Он думал о ней постоянно. Проводя совещание, читая документы, перекусывая наскоро меж очередных переговоров. И лицо вице-президента банка то и дело расцвечивалось нежной, невпопад улыбкой, - к удивлению и беспокойству собеседников.
Каждое мгновение их тянуло друг к другу. Обычно встречались они у него на квартире. И едва Лика перепархивала через порог, в ореоле нежного запаха духов, Антон подхватывал ее на руки и, как когда-то в колхозе, принимался кружить. А вечером с тоской ждал неизбежного момента, когда она украдкой начнет коситься на часы, и счастье очередного дня начнет сходить на убыль. По окончании очередного свидания сам отвозил ее через всю Москву, на Коломенскую, заезжал с противоположной стороны "хрущевской" пятиэтажки. И еще долго они целовались в машине, не в силах расстаться. Будто добирали всё то, что упустили в юности.
Конечно, не каждый день удавалось встретиться. Тогда невозможность увидеться они компенсировали длительными, иногда за полуночь телефонными разговорами. Иногда она вдруг замолкала или переходила на шепот. А порой до него доносился ее раздраженный голос, куда-то в глубину:
- Что ты хочешь?..С кем- с кем? С любовником! Устраивает?
После этого на другой день Лика чаще всего выглядела раздраженной, ушедшей в себя. К тому же она мучительно страдала от необходимости скрывать их отношения от собственной, трепетно любимой дочери.
Существование незримого супруга угнетало и Антона. Хоть Лика и клялась, что от близких отношений с мужем отказалась с момента их встречи, и он ей в этом верил, проклятое воображение, вопреки воле, то и дело рисовало ее в руках другого в самых развратных позах.
Сам супруг, из обрывочных реплик Лики, представлялся Антону туповатым солдафоном - домостроевцем.
Изредка, по вечерам, когда не с кем было оставить Гулю, а муж уходил на ночное дежурство или отъезжал в очередную командировку, приходилось встречаться у нее.
В таких случаях Антон дожидался в машине, пока Лика уложит дочь спать. После ее звонка поднимался на лестничную клетку и, таясь от соседей, торопился проскользнуть в приоткрытую дверь квартиры, чтобы через полтора-два часа точно так же выскользнуть наружу.
В один из таких вечеров они нечаянно задремали.
Очнувшийся первым Антон скосился на будильник, показывавший половину двенадцатого ночи, и осторожно потряс прикорнувшую на его груди Лику:
- Извини, но ты уверена, что муж не вернется?
- Да какая разница? Муж - объелся груш, - со сна пробормотала она. Вздрогнула. - Мы что, заснули? Сколько?!
Она взметнулась над постелью:
- О Боже! Я совсем вышла из времени. Собирайся бегом! Он же тебя прибьет! Ведь с минуты на минуту с дежурства...
Не с минуты на минуту, а через минуту в двери провернулся ключ.
Незадачливые любовники судорожно метались по комнате в поисках разбросанных в спешке вещей. По счастью, пришедший сперва заглянул в спаленку спящей дочери.
Когда он добрался до дальней комнаты, оба были уже, хоть и наспех, одеты. Правда, Антон нацепил туфли на босу ногу, так и не разыскав носков. А Лика, не успевая натянуть платье, зашвырнула его в шкаф, а сама накинула махровый халат.
Дверь открылась. На пороге возник высоченный, под стать Листопаду, майор:
- Не спишь, Ликушка? Я тут в штабной столовой добыл...
Добродушно-усталое лицо его при виде незнакомца перекосилось. Губы подобрались в узкую неприязненную полоску.
Он перевел колючий взгляд на пунцовую жену. - Познакомься, - хрипло произнесла Лика. - Это Антон. Мой старый знакомый из Твери. Забежал вот...
Лицо майора исказило усмешкой:
- Ну, постель-то перед приходом старого знакомого могла бы убрать.
В сущности, говорить больше было нечего. Антон напружинился, готовясь защищаться и, если придется, защищать возлюбленную.
Майор постоял, покачиваясь, будто в прострации, с лицом, страдальчески перекошенным, не зная, на что решиться. Казалось, еще секунда, и затянувшаяся пауза разразится вспышкой неконтролируемого гнева. Лика, с поджатыми губами следившая за нервно подергивающейся щекой мужа, напоминающе ткнула пальцем в стену, за которой спала дочь.
Словно опамятав, тот с силой хлопнул себя по лбу: - Ах, черт! Совсем забыл. Мне ж в гараж срочно. Завтра дочку на дачу обещал вывезти, а у меня что-то с ремнем натяжения. Ну, рад был познакомиться. Вернусь часа через два. Должно быть, уже не застану. Ликушка, ты накорми гостя.
