Людовик повелел всему войску возблагодарить Господа за скорую победу, но развить успех не мог из-за разлива Нила, на несколько долгих месяцев обрекшего его на ожидание момента, когда воды реки спадут. В городских стенах всем крестоносцам места не хватало, так что изрядная часть армии встала лагерем под открытым небом, равно как и подкрепление, приведенное третьим братом Людовика – Альфонсо, графом де Пуатье. Коротая время ожидания, крестоносцы очистили главную мечеть Дамьетты и освятили ее как собор, а заодно поделили добычу между главными баронами и военными орденами. Людовик же отправил нарочных на Кипр за королевой, прибывшей в Дамьетту вместе с фрейлинами.
Тем временем, выше по течению, в Каире, султан Айюб тоже хлопотал о делах. Утрата Дамьетты ни за грош повергла его в такой гнев, что вожди отступников-бедуинов поплатились головами, а с ними заодно и все, кто дезертировал из города. Мамелюков он унизил настолько, что довел их до мятежа, и если бы не стремительность эмира Фахр ад-Дина в усмирении бунтовщиков, не миновать бы ему отсечения головы за приказ отступить из Дамьетты. Видя, что от армии остались только воспоминания, султан прибег к той же мере, что и его предшественник во время Пятого крестового похода, предложив обменять Иерусалим с прилегающими землями на Дамьетту. Однако Людовик, убежденный, что Богу неугодны какие бы то ни было сделки с язычниками, отверг предложение, едва дослушав его до конца. Дескать, сперва крестоносцы возьмут Каир и покорят весь Египет, а уж после будут диктовать условия.
К исходу пятого месяца стояния христиан в Дамьетте воды Нила пошли на убыль, но вместе с ними – и запасы провизии. Летний зной изнурял крестоносцев, а с ним – и некие болезни, распознать каковые они даже не могли. Жуанвиль сетовал, что христиане, как водится у любых солдат, пребывающих в праздности, предались пьянству и беспутству. Каирский двор объявил денежную награду за каждую христианскую голову, и на биваке что ни утро находили обезглавленные трупы жертв полночных мусульманских охотников поживиться.
Граф Петр Бретанский, выступивший с планом захватить портовый город Александрию, встретил горячую поддержку компатриотов, ведь тогда египтяне будут отрезаны от моря и атаковать Каир можно будет с воды сразу обоих рукавов Нила. План весьма здравый, но ему категорически воспротивился королевский брат граф д'Артуа, убедивший Людовика, что единственный достойный образ действий – двинуться прямиком вверх по течению на Каир. Единственной реальной преградой на пути сего замысла стал город-крепость Мансура, выстроенный специально как форпост столицы, но уж, конечно, победоносная христианская армия возьмет его без труда. Людовик отдал необходимые приказания, и крестоносцы приготовились к выступлению. Оставив в Дамьетте сильный гарнизон для защиты королевы, 20 ноября 1249 года Людовик повел свое войско вверх по дороге вдоль Нила.
Прослышав о начале похода, египетский полководец послал отряд легкой кавалерии изводить крестоносцев по пути, дабы замедлить их продвижение. Людовик же повелел не обращать на досаждающих иноверцев никакого внимания и ни под каким видом не покидать строй. А дневники Жуанвиля донесли до нас пример неповиновения тамплиеров: «…король повелел нам готовиться к выступлению, в то же самое время возбраняя всякому таковую вольность, чтобы напасть на обступившего нас недруга. Однако же случилось так, что когда наша армия выступила, и турки уразумели, что атаки тем опасаться незачем (ибо шпионы сказанных донесли, что король возбраняет таковую), оные, набравшись дерзости, устремились на храмовников, каковые шли авангардом. Некий из сказанных турков поверг рыцаря Храма на землю прямо под копыта коня, каковой пребывал под седлом брата Рено де Вишье, тогдашнего Маршала Храма. Узревши же сие, Маршал воззвал к своим братьям-храмовникам: «Ради Бога, зададим им жару! Я не в силах более сносить подобное!» С оными словами пришпорил коня, и все войско устремилось за ним вослед. Опять же сказать, наши кони были свежи, а таковые турков – измотаны; и посему, как я слыхивал, ни один из татей не избег, но все сказанные полегли». Нет никаких свидетельств того, чтобы король распекал своего друга де Вишье за сие опрометчивое, зато успешное неподчинение.
