Шеперд поднялся на ноги. Его глаза переполнял свет, когда он, пошатываясь, шел обратно и чуть было не сбил Вирджила с ног.
— Что стряслось? — спросил старик. — Еще одно видение?
— Нет. На этот раз кое-что другое… куда хуже, чем прежде… Геноцид. Массовое убийство. Конец дней… — сбивчиво объяснял Патрик. — Я не знаю. Каким-то непонятным образом я был там, но я был не я, а кто-то другой. И этот человек был непосредственным виновником происходящего…
Их обступили другие участники исхода.
— Не волнуйся. Мы со всем разберемся.
— Мне надо идти, — сказал Патрик.
— Куда идти? — спросил Паоло. — Я думал, что ты ищешь свою семью.
— Ищу.
Ветеран перевел взгляд с Вирджила на девочку. Свет потустороннего мира тускнел за ее спиной.
— Но сначала у меня есть небольшое дельце.
Восьмой круг ада
06:53
Душа девочки пребывала между болью сознания и темнотой его потери. Только присутствие троих хищников, обступивших свою добычу тесным кружком, мешало ей забыться.
Гави полулежала на столе. С нее стащили джинсы, и теперь они бесформенной грудой лежали на полу вокруг ее лодыжек. Ее била нервная дрожь. Тело покрылось гусиной кожей.
Они приближались. Они хотели ее убить.
Гави зажмурилась, но противный запах крема после бритья, которым пользовался Али Чино, настиг ее даже с закрытыми глазами. Сухопарый мексиканец встал перед ней, но девочка боялась открыть глаза. Она поперхнулась, когда Али Чино лизнул языком ей шею. Девочка затряслась как осиновый лист, когда лезвие его ножа коснулось шеи и замерло над блузкой. Мексиканец легким движением кисти срезал пуговицы одна за другой. Невольно отпрянув, Гави уперлась в Фарфарелло.
Сицилийцу было двадцать лет. Сорвав с девочки лифчик, он, стоя сзади, обхватил ладонями ее грудь. Руки у него были такими же грубыми и холодными, как его сердце. Впрочем, сицилиец и мексиканец не вызывали у нее такого ужаса, как третий мужчина. Они были шакалами, питающимися тем, что оставит для них настоящий хищник, вожак стаи.
Кагнаццо, желая первым изнасиловать девочку, оттолкнул Фарфарелло. Двадцатисемилетний колумбиец схвати Гави сзади и стащил с нее трусики. Он был настоящим психопатом. Это чудовище жило ради того, чтобы причинять другим страдания и боль. Гави Кантор закричала, когда покрытые волдырями руки вторглись в ее нежную плоть.
Колумбиец нагнулся вперед и прошептал на ломаном английском языке:
— Это быть больно… очень больно… Когда я закончить, я сделаю тебя моей пушкой…
У тринадцатилетней Гави Кантор не было больше сил. Ей незачем больше жить. В ее душе не осталось места ни для страха, ни для молитв — вообще ни для каких эмоций. Бабочку раздавило колесо грузовика. Последние часы существования обезличили ее, лишили прошлого и будущего.
Колумбиец прижал девочку к столу, готовясь к сопротивлению…
В комнате появился четвертый хищник…
Их трое и девочка… Ей лет двенадцать-тринадцать. Блузка порвана и забрызгана кровью. Нижняя часть тела обнажена. Девочка лежит животом на столе. Темные глаза насильников поприветствовали Шепа, когда он вошел в притон. Девочка закричала. Впрочем, и так все было предельно ясно.
— Это не твоя битва, сержант. Сейчас же покиньте здание!
— Не сегодня.
Кагнаццо, недоумевая, поднял голову.
— Какого хрена?
Глаза Патрика Шеперда расширились. Его ноздри затрепетали.
— Разве ты не узнаешь меня? Я — Ангел Смерти.
Протез со свистом рассек воздух. Искривленное лезвие располосовало горло Кагнаццо и вонзилось между четвертым и пятым шейными позвонками. Шеп ударом ноги откинул мертвеца прочь и сосредоточил все свое внимание на двух оставшихся в живых работорговцах.
Фарфарелло, бледный, словно привидение, перекрестился и бросился наутек.
Али Чино застыл, парализованный страхом. Забрызганное кровью лезвие, описав дугу, располосовало джинсы и отсекло тестикулы. Кастрированный мексиканец завопил от адской боли и повалился на пол, зажимая руками окровавленные «причиндалы». Ударившись головой о ножку стола, он потерял сознание.
Гави Кантор закрыла голову руками. Все ее тело дрожало.
— Кто бы вы ни были, умоляю вас, не делайте мне больно.
— Я тебя не обижу, — сказал Шеп.
Стянув капюшон, он показал свое лицо девочке.
Гави одевалась быстро, то и дело поглядывая на Патрика. Свечи отбрасывали дрожащий свет на его лицо.
— Я знаю вас… — наконец произнесла она. — Откуда я вас знаю?
— Ты вся дрожишь. Надень мою куртку.
Патрик снял с себя горнолыжную парку и протянул ее девочке.
— Меня зовут Патрик. Нам надо отсюда поскорее уходить.
