почувствовал тот памятный аромат дома Сливинских, который ассоциировался у него со словом «уют».
– Уютно тут у тебя, – откашлявшись, уже тверже произнес он.
– Сакля как сакля, – махнула рукой Фаина. – Приют наш мал, зато спокоен. Ты-то, слышала, коттедж на «Сороковом» купил.
– Уже продал.
– Что так? Ой, извини, я кофейку. Будешь кофеек?
– Борщечку нет? – всплыл вдруг из памяти чудный вопрос.
– Почему же нет. Есть. Хочешь борщ? Правда?
– Да нет, спасибо. Это я так.
– Подожди минутку. Поставлю кофейник… Я Викторию как-то встретила… («Тесен мир», – подумал Гвазава) …и она мне рассказала о твоей покупке. С видом на озеро.
Савва посмотрел на нее, но в лице Фаины не было иронии или насмешки.
– Да, хороший был коттедж. С работой неудобно, пришлось продать.
– А где же сейчас ютишься?
«На ловца и зверь идет», – подумал Гвазава. Ему вдруг стало казаться, что вот так вот, с бухты-барахты, взять и пригласить Фаину на новоселье – будет выглядеть как-то ненатурально и натянуто.
– Да купил тут по случаю квартирку. Вот, на. Приглашаю тебя на новоселье. Придешь?
– Симпатичное приглашеньице. У Еремея делал? Ты смотри, адресок-то у тебя – на «пятачке». Славное место, славное. Поздравляю. Во сколько сбор? В два? Сейчас погляжу расписание. У нас на той неделе как раз занятия начнутся. Я в Гуманитарном университете. Филологию преподаю. Можешь поздравить меня – ВАК этой весной утвердил мою докторскую.
– Поздравляю, – сказал Савва.
– А скажи, Савва, с чего это ты вдруг надумал пригласить меня?
– Да ни с чего, – ответил Гвазава. – По старой дружбе.
– Я так и подумала. Да, у меня вторая пара, так что я свободна… Слышала, в Англии был?
– Угу. Пришлось вот на старости лет английский осваивать. Круг общения шире стал. В бизнесе надо английский знать. Как Филологу. Помнишь?
– У Филолога был несколько иной курс общения. Насколько я знаю, у всех деловых людей самая распространенная фраза: «Ваше предложение интересно». Представляешь, Филолог обращается к Оскару Уайльду или Байрону: «Сударь, ваше предложение интересно!» Или к Хемингуэю. Папа его просто убил бы, – Фаина засмеялась. – Что смотришь? Не мой папа. У моего такой шикарной бороды не было.
Фаина была все та же. Ничто ее не брало – ни годы, ни невзгоды, словно наелась где-то молодильных яблок. А заодно и стервозных. Савва отклонился вправо и посмотрел на себя в зеркало. Фаина улыбнулась:
– Тебе, Савва, височки уже припорошило. Это, говорят, от мудрости. А меня господь не сподобил, – вздохнула она и тоже погляделась в зеркало. – Правда, как будто и не прошло больше двадцати лет?
– Где бы я тогда набрался мудрости? – возразил Савва. – А вот ты действительно…
– Что? – выжидающе глядела на него Фаина.
– Все такая же. Юла!
– Знаешь, в чем мой секрет? Он очень прост. Я еще в шестнадцать лет решила, что не буду стареть. Вот и не старею. Но ты не переживай. Ты еще тоже о-го-го! Возле теплой стены постоишь – и как молодой. А? Как говорится, стар гриб, да корень свеж. Ладно, ты-то хоть обзавелся семьей? Ой, прости, забыла, у тебя вроде как была семья, где-то в горах, орлиное твое гнездо?
Гвазаву задели эти вопросы за больное место. «Эк тебя, – подумал он и посмотрел на диван. – Завалю сейчас…»
– Все, не буду, не буду! Прости. С лица даже сошел, бедненький. Прости, ради бога. Я думала, ты давно уже перестал на меня обижаться. Давай ликерчику вмажем! Абрикосовый – мой любимый. Мировую! – и она достала португальский ликер, и этим ликером достала его. Это был и его любимый ликер.
«Так чей же это вкус первичен, мой или ее?» – подумал потрясенный Савва. Иногда такие вот мелочи могут доконать даже такую крупную, но неустойчивую психику, как у Гвазавы. Сначала коттедж, теперь вот ликер. Интересно, что там еще припасла судьба, какую мину?
Однако после рюмочки сладкого ликера горький ледок между ними не растаял, и они, потрепавшись, как в старые добрые времена, ни о чем, с облегчением распрощались. Опомнился Савва уже возле гаража. (Когда Фаина сказала об орлином гнезде, в Гвазаве будто прожектор вспыхнул и сразу же высветил то безумное лето в горах. Как он тогда ревновал ее сначала к тому покойнику, потом к Мурлову, потом к партайгеноссе Блинову!) Сегодня Савва не смог даже смотреть телевизор и завалился спать, а Фаина ворочалась в постели до утра, вспоминая молодость, Филолога с Мурловым, отца. Царствие им всем небесное!
«Остаток жизни отдала бы, чтобы встретиться с вами хоть на часок», – думала она.
Проснулся Савва в пять утра и стал бродить по своим апартаментам. Включил телевизор, там с утра медведи лазили по деревьям. Спустя какое-то время Савва с удивлением поймал себя на том, что впервые в жизни не подумал о женщинах. «Однако хватит!» – покончил он с минутной слабостью. Для чичиковых слабости, даже минутные, как правило, плохо кончаются.
***
Наконец-то пришла и суббота. Уже час пополудни. Мальтийский крест накрыт на 16 кувертов. Пингвины в бабочках и бабочки в лосинах в готовности № 1. До начала церемониала они сосредоточились в лоджии, чтобы не резать глаза гостям. Как только Савва свистнет в трубку, тут же из ресторана возникнут горячие блюда. А закусочки уже истомились в ожидании падких до них рук и зубов, и напитки густеют в фигурных бутылках, и подпирает пробки французское шампанское.
Засвиристел «Panasonic».
– Да, – Савва нажал кнопку громкой связи.
– Але! Гвазав! Сав! Сенто! Салут! Это из Грызлы! Путчкин! – по-русски прокричал мистер Гризли, хотя собственно русским было одно только слово «это». Далее Гризли радостно сообщил Савве, что получил его факс, и вот он здесь, готов к утиной охоте. Просит прощения, что нагрянул без предупреждения, как снег на голову. Это сюрприз. Савва в последний день говорил, что любит сюрпризы.
– Ты где? – спросил Гвазава, чувствуя, что у него от сюрприза слабеют ноги. Принес же черт именно сегодня! Колонизатор!
– Я здесь! Здесь! В аэропорту! Ты сможешь приехать за мной?
– К сожалению, не могу. Важная встреча. Бизнес. Шестнадцать человек через сорок минут. Не успею. Я пошлю за тобой своего человека. Через полчаса, без десяти два, возле справочного бюро. Жди. Никуда не уходи. К тебе подойдет большой парень, лысый, в спортивном костюме. Его звать Ник. Он по-английски ни бум-бум.
– Вот и хорошо: а я по-русски ни бум-бум. Он скажет бум и я бум. Ха-ха!
Так, ровно два часа. В холле глухо пробили четырнадцать раз громадные, под потолок, часы из тихого бельгийского городка Шарлеруа. Привыкшие к размеренному ходу времени в Шарлеруа, они и
