Бридженс повернул к Пеглару бледное лицо. Теперь быстро темнело, и дул крепкий северо-западный ветер.
– Было время ужина, – продолжал Пеглар, – но капитан приказал матросам снова поднять к подволоку столы и всем сесть на палубу а не на бочонки, не на сундуки, а прямо на палубный настил, – а сам стоял перед ними, и офицеры, вооруженные пистолетами, толпились позади него. Он держал эскимоску за руку, словно собираясь швырнуть ее людям. Как кусок мяса шакалам. В известном смысле он так и поступил.
– Что вы имеете в виду?
– Капитан Крозье сказал команде, что, если они замыслили совершить убийство, они должны сделать это прямо сейчас… сию же минуту. Прямо здесь, на жилой палубе, где они едят и спят. Он сказал, что участвовать в расправе должны все – и матросы, и офицеры, – ибо убийство на корабле подобно раковой опухоли и поражает всех соучастников преступления.
– Очень странно, – сказал Бридженс. – Но удивительно, что это остановило людей, одержимых жаждой крови.
Пеглар снова кивнул.
– Потом Крозье велел выйти вперед мистеру Дигглу, стоявшему на своем месте у плиты.
– Ваш кок? – спросил Бридженс.
– Он самый. Крозье спросил мистера Диггла, что у них на ужин сегодня и что будет на ужин весь следующий месяц. «„Бедный Джон“, – ответил Диггл. – Плюс любые консервированные продукты, еще не протухшие и не ставшие отравой».
– Интересно, – заметил Бридженс.
– Затем Крозье спросил доктора Гудсера, который находился на «Терроре» в среду, сколько человек обратились к нему с жалобами на самочувствие за последние три дня. «Двадцать один, – ответил Гудсер. – И еще четырнадцать больных лежали в лазарете, покуда вы не вызвали их на собрание, сэр».
Теперь кивнул Бридженс, словно поняв, куда клонил Крозье.
– А потом капитан сказал: «Это цинга, ребята». За три года еще никто – ни врачи, ни капитан, ни даже матросы – не произносил вслух этого слова, – продолжал Пеглар. – «Мы заболеваем цингой, матросы, – сказал капитан. – Симптомы вам известны. А если неизвестны… или если у вас не хватает мужества думать об этом… вам нужно послушать сведущих людей». Затем Крозье велел доктору Гудсеру выступить вперед, встать рядом с девушкой и перечислить симптомы цинги. «Язвы, – сказал Гудсер. – Язвы и кровоизлияния по всему телу. Кровь из лопнувших сосудов собирается под кожей, течет из-под кожи. Течет из всех естественных отверстий тела – изо рта, из ушей, из глаз, из заднего прохода. Ригидность конечностей: ваши руки и ноги сначала болят, а потом теряют подвижность и перестают работать. Вы становитесь неуклюжими, как слепой вол. Потом выпадают зубы», – сказал Гудсер. Стояла такая тишина, что не было слышно даже дыхания пятидесяти мужчин, только скрип и треск корабля под давлением льда. «И когда начинают выпадать зубы, – продолжал врач, – ваши губы чернеют и растягиваются, обнажая десны. Как у мертвеца. Десны распухают и дурно пахнут. Вот причина ужасного зловония, исходящего от цинготного больного: десны гниют и разлагаются изнутри. Но это еще не все, – сказал далее Гудсер. – Ваши зрение и слух ухудшатся, ослабеют… и мыслительные способности тоже угаснут. Внезапно вам покажется в порядке вещей взять и выйти на пятидесятиградусный мороз без перчаток и головного убора. Вы забудете, как ориентироваться по сторонам света или как забить гвоздь. И ваши чувства не просто атрофируются, но восстанут против вас, – продолжал врач. – Если дать вам свежий апельсин, когда вы больны цингой, запах апельсина может вызвать у вас страшные судороги или в буквальном смысле слова свести с ума. Скрип санных полозьев по снегу может заставить вас корчиться от боли; выстрел мушкета может стать роковым.» «Эй, послушайте! – крикнул в тишине один из приспешников Хикки. – У нас же есть наш лимонный сок!» Гудсер лишь печально потряс головой. «Запасы сока подходят к концу, – сказал он. – И в любом случае, он уже не имеет особой ценности. По какой-то непонятной причине простые противоцинготные средства вроде лимонного сока утрачивают свои целебные качества через несколько месяцев. Сейчас, спустя три с лишним года, он практически бесполезен». И вот тогда наступила ужасная тишина, Джон. Вот теперь действительно стало слышно дыхание мужчин, неровное и частое. И от толпы исходил тяжелый запах – запах страха и еще чего-то. Большинство собравшихся там людей, включая значительную часть офицеров, в последние две недели обращались к доктору Гудсер у с ранними симптомами цинги. Внезапно один из сторонников Хикки выкрикнул: «Какое все это имеет отношение к нашему решению избавиться от эскимосской ведьмы, приносящей несчастье?»
