Его оттеснили еще на одну ступеньку вверх – кол, который он заклинил между полом и потолком, хрустнул под их напором – и тогда Нечай почувствовал странную тревогу и страх. Он никогда не испытывал страха в драках, даже безнадежных, наоборот, сам удивлялся, насколько бесшабашно мог кидаться в любую заваруху. Он снова заклинил проход колом, и добавил к нему второй, когда снизу пронесся ропот: предвестник паники.
Нечай вытащил из-за пояса нож скорей инстинктивно – он никого не хотел убивать, а в темноте он, и не желая того, мог нанести серьезную рану. Но рука сама потянулась к ржавой рукояти: страх. Непонятный, смертельный страх возник откуда-то из-за спины. И когда сверху донеслось тихое и отчетливое рычание испуганной куницы, Нечай понял, что случилось, и почему никто не напирает на выставленные им колья. Впрочем, внизу тут же началась свалка: мужики с площадки с криками кинулись вниз, но те, что стояли в нижнем пролете, загородили им дорогу, не понимая, что произошло. Масса тел всколыхнулась – дворовые пытались развернуться в узком проходе, и тот, что стоял впереди, качнувшись назад, начал заваливаться на Нечая, ломая колья. Нечай полоснул его тупым, ломаным ножом, надеясь оттеснить: мужик вскрикнул так страшно, словно Нечай его смертельно ранил – крик утонул в воплях дворовых. В давке кто хрипел, кто-то матерился, кто-то, чертыхаясь, поминал божье имя, кто-то звал на помощь богородицу.
Нечай думал бежать вниз вслед за ними – его, как когда-то в лесу, охватила паника, но проход был плотно заткнут орущими мужиками: он присел на ступеньку боком и вжался в стену, обхватив руками голову – между молотом и наковальней!
Толпа медленно сползала вниз, а ему не хватало смелости взглянуть наверх. Тонкое рычание повторилось гораздо отчетливей и ближе: они спускались. Их босые пятки медленно шлепали по холодным каменным ступеням, и Нечай кожей чувствовал их жажду. Их было четверо – видимо, мальчики. Надтреснутые колья, на которые он опирался, со стуком вывалились в пролет, Нечай не удержал равновесия и завалился набок, головой вниз. Нож вывалился из разжавшегося кулака и звякнул где-то на площадке. Почувствовав свободный путь к отступлению, он оттолкнулся от ступеней ногами, сползая на площадку и пересчитывая их спиной, развернулся лицом к опасности и увидел глаза: жидкое, мутное свечение. Белые рубахи и блестящие обнаженные клыки.
– Уходите! – Нечай хотел крикнуть, но вместо крика горло выдавило жалкое сипение, – уходите на свет! Не надо этого!
Он приподнялся на локтях и пополз назад, толкаясь ногами, пока не уперся головой в стену: один прыжок мертвого мальчика, один бросок, сверху вниз… Он ощущал возможность этого броска, он чуял чужое непреодолимое желание прыгнуть, вонзить зубы в плоть, рвать, грызть, пить…
– Уходите… – прошептал он беспомощно, – уходите на свет…
И в этот миг за спинами детей с воем полыхнуло высокое пламя: яркое после тьмы, осветившее неровную кладку стен с черными потеками, выщербленные, продавленные ступени из крупных желто-серых камней, круглый свод низкого кирпичного потолка… И худые, хрупкие фигурки мальчиков: искаженные, оскаленные лица, в которых не было ничего человеческого, острые клинья клыков, оранжево блестевшие в метавшемся свете, и руки, на самом деле похожие на скрюченные лапы огромных хищных птиц, с твердыми как железо ногтями…
– Назад! – крикнул сверху детский голос, – назад, она сейчас погаснет!
Горела тряпка, всего лишь кусок белой ткани… Нечай не знал, сколько времени им нужно, чтоб прийти в себя, на всякий случай подтянул ноги и попытался сесть, цепляясь ногтями за шершавый пол.
Они повернули: он увидел, как разглаживаются их лица, как расслабляются стянутые судорогой руки. И наверх побежали обычные мальчишки, шустро перескакивая со ступеньки на ступеньку, словно только что воровали яблоки в чужом саду и теперь спасались от погони.
Нечай выдохнул и почувствовал нечеловеческую усталость и боль во всем теле: заныли ушибы, загорелись собачьи укусы, ободранные костяшки пальцев… Горящая тряпка сморщилась и погасла, осыпалась на пол светящимися нитками золы: темнота ударила по глазам расплывающимися желтыми пятнами.
Крики внизу из нечленораздельных постепенно становились осмысленными:
– Мертвецы!
– Клыки!
– Глаза светятся!
– Копыта!
– Когти железные!
– Не пойду, батюшка Туча Ярославич! Не пойду больше! Хоть режь меня!
– Боярин, миленький! Вон как когтем меня чиркнул, посмотри! Еще б немного – и до тела достал. Тогда б все, сразу смерть!
Кто это его когтем чиркнул? Они, вроде, и близко подойти не успели… Нечай едва не рассмеялся – это ж он ножом! До тела, значит, не достал? Копыта, значит… У страха глаза велики.
– Мертвецы, говорите? – услышал он низкий хриплый голос Гаврилы, – а не привиделось вам?
– Ей-богу!
– Вот же, когтем!
– Глаза!
– Пойду-ка я сам посмотрю… А, боярин? – Гаврила захихикал.
– Сходи, отец Гавриил… – рассеяно и задумчиво проговорил Туча Ярославич. Похоже, встретить мертвецов он не ожидал.
– Крестной силой их, а? – Гаврила снова хохотнул.
– Давай. Крестной силой… – боярин не разделял его веселья.
– Шубу держи, – это, наверное, расстрига сказал кому-то другому.
Нечай опомнился, только когда услышал тяжелые шаги на лестнице. Из огня да в полымя! Он шустро поднялся и подобрал нож, звякнувший под сапогом. Потом подумал и скинул полушубок. Нет, Гаврилу не обманешь, он ждет нападения из-за угла и так просто не дастся. Нечай отступил на прежнюю позицию, с опаской поглядывая назад.
Каково это, подниматься наверх в кромешной темноте, он и сам отлично понимал: Гаврила же не торопился, прислушивался, словно зверь, дышал медленно и старался ступать как можно тише. Но малейший шорох стены разносили по всей лестнице, так же как и голоса снизу. Говорят, раньше строили с умом – недаром Нечай отчетливо слышал даже шепот.
– Гаврила! Погоди! – неожиданно крикнул Туча Ярославич, – не ходи! Я сейчас за факелами пошлю и за веревками. С огнем туда надо входить! И не по лестнице, а со стены залезать!
Нечай скрипнул зубами: а боярин умен! Видел ли он отсветы пламени или слышал, что кричал детям Нечай?
Но Гаврила не остановился и боярину не ответил. Нечай замер, надеясь не выдать своего присутствия, и расстрига встал за поворотом лестницы – наверное, хотел, чтоб глаза привыкли к темноте. Бесполезно! В тишине вдруг отчетливо раздался звук, с которым нож выскальзывает из ножен, и снова на лестнице стало тихо, только внизу дворовые продолжали рассказывать о встрече с мертвецами: их облик обрастал все новыми и новыми деталями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
