– Дядя Нечай? – услышал он сверху, – Дядя Нечай!
– Я это, я.
– Мне нельзя сюда. Иначе…
– Идите в ту комнату, где темно! И не выходите на свет!
– Держи!
По ступенькам скатилось что-то и глухо звякнуло у Нечая под ногами. Он нагнулся и нащупал обломок сабли – ржавый, зазубренный, но вполне крепкий, чтоб отбиваться от осиновых кольев.
– Держи еще!
На этот раз Ероша кинул кинжал – тоже ржавый, с обломанным кончиком, но из крепкого, толстого железа.
– Тут больше ничего нет! Нам же не нужно… – словно извиняясь, сказал мальчик.
– Спасибо! Уходи отсюда! В комнате закройтесь, засов задвиньте, столом дверь подоприте!
Обломок сабли Нечай сунул за пояс рубахи, а нож зажал в руке, когда снизу послышалась ругань и крики:
– Ату! Ату его! Пошел, Желтобрюхий! Пошел! Ату!
Вожак, изрядно стукнутый об стену, скулил и подвизгивал.
– Пошел! Ну? Пошел!
– Не умеешь! – громко крикнул Туча Ярославич, и выдал длинную и оглушительную матерную тираду. Собаки залаяли ему в ответ и рванулись по лестнице вверх. Вслед за ними, подбадривая их руганью, начал подниматься кто-то из людей.
На этот раз псы были смелей, чувствуя за спиной человека: два выжлеца с рыком кинулись Нечаю в ноги, но одного он отбросил сапогом, а второго, подняв за шиворот, снова кинул в стену, только на этот раз с гораздо большей силой: вместо визга раздался странный звук, похожий на короткий выдох.
– Туча Ярославич, тут вообще ни черта не видно, и узко – еле пролезаю! – сквозь лай донеслось до Нечая.
Собаки напирали друг на друга, но ничего, кроме сапог, достать не могли – ступени оказались для них слишком крутыми. Нечай отшвыривал их вниз – ржавый нож в руке только мешал: он и его затолкнул за пояс. Влажно щелкали зубы, рык сливался с лаем, визгом и тяжелым дыханием.
– Давай, пролезай! – крикнул снизу боярин, – Ату! Ату, вашу мать!
Его крик придал собакам уверенности: и те, что успели скатиться вниз, снова кинулись в атаку. В темноте псы видели лучше Нечая – пару раз клыки достали его голые руки, один повис на мохнатом рукаве, но Нечай избавился от хватки, шарахнув собаку о ступеньки под ногами. У гончаков не было ни единой возможности прорваться: он просто перегородил собой проход и пинал их в рычащие, оскаленные морды. Стоило им подняться на одну ступеньку с ним, и он хватал их руками за холки, за уши, за брыли, и бросал вниз. Их тут же сменяли другие, толкавшиеся сзади: и Туча Ярославич, и молодой боярин, стоявший за их спинами, подзадоривали псов криками, да те и сами злобились, оттого что не могли достать добычи.
– Пусти меня, боярин! – послышался срывающийся, задыхающийся крик: к башне подоспел выжлятник, – ну куда, куда гончаков на этих чудищ! Перережут! Всю свору перережут!
– Не твоя свора! – рявкнул в ответ Туча Ярославич.
– Жалко ж! Хорошие собаки!
Боярин только гикнул, посылая псов вперед. Тут Нечай поднял собаку за уши, и та оглушительно завизжала: он хряпнул ее о ступени под ногами, и визг сменился хрипом.
– Я сам, я сам вместо них пойду! Ну что ж ты делаешь, боярин! Пусти меня! Им одним не справится!
– Да не пройти там вдвоем!
– Пусть Елисей Петрович спустится!
– Лешка! Слезай! Ерема пойдет! С тебя там никакого проку.
Собаки тут же ослабили натиск, стоило молодому боярину развернуться к ним спиной, некоторые устремились за ним. Нечай шикнул на остальных, и те в нерешительности замерли на пару ступеней ниже, продолжая заливисто лаять.