Тогда Крозье выступил вперед, по-прежнему держа девушку, словно пленницу, по-прежнему словно собираясь отдать ее толпе на растерзание. «Разные капитаны и разные врачи испытывали разные средства предупреждения и излечения цинги, – сказал он. – Изнурительные физические упражнения. Молитва. Консервированные продукты. Но ни одно из этих средств в конечном счете не помогает. Какое единственное средство помогает в борьбе с цингой, доктор Гудсер?»
Тут все присутствующие повернули головы, чтобы посмотреть на Гудсера. Даже эскимоска.
«Свежая пища, – ответил врач. – Особенно свежее мясо. Недостаток каких бы полезных веществ в нашем рационе ни вызвал цингу, только свежее мясо способно излечить болезнь».
– И тогда все снова посмотрели на Крозье, – продолжал Пеглар. – Капитан вытолкнул вперед девушку. «Вот единственный на двух погибающих кораблях человек, который добывал свежее мясо осенью и зимой, – сказал он. – И она стоит перед вами. Эскимосская девушка… всего лишь девушка… но именно она знает, как находить, ловить в западню и убивать тюленей, моржей и песцов, в то время как ни один из нас не в состоянии даже отыскать звериный след во льдах. Что будет, если нам придется покинуть корабли… если мы окажемся на льду без запасов продовольствия? Она единственная из ста девяти оставшихся в живых человек знает, как добыть свежее мясо, чтобы выжить… и вы хотите убить ее?»
Бридженс улыбнулся, показав свои собственные кровоточащие десны. Они уже приблизились к ледяному откосу, ведущему на «Эребус».
– Да, пусть преемник сэра Джона человек незнатного происхождения, не получивший должного образования, – тихо сказал он, – но никто никогда не обвинял его – по крайней мере, при мне – в глупости. И насколько я понял, он сильно изменился после тяжелой болезни, случившейся с ним несколько недель назад.
– Полная трансформация, – сказал Пеглар, с удовольствием пользуясь возможностью употребить выражение, впервые услышанное от Бридженса шестнадцать лет назад.
– Как так?
Пеглар почесал замерзшую щеку над шарфом. Обледенелая рукавица громко проскребла по щетине.
– Трудно объяснить. Я лично полагаю, что капитан Крозье впервые за тридцать с лишним лет абсолютно трезв. Виски никогда внешне не сказывался на способностях этого человека – он превосходный моряк и офицер, – но алкоголь возводил своего рода преграду… стену между ним и миром. Теперь он здесь в большей мере против прежнего. Ничто не ускользает от его внимания. Я не знаю, как еще объяснить это.
Бридженс кивнул.
– Полагаю, всякие разговоры об убийстве ведьмы прекратились.
– Напрочь, – сказал Пеглар. – Матросы какое-то время даже выдавали эскимоске дополнительные галеты, но потом она опять исчезла с корабля – ушла куда-то во льды.
Бридженс начал подниматься по откосу, а потом повернулся. Очень тихим голосом, чтобы никто из вахтенных на палубе не услышал, он спросил:
– Что вы думаете о Корнелиусе Хикки, Гарри?
– Я думаю, он коварный маленький ублюдок, – сказал Пеглар, не потрудившись понизить голос.
Бридженс снова кивнул.
– Да, он такой. До меня доходили слухи о нем на протяжении многих лет, прежде чем я оказался в одной экспедиции с ним. В прошлом он имел обыкновение подчинять своей воле мальчиков, превращая практически в своих рабов. В последние годы, я слышал, он стал отдавать предпочтение мужчинам постарше, вроде этого идиота…
– Магнуса Мэнсона, – сказал Пеглар.
– Да, вроде Мэнсона, – сказал Бридженс. – Если бы Хикки заботился единственно о своем низменном удовольствии, у нас не было бы причин для беспокойства. Но этот маленький человечек гораздо опаснее, Гарри… гораздо опаснее, чем рядовой мятежник или злокозненный подстрекатель. Остерегайтесь Хикки. Не спускайте с него глаз, Гарри. Я боюсь, он может причинить большой вред всем нам. – Потом Бридженс рассмеялся. – Нет, вы только послушайте меня. «Причинить большой вред…» Можно подумать, мы все не обречены. Возможно, в следующий раз я увижу вас, когда все мы покинем корабли и двинемся по льду в последний долгий путь. Берегите себя, Гарри Пеглар.
Пеглар ничего не сказал. Фор-марсовый старшина снял рукавицу, потом перчатку и дотронулся замерзшими пальцами до замерзшей щеки вестового Джона Бридженса. Прикосновение было очень легким, и ни один из мужчин не ощутил его уже потерявшей на морозе чувствительность кожей, но и такого прикосновения было для них достаточно.