Он обыскал мертвого колумбийца. За поясом у того оказался «смит-энд-вессон» сорок пятого калибра. Патрик забрал оружие.
— Они похитили меня… Они собирались… Господи…
Мужчина обнял девочку.
— Ш-ш-ш… Сейчас все в порядке. Я выведу тебя отсюда. Здесь еще есть девочки?
— Да. Их заперли в комнате. Там… дальше…
— Покажи, куда идти.
Бэттери-парк
07:04
Шеридан Эрнстмайер первой добралась до лестничной площадки одиннадцатого этажа. Пот градом катился по ее лицу под маской ребризера. Мышцы приятно ныли. Женщина остановилась и несколько секунд отдыхала. Она знала, что высокий уровень эндорфинов небесполезен при выполнении задания.
Повернувшись лицом к лестнице, женщина наблюдала, как Эрнест Лозано, отставая на два пролета, ковылял по ступенькам.
— Когда пожелаете, мистер Y-хромосома, — поддразнила она мужчину, — но лучше раньше, чем начнется конец света.
Ответа не последовало.
— Какой номер квартиры? Я сделаю работу сама.
— Сто вторая, — сказал Лозано. — Почему ты не предложила мне это девять этажей назад?
— Тебе не помешает лишняя физическая нагрузка. Становись мужчиной, а я пока займусь женой Шеперда.
Сжимая пистолет в руке, Шеридан рывком распахнула дверь пожарного выхода.
Квартира находилась близко от лестницы, вторая дверь слева. Женщина громко постучала.
— Миссис Шеперд! Откройте!
Она стукнула еще раз и приготовилась выбивать дверь.
Послышалось шарканье приближающихся шагов.
— Кто там?
Голос мог принадлежать женщине лет тридцати-сорока.
— Я состою на службе в армии, миссис Шеперд. Мне срочно надо переговорить с вами.
Шеридан поднесла удостоверение к глазку.
Засов отодвинули, и дверь открылась…
На пороге стояла темнокожая женщина лет тридцати двух во фланелевом халате.
— Беатриса Шеперд?
— Нет. Я Карен. Беатриса — моя мама.
— Ваша мама? — удивилась Шеридан. — Нет. Это невозможно. Ваш муж… Патрик… ему надо с вами поговорить.
— Я не замужем, — сказала негритянка, — а моя мама уже двадцать лет как вдова. Я думаю, что вам нужен другой человек. Вы ошиблись.
Она попыталась захлопнуть дверь, но ботинок Шеридан помешал ей.
— Вы лжете. Покажите мне удостоверение личности, — приказала убийца.
— Вам лучше уйти.
Шеридан направила пистолет в лицо негритянке.
— Вы ведь Беатриса?
— Карен, — послышался голос из темноты квартиры.
Шеридан оттолкнула хозяйку квартиры и вошла внутрь. В освещенной свечами гостиной на диване лежал человек.
Пятидесятисемилетняя Беатриса Элоиза Шеперд лежала в луже собственной крови. Тело женщины тряслось в лихорадке. Мерзкий темный бубон величиной с яблоко виднелся на шее, не прикрытой шелковой пижамой. Старуха одной ногой была в могиле… Теперь Шеридан окончательно удостоверилась, что перед ней не жена сержанта Патрика Райана Шеперда.
Убийца отступила, пятясь спиной, затем развернулась и вышла из квартиры.
В коридоре она столкнулась с Эрнестом Лозано.
— Где? Где жена Шеперда? — накинулся он с расспросами. — Я думал, что ты профи и справишься с делом, играючи.
Подняв девятимиллиметровое дуло, Шеридан Эрнстмайер, спокойная и даже умиротворенная, трижды выстрелила мужчине прямо в лицо. Кровь и осколки костей забрызгали маску ребризера с внутренней стороны.
— Ошибочка вышла, — произнесла она.
Переступив через труп, женщина поспешила вниз по лестнице пожарного выхода. Она наслаждалась тупой болью в ногах.
Круг девятый
Предательство
Это конец, моя прекрасная подруга.Это конец, моя единственная подруга.Нашим тщательно продуманным планам — конец,Всему, что имеет значение, — конец,Ни спасения, ни удивления… Всему конец…Я никогда больше не взгляну в твои глаза…
Группа «Дорз». Конец
Спиной к больному рву, мы шли равниной,Которую он поясом облег,И слова не промолвил ни единый.
Ни ночь была, ни день, и я не могПроникнуть взором вдали окоема,Но вскоре я услышал зычный рог,
Который громче был любого грома,И я глаза навел на этот рев,Как будто зренье было им влекомо.
В плачевной сече, где святых бойцовВеликий Карл утратил в оны лета,Не так ужасен был Орландов зов.
И вот возник из сумрачного светаКаких-то башен вознесенный строй;И я «Учитель, что за город это?»
«Ты мечешь взгляд, — сказал вожатый мой, —Сквозь этот сумрак слишком издалека,А это может обмануть порой.
Ты убедишься, приближая око,Как, издали судя, ты был неправ;Так подбодрись же и шагай широко».
Данте Алигьери. Ад
21 декабря
