пиджака конверт.
По мере того как он читал, лицо его все мрачнело. Потом он протянул тоненький листок мне:
— Вот еще одна женщина, сраженная горем!
Почерк был неразборчивый, видно, писали в страшном волнении.
«Дорогой мосье Пуаро!
Если это письмо дойдет до Вас, умоляю прийти на помощь. Мне не к кому больше обратиться. Жака надо спасти во что бы то ни стало. На коленях умоляю Вас помочь нам.
Марта Добрэй».
Глубоко взволнованный, я вернул ему записку.
— Вы поедете?
— Немедленно. Надо заказать автомобиль.
Не прошло и получаса, как мы завидели виллу «Маргерит». Марта вышла встретить нас и повела в дом, вцепившись обеими руками в руку Пуаро.
— Ах, наконец-то вы приехали… Как вы добры! Я просто в отчаянии, не знаю, что и делать. Меня даже не пускают к нему в тюрьму. Я так страдаю. Просто с ума схожу. Они говорят, что он не отрицает своей вины. Это правда? Но ведь это безумие, не может быть! Он не мог убить отца. Никогда этому не поверю.
— Я тоже не верю в это, мадемуазель, — мягко сказал Пуаро.
— Тогда почему он ничего не говорит? Не понимаю!
— Возможно, он выгораживает кого-то, — заметил Пуаро, пристально глядя на девушку.
Марта нахмурилась.
— Выгораживает? Вы думаете, свою мать? Ах, я с самого начала подозревала ее. Кто наследует все огромное состояние? Она. Ей ничего не стоит, облачившись в траур, лицемерно разыграть неутешное горе. Говорят, когда Жака арестовали, она упала, вот так!
И Марта, закатив глаза, сделала вид, что теряет сознание.
— Уверена, мосье Стонор, секретарь, помог ей. Они давно спелись, эта парочка. Правда, она старше его, но какой мужчина посмотрит на это, если женщина так богата!
В ее тоне слышалось ожесточение.
— Но Стонор был в Англии, — заметил я.
— Это он так говорит, а что было на самом деле?
— Мадемуазель, — терпеливо начал Пуаро, — если мы беремся помогать друг другу, мы должны быть искренни. Во-первых, я хотел бы задать вам один вопрос.
— Да, мосье?
— Известна ли вам настоящая фамилия вашей матери?
Марта с минуту смотрела на него в оцепенении, потом, уронив голову на руки, разразилась слезами.
— Ну-ну, — сказал Пуаро, касаясь ее плеча. — Успокойтесь, дитя мое. Вижу, вы все знаете. А теперь второй вопрос: известно ли вам, кто такой был мосье Рено?
— Мосье Рено? — Она отняла руки от лица и недоуменно посмотрела на Пуаро.
— А! Этого, кажется, вы не знаете. А теперь выслушайте меня внимательно.
И он принялся рассказывать ей, как рассказывал мне в день нашего отъезда в Англию. Марта слушала, затаив дыхание. Когда он умолк, она глубоко вздохнула.
— Удивительно… великолепно! Вы самый великий сыщик в мире!
И с чисто французским пристрастием к театральным эффектам она живо соскользнула с кресла и опустилась перед ним на колени.
— Спасите его, мосье! — воскликнула она. — Я так люблю его! О! Спасите его, спасите!
Глава 25
Неожиданная развязка
Наутро мы присутствовали при допросе Жака Рено. Я был поражен, как сильно он изменился за такое короткое время. Щеки у него ввалились, под глазами легли глубокие темные круги, лицо было осунувшееся и изможденное. Казалось, он не спал несколько ночей подряд. При виде нас он не проявил никакого интереса.
— Рено, — начал следователь, — вы отрицаете, что были в Мерлинвиле в ночь, когда было совершено убийство?
Жак поначалу ничего не ответил, потом забормотал с жалким и растерянным видом:
— Я… я… уже говорил вам, что был в… Шербуре.
Следователь нетерпеливо обернулся:
— Введите свидетелей.
В тот же миг двери отворились и вошел человек, в котором я узнал носильщика Мерлинвильского вокзала.
— Вы дежурили в ночь на седьмое июня?
— Да, мосье.
— Вы видели, как прибыл поезд в одиннадцать часов сорок минут?
— Да, мосье.
— Посмотрите на арестованного. Узнаете ли вы в нем одного из пассажиров, высадившихся из этого поезда?
— Да, мосье.
— Не ошибаетесь ли вы?
— Нет, мосье. Я хорошо знаю мосье Жака Рено.
— Не путаете ли вы дату?
— Нет, мосье. Ведь на следующее утро, восьмого июня, мы узнали об убийстве.
Потом ввели еще одного станционного служащего, который подтвердил показания носильщика. Следователь снова обратился к Жаку Рено:
— Эти люди без колебаний опознали вас. Что вы можете сказать?
Жак пожал плечами.
— Ничего.
— Рено, — продолжал следователь, — узнаете ли вы это?
Мосье Отэ взял что-то со стола и протянул арестованному. Я вздрогнул — это был хорошо знакомый мне нож.
— Извините! — воскликнул адвокат Жака, мэтр Гросье. — Я требую, чтобы мне дали возможность поговорить с моим подзащитным, прежде чем он ответит на этот вопрос.
Однако Жак Рено не обратил ни малейшего внимания на протест мэтра Гросье.
— Конечно, узнаю. Этот нож я подарил матушке в память о войне.
— Не скажете ли вы, имеется ли второй такой нож?
Мэтр Гросье снова хотел было разразиться тирадой, но Жак даже не взглянул на него.
— Насколько мне известно, нет. Форму его я придумал сам.
Тут даже у следователя челюсть отвисла. Казалось, Жак сам рвется навстречу смерти. Я понимал, разумеется, что для него сейчас самое важное — ради безопасности Беллы скрыть, что есть второй такой нож. Покуда считается, что в деле фигурирует только один нож, на девушку едва ли падет подозрение. Он рыцарски защищал женщину, которую любил прежде. Но какой ценой! Тут только я понял, сколь легкомысленно поступил, поставив Пуаро перед почти неразрешимой задачей. Как можно снять подозрения с Жака Рено, не открыв всей правды?
Мосье Отэ снова заговорил, на этот раз с особенной язвительностью:
— Мадам Рено показала, что в тот вечер, когда было совершено преступление, этот нож лежал у нее на ночном столике. Но мадам Рено — мать! Думаю, вас не удивит, если я сочту весьма вероятным, что мадам Рено ошиблась и что, может быть, случайно вы прихватили нож с собой, когда уезжали в Париж. Не сомневаюсь, что вы попытаетесь мне возразить…
Я заметил, как у Жака судорожно сжались кулаки закованных в наручники рук. На лбу у него выступили капли пота, и он, сделав над собой страшное усилие, хрипло выдавил:
— Я не стану вам возражать. Это могло быть и так.
Все присутствующие оцепенели. Мэтр Гросье вскочил с места:
— Мой подзащитный перенес нервный шок! Я считаю, что он не способен отвечать за свои слова. Прошу зафиксировать…
Следователь раздраженно прервал его. На миг мне показалось, что и он сомневается, в своем ли уме арестованный. Да, Жак Рено явно обрекал себя на гибель. Мосье Отэ подался вперед
