— Еще! — потребовал Мэттью. — Я хочу, чтобы ты осталась совсем голой, чтобы я мог видеть тебя.
Медленно, словно загипнотизированная, Джессика подняла подол до талии. Теперь она была практически обнажена, обрывки верха не скрывали грудей, которые продолжала сводить легкая сладостная боль.
— Какая красота!.. — как бы про себя произнес Мэттью.
Он зарылся пальцами в золотистые завитки волос в развилке ног, одним пальцем раздвигая припухшие складочки и проникая внутрь. Лицо его было отрешенным, это казалось особенно странным после недавнего неистовства.
— Тебе нравится, правда, Джесси?
Вместо ответа она схватилась одной рукой за его руку, не давая убрать палец. Джессика не убрала руки и тогда, когда началось сладкое ритмичное движение, только чуть позже, когда последняя пуговица рубашки оказалась расстегнутой, рванула ее обеими руками в стороны, изнемогая от желания прикасаться тоже. Волосы на груди Мэттью были влажными и податливыми, мышцы под ними слегка двигались. Подол рубашки накрыл ласкающую руку. Резким движением Мэттью полностью разорвал ее.
— Что же ты, продолжай, — прошептал он, когда Джессика помедлила, коснувшись кромки бриджей. — Расстегни их… возьми в руки… тебе ведь и это нравится, я знаю!
— Нравится… — эхом повторила она.
Джессика не успела расстегнуть пуговки до конца, как он вырвался наружу и ткнулся ей в руки. Она еще никогда не видела его таким огромным. Это была пульсирующая огненная мощь! Удивительно, но на ощупь эта почти одушевленная плоть осталась нежной и странно напоминала стальной стержень, спрятанный в чехол из тончайшего шелка. Руки сами тянулись ласкать его, гладить и сжимать, и тихие стоны были ответом на ласку. Потом ладони мужа легли ей на ягодицы и стиснули их, словно пробуя на упругость. — Раздвинь ноги, Джесси!
Едва сознавая, что происходит, женщина повиновалась, раскрываясь для всего, что могло последовать. Вначале между ног оказались руки, как бы исследуя дорогу, еще сильнее раздвигая ее, потом Джессика ощутила проникновение, заполнившее ножны до отказа. Сильнейший толчок снизу сначала бросил се на стену, а потом оторвал от пола.
Его жестокая сила была такова, что Джессика закричала. Но вместо того чтобы противиться вторжению, тело само подалось вниз, насаживаясь на живой стержень, требуя больше, больше. Никогда не испытанное ранее безумное желание расплескалось волной, достигло самых отдаленных уголков. Она словно раскачивалась на невидимых гигантских качелях, и каждый маленький полет поднимал ее немного выше, туда, где ожидала безмерная, неописуемая сладость. Не сознавая, что делает, Джессика нашла приоткрытое сухие губы Мэттью и впилась в них, заглушая частое громкое дыхание. В унисон с толчками она погружала язык в горячие недра его рта, царапала ногтями плечи, приподнималась и с силой устремлялась навстречу. Все, что случалось до сих пор между пей и Мэттью, было прекрасно, но только теперь Джессика испытывала наслаждение сродни безумию. Она ничего не сознавала и едва помнила о том, чтобы дышать.
И это длилось, длилось и длилось… Мэттью был вне себя, ее муж, он был ненасытен и словно намеренно отдалял момент разрядки, чтобы отдать все силы без остатка. Смутно сознавая это, Джессика как бы зависла в бездне, полной сладости, ожидая, когда сможет разделить экстаз, к которому приблизилась.
— Я знаю… знаю, чего ты хочешь, — услышала она. — Я тоже этого хочу… сейчас, Джесси! Вместе со мной!
Эти слова стали толчком, подбросившим ее к испепеляющему солнцу. Джессика дала себе волю. Быстрый огонь пробежал по телу, сменившись коротким ознобом. Судороги неистовой силы разом сотрясли оба тела, горячая влага струйками потекла по коже, смешиваясь там, где они терлись друг о друга, прижимаясь изо всех сил. Может быть, она кричала в голос, а может быть, крик был беззвучен, но он длился, казалось, вечно.
Джессика не помнила, как оказалась на постели, — видимо, Мэттью перенес ее туда. Так или иначе, когда несколько минут спустя она открыла глаза, над головой виднелись фестоны полога. Джессика лежала поверх покрывала, нагая, удовлетворенная, как никогда прежде. Тело сладко ныло и казалось пустым, невесомым, груди болели от грубых ласк. Но она была одна. Мэттью исчез.
Как только эта мысль проникла в одурманенную голову, Джессика задрожала. Это был не холод, а страх. Мэттью был чем-то разгневан, когда вернулся, и вместо того чтобы заниматься с ним любовью, следовало выяснить, что случилось. Зачем, зачем она поддалась велению плоти, как это всегда случалось в его присутствии! Более того, на этот раз Джессика забылась совершенно, и, видимо, это было неправильно, иначе почему муж покинул ее?
Женщина прислушалась, надеясь уловить шорохи за дверью — знак того, что Мэттью у себя в комнате, но там царила зловещая тишина. Джессика робко спросила себя, куда он мог отправиться и почему решил оставить ее одну после того, что только что было. В эту ночь Мэттью был не похож на себя, казался буквально невменяемым… и ее довел до того же. Но безумие не оттеснило гнев, гнев оставался с ним и в момент страсти.
Джессика попробовала убедить себя, что ярость Мэттью не имела к ней никакого отношения. Ведь должна же быть какая-то иная причина? Может быть, ежегодная встреча прошла не лучшим образом, только и всего. Даже у самых хладнокровных людей случаются нервные срывы. Утром все разъяснится, Мэттью снова станет самим собой, почувствует себя лучше, и будет нетрудно поговорить о том, что случилось. Все будет хорошо…
Джессика почувствовала некоторое облегчение и даже мысленно разбранила себя за трусость. Это качество не было ей свойственно, но когда дело касалось Мэттью, она чаще всего не знала, как поступать. Нужно было с самого начала рассказать ему все. Придется заняться этим сразу с утра, поведать о письме брата, о его угрозах и требовании денег. Ну и, конечно, о том, что она предприняла по этому поводу.
Мысль о предстоящем разговоре разбудила тревогу, и Джессика снова рассердилась на себя. Ей придется рассказать все. Мэттью — ее муж, и, значит, она должна быть лояльной к нему, а не к Дэнни. Но какова будет его реакция на новость? — как муж поступит с маленькой Сарой? Ребенок с самого начала представлял собой определенную угрозу — угрозу разоблачения, теперь же положение усугубилось. Упорный шантаж Дэнни может дать Мэттью повод отослать Сару из Белмора. Джессика не думала, что до этого дойдет, но до конца не была уверена.
Она закрыла глаза, прислушиваясь к тяжелым редким ударам сердца. Завтра, повторяла она, завтра настанет новый день и прояснит обстановку. Утро вечера мудренее. Она наконец почувствовала, что продрогла, и забилась под одеяло, натянув его до самого носа и свернувшись калачиком. Сладкая пустота в теле все еще длилась; судя по ощущениям, на груди и бедрах вскоре должны проявиться синяки.
