Я толкнул в бок Орилласа:
– Что он говорит? Когда будем на месте?
– Может, завтра. А может – через три дня.
Я кивнул. Примерно так я и понял. Неясно лишь, отчего такой разброс. Что может замедлить наше продвижение втрое?
Скоро я это узнал.
* * *
Тень антиграва скользила по траве, всё больше и больше нас опережая. Вот уже вторые сутки мы плыли над саванной. Бамбуковые джунгли кончились в первый же день путешествия. Селение Коляшки располагалось на самой границе чащи. Древо древом, а забираться глубоко в лес люди не отваживались.
Альберт забеспокоился. В последнее время случалось это всё реже и реже: тревожность не-господина страха уходила. На этот раз причины для волнения были. Джаггернаут приближался к выжженному пятну.
– Что это? – спросил я у сына древа.
– Не что, а кто. Те, кто шёл до нас. Провозвестники порядка, – равнодушно ответил тот.
Упенька прикрикнул на котов, вздумавших баловать. «Запорожец» плыл мимо насаженных на колья мумифицированных трупов. От жара лучевого оружия почва спеклась в стеклянистую корку; дух смерти витал над этим местом. Ни птицы, ни звери не смели приближаться сюда. Над краем выжженного пятна висела оплавленная капля антиграва – раза в полтора крупнее нашего. Пространство под ним было усеяно кошачьими костями.
Стараясь казаться спокойным, я поинтересовался:
– Сколько же ты отправил экспедиций во имя порядка, Ориллас? Пять? Десять?
– Семь. Семь великих древяных походов. Те, кто здесь, – он указал на обгорелые трупы, – оказались нечисты. Игнисса и её слуги перебили их.
Он задумался, а потом сказал:
– Ты думаешь, порядок – это нечто ужасное? Ты ошибаешься. Я плохо помню детские годы. Но древо воспитывало меня в строгости и любви.
…Древо воспитывало его в строгости. Иначе оно не умело. Ориллас получал еду и питьё, а вместе с ними и знания – бесформенные, интуитивные. Зачастую оформленные в виде неясных грез. Когда Орилласа подобрали древянники, он многое узнал заново. Не выучил, а скорее вспомнил.
Его договор был прост: в обмен на силу и знания, он обязывался служить древу глазами, ушами и пальцами. А ещё – исполнять чужие желания.
Древянники хотели малого: вкусно поесть, хмельно выпить, сладко поспать и красно одеться. Иногда желания разнообразились местью. Юноши и девушки искали любимых. Люди зрелые – достатка. Старикам было всё равно.
А потом на древо набрели поселенцы из города. Познания древа в человеческой природе оказались однобоки и неполны. Ориллас не мог даже понять, чего от него хотят странные пришельцы. Тем не менее он старательно исполнял все желания.
По Терре Савейдж поползли слухи. О мальчишке из джунглей рассказывали разное: и хорошее, и дурное. Древо щедро одаривало соискателей, одаривало, не понимая. Взамен же брало их представления о жизни.
Появление Туландера совпало с порой цветения древа. Его желание оказалось последним. Древо сочло, что постигло человеческую природу, и новых желаний не исполняло.
Что такое счастье, оно не знало. Хорошенько обдумав всё, чего в разное время люди, оно создало свою концепцию порядка.
* * *
Полосатые кошачьи хвосты мерно покачивались среди серебристых метёлок. Море ковыля расстилалось вокруг. Редкие деревья казались островами, затерянными среди его волн. Надоедливо трещали крохотные птички в жёлто-сером оперении. От их воплей звенело в ушах.
Листва деревьев болезненно сверкала серебром; саванна переживала атаку местного паразита. Мимо одного дерева мы проплыли на расстоянии вытянутой руки. Листья покрывал белый налёт, а на ветвях скопились комки пены. При виде их сын древа затрясся от бешенства.
Я дважды пробовал вызвать его на разговор о древе, но оба раза неудачно. Ориллас всячески избегал этой темы. Вот и сейчас он что-то яростно фыркнул и отправился на корму антиграва – к спящим котам. Я за ним не пошёл. Ездовые коты – животные опасные.
Вечерело. В небе вспыхнули первые звёзды. Упенька тормошил спящих котов, ласково уговаривая их проснуться и сменить тех, что бежали весь день. Мы слезли размять ноги – все, кроме Орилласа. Хаала и Альберт о чём-то шептались, Шиона безучастно стоял рядом. Вдруг он очнулся от размышлений:
– Звёзды… Мужи древности говорят: «Звёзды суть пылающие шары плазмы». Их речам внемлет сама мудрость.
Я устало покосился на него. В последнее время философское настроение нападало на Туландера слишком часто. Сказывалась близость города.
– Нижайший помнит рисунок созвездий на Савейдж, – пояснил он. – Звёзды вон там и там, – указал пальцем, – лишние. Ничтожнейший думает, что это корабли.
– Корабли?
Симба утверждал, что система Терры для земного флота – лишь перевалочный пункт. Эскадры шли волнами; война перешла в решающую фазу.
Я нащупал сознание протея.
«У меня хорошие новости, хозяин. Лангедок взят!»
Сердце радостно забилось. Чёрт возьми! Земля Злого Демиурга – наша!
– Чему ты так веселишься? – ревниво покосилась на меня Хаала. – Между прочим, я хочу сказать тебе одну вещь.
– Что, Хаала?
– Нас преследуют. Альберт ноет больше обычного. Его корёжит от дурных предчувствий.
– С ним всегда так.
– Упенька говорит, коты тоже что-то чувствуют.
– Это серьёзно. Надо его расспросить.
Поговорить с Упенькой мы не успели. Не-господин страха закричал и бросился к нам, тыча пальцем в небо:
– Там! Там!
Мы задрали головы. Одна из «лишних» звёзд мигнула и распалась на две. К земле протянулась тонкая, почти неразличимая глазом нить.
– Ориллас! – закричал я. – Эй, Ориллас! Уходи с антиграва!
Деятельные аборигены ободрали с «запорожца» обшивку и электронику. А значит, с орбиты нас засечь – плёвое дело. Колония на Терре Савейдж принадлежит Чуму, а мафиозные колонии у любых разведок на дурном счету. Как отреагируют военные, найдя невесть чей антиграв на подозрительной планете?
Взорвут. Или захватят. На тахиограмму мы всё равно не ответим – нечем.
– Ори-и-илла-а-ас! Беги!
Кошки забеспокоились, зарычали. Упенька взмахнул удилищем, и антиграв помчался навстречу падающей звезде. Этого я не ожидал. Схватив Шиону за руку, я потащил его в сторону – подальше из опасной зоны. Сжечь нас могли ещё с орбиты, но не сделали этого. Значит, будет охота. Краем глаза я отметил, что Хаала и Альберт тоже бегут прочь.
Радостно, взахлёб завизжал Упенька. Завыли коты. Медитатор воздел руки к небу.
И началось.
Тягучие волны пошли от рук Медитатора. Они причёсывали серебристые пряди ковыля, заставляя их лечь ровными дорожками. Ведьмины круги. Сейчас это кажется абсурдом, но тогда я был уверен: окажись в небе облака, они бы легли красивыми концентрическими кругами – древесными кольцами мироздания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
