«Она зовет меня туда! – вздрогнув, сказала Гото. – Как охотно пошла бы я! Но что я буду делать при дворе короля, я, простая пастушка?!» И, вздохнув, она вошла в хижину. Там у пылавшего очага сидел старик Иффа, укрыв ноги медвежьей шкурой. Он казался гораздо старше и бледнее, чем в тот вечер, когда прощался с Адальготом.
– Сядь здесь, подле меня, Гото, – сказал он. – Вот молоко с медом. Пей и слушай, что я буду говорить… Наступило время, о котором я давно уже говорил тебе. Мы должны проститься. Я отправляюсь домой. Мои старые, усталые глаза едва видят твое милое личико. А когда я вчера хотел сам спуститься к источнику, чтобы зачерпнуть воды, у меня подкосились колени. Я понял, что близко конец. Я послал мальчика в Териолис с этим известием. Но ты должна присутствовать при том, как душа старого Иффы вылетит из его рта. Смерть человека – неприятно видеть, а ты еще не видела ничего печального. Никакая тень не должна падать на твою молодую жизнь. Завтра утром, раньше, чем пропоет петух, сюда придет храбрый Гунибад из Териолиса взять тебя. Он обещал мне это. Хотя раны его еще и не зажили, и он еще слаб, но говорит, что не хочет лежать в то время, как там внизу снова началась борьба с врагами. Он хочет идти к королю Тотиле в Рим. Туда же нужно идти и тебе с важным поручением. Пусть он будет твоим проводником и защитником. Привяжи к ногам крепкие подошвы из кожи. Твоя дорога далека. И Бруно, старая собака, пусть идет с вами. Возьми с собою также вот эту кожаную сумку. В ней шесть червонцев. Они остались еще от… Адальгота… от вашего отца. Но ты можешь расходовать их дорогой. Денег хватит тебе до Рима. Возьми с собою пучок душистого сена с горы Иффингера. Ночью клади его себе под голову, чтобы лучше уснуть. Когда ты придешь в Рим и войдешь в золотой дворец короля, в главную залу его, то посмотри, кто из мужчин имеет золотой обруч вокруг головы, и чьи глаза блестят кротко, как утренняя заря на вершине горы. Это и будет король Тотила. Ты склони голову перед ним, но не низко, и не опускайся на колени: потому что ты – свободное дитя свободного гота. Передай королю этот свиток, который я много-много лет верно хранил здесь. Это от дяди Варгса, который погребен там на горе.
С этими словами старик вынул один камень из стены, запустил руку в отверстие и достал оттуда сверток папируса, заботливо обвязанный и запечатанный.
– Вот, – сказал он, подавая его Гото: – храни его хорошенько. Я упросил высокого Гермегизеля, который жил там, наверху, написать это. Он поклялся, что будет молчать об этом, и сдержал клятву. Теперь он уже не может говорить: он погребен подле входа в церковь. Но ты и Гунибад – вы не умеете читать. Это хорошо. Было бы опасно для тебя и – для другого, если бы это стало известно ему и людям прежде, чем узнает кроткий и справедливый король то, что написано в этом свитке. Особенно береги его от вельхов. К какому бы городу ты не подошла, прежде чем войти в ворота, спроси стражу: не живет ли в нем Корнелий Цетег, префект Рима. И если тебе скажут «да», то как бы ты ни устала, какая бы ни была поздняя ночь, как бы ни жгло полуденное солнце, ты тотчас повернись и уходи без оглядки, пока три реки не лягут между тобою и человеком, которого зовут Цетегом. Не меньше, чем свисток, береги вот этот кусок старого золота.
Он вынул из углубления в стене половину широкой золотой медали, с уважением поцеловал ее и надпись на ней и дал внучке. – Она была получена еще от Теодориха, великого короля. А от него должна перейти моему дорогому, сыну Варгса. помни, она принадлежит Адальготу. Это лучшее наследство его. Другую половину медали и надписи я отдал мальчику, когда отправлял его. Когда король прочтет свиток, и Адальгот будет близко, – а он должен быть там, если послушал моего совета, – тогда позови Адальгота. Приложите обе половинки медали одну к другой и покажите королю. Он должен быть умен и ясен, и кроток, и проницателен, как луч солнца. Он поймет смысл надписи. А теперь поцелуй мои усталые глаза. Ложись пораньше, пусть сам Царь небесный и все его светлые очи – солнце, луна и звезды – охраняют тебя во время пути. Когда ты найдешь Адальгота и будешь жить с ним в маленьких комнатах душных домов, в узких городских улицах, и когда вам покажется слишком тесно и душно там внизу, тогда вспоминайте дни вашего детства здесь, на высокой горе Иффы. И это воспоминание укрепит вас, точно свежий горный воздух.
Молча, без вопросов, без противоречий, без страха слушала и повиновалась старику пастушка.
– Прощай, дедушка! – сказала она, целуя его глаза. – Благодарю за твою любовь и заботы. – Но она не плакала. Она не знала, что такое смерть. Она вышла за порог хижины и оглянула окрестные горы. Небо было ясно, вершины горы блестели, освещенные луною. – Прощай, гора Иффа! – сказала она. – И ты, Волчья голова! И ты, Голова великана. Прощай и ты, сверкающая внизу Пассара! Знаете ли вы? Завтра утром я покину вас всех! Но я иду охотно, потому что иду к нему.
Между тем Кассиодор и Юлий отправились по просьбе Тотилы в Византию. Через несколько недель они возвратились, но мира не заключили.
– Сначала переговоры пошли очень удачно, – говорил Юлий Тотиле в присутствии главнейших вождей. – Юстиниан был видимо склонен к миру. Оба великие полководца его – Велизарий и Нарзес – заняты теперь войною с персами, и у него нет средств вести в то же время войну в Италии, – рана ему и так обошлась очень уж дорого. Мы ушли от него вполне обнадеженные, что мир состоится. Вдруг вечером из дворца является раб с прощальными подарками, – знак, что переговоры кончены. Кассиодор, желая всей душой мира, сделал невозможное: добился у короля еще одной аудиенции, уже после принятия подарков. Но Юстиниан встретил нас сурово и заявил, что никогда не будет смотреть на готов Италии иначе, как на врагов, и не успокоится, пока не изгонит их оттуда.
– Что за причина такой быстрой и резкой перемены в нем? – спросил Тотила.
– Не знаю. Мы ничего не могли узнать. Разве только…
– Что? – спросил Тейя.
– Когда я вечером возвращался из дворца, мне встретились носилки императрицы, выезжавшая из-за угла. Я заглянул в них, и мне показалось, что там сидел…
– Ну? – нетерпеливо спросил Тейя.
– Мой несчастный друг, воспитатель, пропавший Цетег.
– Ну, едва ли, – заметил король. – Он, вероятно, утонул. Ведь его плащ нашли в воде.
– Вы все истинные христиане и не знаете, что дьявол не может умереть! – заметил Тейя.
– Но это мы узнаем после – сказал Тотила. – А теперь, друзья мои, слушайте. Вы слышали, что Юстиниан отказывается от мира. Но он воображает, что мы будем сидеть и ждать, пока ему удобно будет начать войну с нами. Покажем же ему, что мы будем опасными врагами для него. Он хочет изгнать нас из Италии! Хорошо, он увидеть готов снова, как во времена Теодориха и Алариха, в своей собственной земле. Но прежде всего – храните наше решение в тайне, потому что тайна – мать победы. Готовься, Юстиниан! Мы скоро явимся к тебе! Защищайся!