Круто развернувшись, он едва не бегом пролетел по коридору. Вновь хлопнула входная дверь. Опустошенная Лика опустилась на кровать:
- Уж лучше б избил. - По-моему, достойный мужик. Мне понравился, - честно признался Антон.
- Он всем нравится, кроме меня. Достал своим благородством.
- Зачем ты так?
- А как?! Я ему рога наставляю, а он терпит. Я - тварь, а он терпит. Мучается, стонет по ночам, а терпит.
- Может, любит?
- Конечно, любит. Но мне-то что с этим делать, если я сама еще девчонкой в тебя?.. - слезы сами собой обильно потекли по распухшим со сна щекам. Она интенсивно замахала руками. -Уходи, Антон. Пожалуйста! Хочу одна побыть.
- Когда мы увидимся?
- Не знаю. Во всяком случае, здесь - никогда.
После этого они не виделись неделю. Лика не звонила и не приходила. Звонить же ей домой Антон не решался.
Совершенно истерзанный неопределенностью, он подкараулил ее возле Дворца культуры.
- Надо поговорить, - потребовал он.
Не споря, Лика села в его "девятку". Они отъехали в глухой переулок. Остановились. Антон с любовью вглядывался в ее измученное лицо, припухлые веки над больными глазами. Провел пальцем по мягким, подрагивающим губам. И - будто плотину прорвал.
- Я больше так не могу, - забормотала она, давясь слезами. - Не могу врать дочери. Вы ж для меня самые дорогие, а для нее тебя будто и нет. А она-то чувствует, что маме плохо. Допытывается. А ты сам? Вот скажи, тебе все равно, что на ночь я остаюсь в квартире с другим мужчиной? Может, я тебе вру, что не сплю с ним, а? Может, как раз высший кайф вернуться от любовника и завести в постели ревнующего мужа? Не думал об этом?
У Антона пересохло в горле:
- Зачем ты так?
- А как?! Я не умею жить сразу с двумя мужчинами. Я ж себя проституткой чувствую.Сколько можно саму себя на разрыв испытывать! С этим надо что-то делать или я взорвусь. Имей в виду: либо я уйду от него, либо брошу тебя. Помяни мое слово, Антошка, - брошу.
Она зарыдала.
- Тогда перебирайся ко мне, - предложил Антон. Собственно с этим он и приехал.
Плач оборвался. Лика вскинула головку, жадно всмотрелась.
- А что? Места для двоих хватит, - Антон сделал разудалый жест. - Все равно ни тебя, ни меня такая жизнь не устраивает. Попробуем, что получится. А надоем, тогда уж и бросишь. Как говорится, - свободное решение. В ее радостно оживших глазах оставался только один, главный вопрос, - о дочери. Но ответить на него Антон не был готов. Сказать ей напрямую, что боится появления в своей холостяцкой квартире чужого ребенка, Антон, конечно, не решился. Малейшее подозрение, что восхитительная Гуля может кому бы то ни было показаться обузой, оттолкнула бы от него импульсивную Лику.
- Насчет Гули. Наверное, пусть пока с отцом поживет, - пробормотал он. - Не бросать же школу. В выходные будет у нас гостить. Заодно и ко мне попривыкнет. А там определимся. Но если вовсе не попробовать, ведь оба пожалеем. Так что скажешь, Ликушка?
- Что ж, попробуем, - Лика водрузила головку на плечо Антона.
На другой день она перебралась к нему.
Мы живем, под собою не чуя страны
То, что на "Возняковские минеральные удобрения" наскочили трейдеры Балахнина, Иван Листопад узнал сразу по приезде на завод. И известие это оказалось не из приятных.
За время, прошедшее после встречи в Сочи, куда преследуемый Иван примчался в 1988 году за защитой, Юрий Павлович Балахнин сильно заматерел.
В восемьдесят девятом он сделал то, от чего отказался "самостийный" Листопад, - создал один из первых в стране кооперативных молодежных банков - "Конверскредит".
С начальным капиталом помогли родные комсомол и партия. Они же не оставили своего первенца заботой на первых шагах, когда началась лихая распродажа державы. Те, кто еще недавно радел о сохранности общенародной собственности, первыми бросились ее расхватывать. Взахлеб, за бесценок, торопясь отхватить хоть что-то. Зажмурившись от собственной удали, ожидая тревожно по ночам, - когда же придут.
А вот Балахнин спал спокойно. Знал: кто мог бы придти, тот сам в доле. И - делился честно. Не крысятничал. За это получал новые возможности заработать.
Он поучаствовал в составлении первых внешнеэкономических контрактов, по которым в страну хлынул западный "неликвид", зато на счетах "Конверсии" осели внушительные суммы; в дисконтном списании долгов третьих стран в счет поставок оборудования, которое границ России так и не пересекло; в демпинговой распродаже оборонной техники.