Христианнейшему королю было еще невдомек, что всего через три дня после его выступления египетский султан скончался. Не ведали о том и подданные самого султана, поскольку в Каире разыгралось диковинное и нелепое действо. Любимая жена султана Айюба – армянка Шаджар ад-Дурр («Жемчужные брызги») – прекрасно знала, какое замешательство и неурядицы всегда сеет смерть восточного властелина, каковые в годину заморского нашествия могут навлечь на державу погибель, и в сговоре со старшим евнухом утаила кончину султана, строго-настрого запретив кому бы то ни было входить в его покои. Наловчившись в подделке подписи покойного владыки, они издали его именем указ, назначавший эмира Фахр ад-Дина главнокомандующим и наместником султана вплоть до того часа, пока последний не оправится от недуга. Сей же документ удостоверял, что законным наследником трона будет султанов сын Тураншах. Сам Тураншах в то время пребывал весьма далеко, в долине Евфрата, посему к нему тайно отправили гонцов сообщить о смерти отца и понудить поторопиться в Каир. Долго скрывать труп было невозможно, и слухи о кончине султана все-таки просочились, но к тому времени Фахр ад-Дин и Шаджар ад-Дурр уже крепко держали правительство в руках, а Тураншах поспешал во дворец.
Дорога от Дамьетты до Мансуры длиной в шестьдесят шесть километров пролегала по восточному берегу Нила, но ее пересекали десятки проток самой разной величины. Самая широкая из них – Бахр ас-Сагир, преграждала подступы к Мансуре. Фахр ад-Дин расположил главные силы своего войска по ту сторону сего широкого потока, но при том послал небольшие отряды кавалерии досаждать христианам во время переправы через мелкие протоки, каковые можно преодолеть вброд. Тамплиеры, цепко державшиеся за право идти головной заставой, вступали в одну кавалеристскую схватку за другой, без труда рассеивая мусульманских всадников.
Седьмого декабря христианской армии предстояло переправиться через более широкую протоку, нежели обычно, и тут на нее налетел весьма крупный отряд египетских кавалеристов. Обычная стычка переросла в сражение. Крестоносцы одержали верх, но опьяненные победой тамплиеры, преследуя удирающих египтян, заехали чересчур далеко и вдруг оказались в окружении. Им пришлось с боем прокладывать себе путь обратно к христианскому войску, но король лишь слегка пожурил сих самоотверженных рыцарей, сражавшихся за него с таким пылом.
Две недели спустя крестоносцы добрались до широко раскинувшегося Бахр ас-Сагира. Противоборствующие армии выстроились вдоль берегов, глядя друг на друга и время от времени осыпая противника бранью. Полтора месяца они лишь переглядывались да перекрикивались. Однажды отряд египетских всадников сумел переправиться через Нил на ладьях и зайти к христианам в тыл, но Карл д'Анжу быстро отбил их нападение.
Переговорив со своими саперами, Людовик решил выстроить плотину через широкую протоку. Хотя найти строительный лес было трудновато, его набрали достаточно, чтобы соорудить защитный навес для землекопов. В ответ египтяне начали бомбардировать деревянный навес из катапульт бочками с пылающей нефтью и греческим огнем. Некоторые из христианских солдат, в том числе и приставленных к тушению пожаров, сильно обгорели, но король настаивал на продолжении работ. Затем египтянам пришла в голову еще более дельная мысль: пока крестоносцы, не покладая рук, строили плотину дюйм за дюймом, орда мусульманских землекопов подкапывала противоположный берег, так что ширина протоки оставалась неизменной. «Так свершилось, что в один день они порушили все, что мы сотворили трудами трех недель, ибо едва успевали мы перегородить русло с нашей стороны, как оные расширяли поток ямищами, понарытыми с ихней». Видя тщетность своих изнурительных трудов, христиане волей-неволей вынуждены были оставить их в канун Рождества.
Описанное Жуанвилем происшествие в стане христиан, случившееся через пару дней, заслуживает упоминания тем, что демонстрирует дисциплинированность и боеготовность тамплиеров: «В светлый день Рождества мы с моими рыцарями вкушали обед в обществе Пьера д'Аваллона. Покамест же мы трапезничали, сарацины, на полном скаку ворвавшись в наш лагерь, убили нескольких бедолаг, надумавших прогуляться в поле. Все мы бросились к оружию, но как ни проворны мы были, не поспели за радушным хозяином, ибо сказанный уже покинул стан, устремившись бить сарацинов. Поспешивши за ним, мы спасли его от супостата, каковой поверг сказанного на землю. Затем отнесли оного обратно в стан вместе с его братом мессиром де Валем. Тамплиеры же, явившиеся по тревоге, прикрывали наш отход славно и доблестно».
