусенька.
Я еще не получил денег с киргизов[96], жду со дня на день. Завтра в Москву едет Володя Тренин хлопотать за меня. Как получу, немедленно вышлю половину тебе…
Зиму я буду жить здесь, так уж я решил, котя, так будет легче. Я тебя очень люблю потому, что любил тебя все 10 лет. В Москву я буду приезжать часто; будем с тобой друзьями, без этого мне будет плохо. Все, что вышло так странно – всему я виною, я это знаю, и мне горько, что я причиняю тебе боль.
Вот адрес: город Таруса, Московской обл., улица Шмидта, дом 9 Размахова. В.В.Тренину для меня.
Целую тебя нежненько, напиши мне немедленно. Целую кошек[97].
Арсений.
Осенью тридцать седьмого года Антонина Александровна и папа вернулись в Москву. Владимир Владимирович Тренин ушел из дома, сняв где-то комнату. Папа поселился на Партийном, а мама стала устраиваться на работу, чтобы прокормить себя и детей. Ради того, чтобы двое были счастливы, пятеро были ввергнуты в несчастье.
Итак, папа и Тоня впервые встретились вдвоем осенью тридцать шестого. Они гуляли по городу, проходили по Ордынке, и папа читал Тоне стихи. Шел дождь, и вокруг фонарей светились туманные круги.
То были капли дождевые,
Летящие из света в тень.
По воле случая впервые
Мы встретились в ненастный день.
И только радуги в тумане
Вокруг неярких фонарей
Поведали тебе заране
О близости любви моей…
«Бремя ревности и страсти», принятое Антониной Александровной, было нелегким. Во время войны папа написал ей: «…Я очень тебя люблю, и моя любовь будет с тобой навсегда, что бы ни случилось, уже не требовательная, а просительница. Я стал совсем другой теперь, я видел почти все, я стар[98]. Но я верю, что все будет хорошо».
Военные письма, а их тетя Тоня получила за два года более двухсот, полны нежности к ней. В них папа объясняется ей в любви не только в прозе, но и в стихах. В стихах, ставших классикой Тарковского.
Некоторые стихотворения, написанные для фронтовой печати, папа подписывал псевдонимом Я.Тонин, Я.Тонюшкин.
«Я простила Арсению Тоню, потому что это была любовь», – скажет потом мама. И еще – Тоня была добра. Она с самого начала хорошо к нам отнеслась и часто напоминала папе, что из полученного гонорара надо дать детям – ведь мама не подавала в суд «на алименты». После того как папа ушел к Озерской, мама и Тоня подружились. Их роднило многое, в том числе и любовь к папе, которого они одинаково понимали и чувствовали. Теперь они обе жалели его. Внешне они были разными. Мама любила простоту, Тоня была «дамой». Носила шляпы, модные платья и даже в бомбоубежище не могла выйти, не накрасив губы. «Граждане, воздушная тревога!» – район из-за расположенного там завода им. Владимира Ильича сильно бомбили. «Все бегут в бомбоубежище, а Тоня ищет губную помаду», – смеялась ее соседка. Тоня сама шила себе шикарные наряды. И пусть с изнанки швы не всегда были отделаны, костюм сидел на ней идеально, а высокие, по моде, плечи подымались вверх, словно крылья. Была в тете Тоне легкость, веселость, приподнятость над бытом. Недаром в письмах с фронта папа называл ее ласточкой. Она хорошо рисовала, фотографировала, писала стихи, которые нравились папе. Впрочем, ему нравилось в ней все…
После ранения в декабре сорок третьего года папа писал Антонине Александровне письма с просьбой забрать его из прифронтового госпиталя и перевезти в Москву. У него была самая тяжелая форма гангрены, газовая, жизнь находилась под угрозой. «Родная Тоня! Нужно немедленно выхлопотать разрешение мне на въезд в Москву. Если ты еще не выслала мне его, может быть, приедешь за мной в Калинин?.. Ради Бога, скорей, моя девочка. Я очень устал и хочу в настоящий госпиталь…»
Через Союз писателей с помощью Фадеева и Шкловского Антонина Александровна достала пропуск и привезла папу в Москву. В январе он уже лежал в Институте хирургии у Вишневского, и профессор сам произвел ему еще одну ампутацию. Потом жена ухаживала за ним дома. В квартире на Партийном не было никаких удобств, телефон, снятый в начале войны, так и не восстановили. Тетя Тоня делала папе перевязки, бегала за врачами, ездила по его делам, помогала составлять его первую книжку стихотворений. Папа после ранения находился в глубокой депрессии. Жена не раз приглашала к нему известного психиатра, профессора Бруханского.
В это время серьезно заболела дочь-школьница Антонины Александровны – после ангины у нее было тяжелое осложнение на сердце. В это сложное время и произошло знакомство Тарковских с Т.А.Озерской. Она вошла в дом как подруга Тони…
18 сентября 1946 года папа уезжает от жены. Он снова становится «бесплощадным» поэтом, снимает комнату в Плотниковом переулке.
В день развода с папой, в 1950-м, тетя Тоня пришла к Марии Сергеевне Петровых, веселая и красивая, как всегда. «Поздравь меня, – сказала она, – сегодня мы с Арсением развелись!» При этих словах она лихо выставила на стол бутылку водки – Тоня не хотела показывать свое горе. В суде на вопрос о причине развода папа сказал: «Мы не сошлись характерами – у нее хороший характер, у меня – плохой».
После того как папа ушел, Тоне