– Желтобрюх! Желтобрюх! – крикнул выжлятник, – черт, тут с колом не развернуться!
Раздался треск сломанной палки – Ерема укоротил кол. Нечай немного передохнул и собрался с силами: выжлятник ему не соперник, даже вместе со сворой. Не резать же его ножом?
Ерема не уськал собак, а проталкивался между ними, дыша так шумно, что Нечай знал о каждом его шаге. Но псы почувствовали в нем любимого хозяина и сами пошли вперед. Теперь Нечай ждал удара колом и не нагибался, отбиваясь от них ногами. Какая-то тварь впилась в коленку, и он оглушил ее ударом кулака в лоб, сверху вниз.
– Убью! – прошипел выжлятник, развернувшись на площадке лицом к Нечаю. Не боец – не предупреди он Нечая, тот мог бы и пропустить в темноте удар, нацеленный в грудь. А так ему оставалось только прижаться к стене и ухватить мелькнувший в темноте кол обеими руками. Он с легкостью вырвал его из рук Еремы и с хрустом сломал об колено.
– Убью! – повторил тот и прыгнул вверх. Нечай наугад ударил кулаком в темноту и не промахнулся: выжлятник повалился навзничь, на спины собак. Клыки снова достали ногу повыше сапога – пес, рыча, мстил за своего хозяина. Нечай и его оглушил кулаком. Выжлятник, кряхтя, поднялся и опять пошел на Нечая, хлюпая носом, и собаки рванулись наверх. На этот раз Нечай ударил сильней – его разозлили собачьи укусы и упрямство парня. Тот отлетел к стене и, похоже, стукнулся головой. Псы снова нерешительно замялись и заскулили.
К башне подтягивались дворовые – Нечай слышал шум голосов внизу, и, наконец, боярин догадался отозвать свору, убедившись, что толку в ней нет никакого. Выжлятник оклемался со стоном: за ним пришлось подняться кому-то из мужиков. Двоим на лестнице было не разойтись, и Нечай отдыхал, пока они разбирались с псами и расчищали дорогу: похоже, он серьезно зашиб не одну собаку. Зато он успел запахнуть полушубок и подпоясаться, переложив оружие за пояс полушубка.
Гораздо тяжелей пришлось, когда боярин послал наверх дворовых. Конечно, подойти вдвоем они не могли, но пропихивали колья над плечами друг у друга, и толпились так тесно, что сбросить их вниз у Нечая не хватало сил – те, что стояли на площадке, подпирали верхних, не позволяя устроить свалку. Нечай рвал колья у них из рук и раздавал увесистые зуботычины: колья передавали снизу по цепочке, а от зуботычин еще ни один мужик не умирал. Они нажимали, и заставили его подняться вверх на две ступеньки: как бы ни была удачна его позиция, а устоять против скольких человек он не мог. Ударить колом с сильным замахом у мужиков не выходило, полушубка они не пробивали, но ушибы наносили ощутимые: Нечай пожалел, что вывернул его наизнанку, без этого полушубок служил бы более надежным щитом.
Глаза привыкли к темноте, но он все равно почти ничего не видел, кроме неясных движений, да и те он скорей угадывал по шевелению воздуха. Убивать дворовых в его планы не входило, он пользовался обломками кольев, как дубинками, иногда со свистом швыряя их вниз, в головы стоящих на площадке, но никого оглушить ему не удалось: мужики только матерились.
Его оттеснили еще на одну ступеньку вверх – кол, который он заклинил между полом и потолком, хрустнул под их напором – и тогда Нечай почувствовал странную тревогу и страх. Он никогда не испытывал страха в драках, даже безнадежных, наоборот, сам удивлялся, насколько бесшабашно мог кидаться в любую заваруху. Он снова заклинил проход колом, и добавил к нему второй, когда снизу пронесся ропот: предвестник паники.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
