Все пело и ликовало внутри Вовки, просто от одного знания, что где-то на этом свете есть Даша. Сердце Тараканова было переполнено нежностью и распахнуто настежь, из него струились водопады тепла и ласки. Стоило Вовке подумать о девушке из далекого Казахстана, как накатывал сильнейший Поток, и тело разогревалось, как печка.
Вовка с Дашей писали друг другу по электронной почте (пока Вовка был в Москве) и регулярно перебрасывались SMS-сообщениями с мобильного. Даша, как и предполагал Тараканов, держалась, как настоящий воин. Она не страдала из-за разлуки, а испытывала те же чувства радости и благодарности за, что такая Любовь есть в ее жизни. Девушка писала Вовке изумительно нежные и светлые письма. О том, что сердца их связаны невидимой нитью. О том, что она встает и ложится с мыслями о Вовке, и мысли эти окрашены радостью. О том, что даже если все завершится прямо сейчас, она все равно будет счастлива.
За день до отъезда Тараканова в Англию Даша прислала ему стихотворение удивительной силы:
Твоей мне не нужно свободы…Её, как пламя,Как воду,Удержишь разве в руке?Мужчины крылатой породыНе ходят на поводке.Прощаться — такая морока,Не будет ни слёз, ни упреков,Лети себе — добрый путь!Я знаю, сперва одинокоМне будет.Ну что же, пусть.Стерплю,И глядеть привыкнуБез грусти на небеса,При встрече тебя не окликну,Предчувствуя, что ты самРазлуки не выдержишь долго:Придешь, постоишь за порогом,И, сбросив свои крыла,Войдешь с виноватым вздохом:«Ты правда меня ждала?»…В тот же вечер Вовка отправил Даше ответный стих:Счастье рвется наружу,Мир танцует и поет,Любовь его вихрем кружит,Меня увлекая в полет.Я не верю, что так бывает.Неужели все это со мной?Сердце в груди замирает,А может это сон мой?Разыграна пьеса по нотам,Я всем кричу: «Браво! Бис!!!»Я на вершине блаженства,Мгновенье, Остановись!!!А, впрочем, беги себе дальше,Ведь прошлого не вернешь.Раскрыто сердце настежь,В нем пробудилась Любовь!И спрятать ее невозможно,Обратно замуровать.Теперь одним стало больше,Кто будет мир освещать,Хотя бы одно мгновенье…
За два дня до окончания слета к русской тусовке присоединился Тим Кармахакер, чудик, сочиняющий электронную психоделическую музыку и живущий в Лондоне, центре мировой трансмузыкальной культуры. Тимка раньше жил в Москве и бывал на семинарах Болеслава.
Кармахакер предложил Вовке пожить несколько дней в его лондонской квартире, пообещав показать свои места силы.
В день отъезда Тараканов проснулся рано и, увидев на западе наползающие синие тучи, быстро собрался. Убрав рюкзак под навес, Вовка зашел в шатер на прощальные танцы. Солировал Джонни. После трех танцев народ быстро разбежался, ибо грянул сильнейший ливень. Вовка остался в шатре. Потоки воды хлестали по крыше, порывы завывающего ветра раскачивали шатер так, что казалось, сооружение вот-вот рухнет. В шатре разлилась огромная лужа, и лишь небольшой островок земли оставался сухим.
Дождь поливал долго, и Тараканов успел попрощаться с Амигой и колумбийками, которые на машине общительного шотландца, прозванного русскими Дунканом Маклаудом за внешнее сходство с Горцем, отбывали к нему в гости, в край холмов, виски и клетчатых юбок.
Между тем Нурик сгонял в дом фермера, чтобы вызвать такси до Бридпорта. Когда прибыло такси, дождь немного ослабел. Нарайян, Вовка и Тимофей, загрузив рюкзаки, забрались в машину. Тараканов с Кармахакером активно такали, и по прибытии на станцию дождь прекратился, сменившись ярким солнцем.
Лондонский поезд отправлялся через час с небольшим, и путники двинулись в привокзальный паб, перекусить. Паб, сверкавший чистотой, поразил путешественников идеальным порядком. Внутри было тихо, седой джентльмен в уголке читал газету и попивал кофе со сливками, оттопырив мизинчик.
Когда промокшие путники в сапогах и кроссовках, облепленных грязью, ввалились в паб, чопорный бармен, облаченный в безукоризненно белую рубашку и черную бабочку, отвлекся от надраивания бокалов, медленно поднял на гостей взгляд и важно приветствовал их на изысканном аглицком:
— Good morning, gentlemen!
— Hi, guy!? — клюнув горбатым шнобелем и махнув рукой, небрежно бросил взлохмаченный Нурик, одетый в те же пестрые лосины, в которых прибыл в Москву, только в ошметках грязи, ту же выгоревшую футболку, обтрепанную на шее, и некогда белые кроссовки.
Вовка прыснул со смеху. Через минуту денди беседовал с гаем, как с закадычным приятелем. Тараканов подивился, наблюдая, как мгновенно Нурик располагает к себе людей, даже таких напыщенных, как этот классический англичанин.
В поезде вся троица сладко подремывала. За полчаса до прибытия Нарайян встрепенулся и принялся выспрашивать у Тимки его адрес и названия ближайших к нему станций метро. Потом он куда-то испарился. Возникнув вновь, Нарайянчик, возбужденно жестикулируя, заявил, что лучше выйти не на вокзале Ватерлоо, а на несколько остановок раньше, чтобы не делать крюк. Там можно пересесть на другой поезд, проехать одну остановку и тогда они окажутся на станции метро «Tooting Broadway», рядом с которой находился дом Тимофея.
Благодаря ушлому маэстро путники сэкономили пять фунтиков и добрались до Тимкиного жилища быстрее, чем предполагали. Вовка поделился с Кармахакером выводом, что жизнерадостный и гибкий Нурик может обаять кого-угодно, и в любой ситуации будет чувствовать себя как рыба в воде.
Поужинав с русскими друзьями, Нарайян горячо попрощался с ними и укатил в аэропорт — вечером он улетал в Мексику, на танцевальную тусовку.
ГЛАВА 13. ЛОНДОН
Домашняя студия Тимки
Утро следующего дня выдалось солнечным, веселым, под стать Вовкиному настроению. Невесомые пылинки игриво кружились в лучах ласкового света, пронизывающего комнату Кармахакера. На душе у Вовки было тепло и радостно, как будто внутри него включилось маленькое солнышко. В голове мелькали обрывки последнего сна, в котором Тараканов проводил сложный танец с изумительно нежной мелодией и летящими движениями, сочиняя его на ходу.
Вовка лежал на продавленном кожаном диване в просторной комнате с высоким потолком. Несмотря на свои размеры, комната казалась тесной из-за царившего в ней страшного беспорядка. На полу бесформенной грудой валялись мотки пыльных проводов, микрофоны и всевозможные шнуры с закругленными металлическими наконечниками. У стены напротив стояли массивные колонки и огромный стеллаж с лазерными компактами и мини-дисками, которыми было усеяно все помещение, особенно круглый полированный столик посреди комнаты. На длинном столе вдоль стены стояли компьютер, несколько синтезаторов и прочая аудиоаппаратура, назначение которой Тараканову было неведомо. Кроме того, везде были разбросаны дискеты, видеокассеты, книги с русскими и английскими названиями.
За компьютером вполоборота к Вовке, раскачиваясь в такт музыке, сидел Тимка, в крутых профессиональных наушниках. Он был моложе Вовки, среднего телосложения, с густой гривой каштановых волос. Тараканова Тимофей не замечал, поглощенный творческим процессом. Вовка выглянул в большое окно справа, сквозь которое падали косые лучи солнца. Окно выходило во двор, и с высоты пятого этажа открывался очаровательный вид на ухоженные домики с оранжевыми черепичными крышами, окруженные лиственницами, каштанами и цветущими кустарниками.
