когда-нибудь будут произнесены между ними.
ХIII
ВЫЗОВ
Какой-то старый, опытный моряк заметил, что матросы на судах весьма походят на стадо овец в том отношении, что они способны проделать любую самую безумную штуку при случае, не задавая даже себе вопроса, для чего, зачем и к чему это приведет. Как овцы, они вдруг кидаются в какую-нибудь щель в изгороди или заборе, без всякой надобности, рискуя свалиться в пропасть. Но если нет такой щели, то и те и другие будут смирно пощипывать травку на пастбище, не помышляя ни о каких стремительных скачках и прыжках. То же самое произошло и на пиратском судне, где люди собрались у общего стола на другой день после разыгравшейся страшной трагедии и рассуждали о вчерашних событиях так же спокойно и беззаботно, как о каком-нибудь самом обычном балаганном представлении, которое они уже видели не раз. Они вчера последовали за капитаном Кингом на мостик потому, что это было естественно, а затем покинули мостик по столь же основательной причине. Но теперь, когда совершившееся стало фактом и утро протрезвило их, а молчаливый Фентон стоял на вахте, все они снова стали овцами, мирно пасущимися на своем лугу и не способными к какому бы то ни было резко выраженному суждению или решительному поступку.
Трое из них приняли на себя роль представителей и выразителей общего мнения. Один из них был немец — и старый плотник Джо, боцман Бэтс, юнга Ватсон, а также и все остальные внимали ему с благоговением. Вопрос, который следовало теперь решить, был весьма важный: следовало ли дозволить Фентону свободно расхаживать по палубе и распоряжаться по своему усмотрению судьбой судна или же прикокнуть его немедленно и отправить вслед за покойным шкипером, то есть капитаном?
— Вот он посмотрел на вас, — сказал немец, — и вы убежали, как малые дети! Почему? Разве он такой большой и сильный? Нет, но все вы трусы, и я вам говорю, что в Каракасе все вы будете качаться на крепких веревках!
Старый Джо покачал головой и запихнул себе в рот громадную жвачку табака.
— Это так, — согласился он, — глуп я был, что записался на это судно! Ну, да все одно! Где все, там и я, только кто мне скажет, где я буду завтра?
— Да, конечно! — подхватил Бэтс. — Но дело в том, товарищи, что капитан Кинг был мерзкой дрянью, что тут говорить, черного белым не назовешь. Я, конечно, не брошу камнем в человека, который выпьет лишний стаканчик — видит Бог, мы все не прочь, но если человек напивается до того, что может раскроить голову повару его сковородкой или кастрюлей, то воля ваша, надо что-нибудь сделать против этого. И ко мне, и к вам он тоже был нехорош, это доказывают и те бумаги, что находятся в моих руках. Конечно, он умел говорить хорошие слова, но все это была ложь. Вы все знаете, что это была ложь… Он уверял нас, что нам предстоит просто увеселительная прогулка, что груз свой мы мирным, добрым порядком сдадим в Каракасе и что мы столько заработаем на этом, что каждый из нас будет в состоянии купить кабачок по возвращении из плавания. Ну а на деле я бы за грош продал теперь свой кабачок!
И он сердито стал набивать и раскуривать свою трубку, а юнга Ватсон между тем с большим жаром рассказывал китайцу-матросу подробности смерти капитана.
— Я видел, как прошел нож! Вот так! — и он провел ногтями по шершавой доске стола. — И затем он протянул ноги. Но так как он отхлестал меня вчера, то мне было все равно. Он постоянно гонял меня своим проклятым арапником, я весь исполосован синяками и рубцами от спины до подбородка!
— И поделом тебе, мерзкий мальчишка! — проворчал старый Джо. — Какое тебе дело до этого, такому молокососу! Пошел наверх, да посмотри, не нужен ли ты мистеру Фентону, а кстати, ты, может, услышишь, что они там говорят. Я тебе целый сикспенс подарю, если ты сообщишь нам что-нибудь стоящее!
Боцману Бэтсу такое вознаграждение показалось излишней щедростью, а немец выслушал его с нескрываемым презрением…
— К черту твои сикспенсы! — воскликнул он. — Поднимите только германский флаг на судне, и все мы останемся целы и невредимы. Немецкие матросы поддержат нас, без сомнения, это говорит здравый смысл!
— Какой тут здравый смысл? — возразил Бэтс. — Все мы попали в яму, и никакой германский флаг нас не спасет. А я говорю вам, что Фентон мог бы обелить нас, если бы захотел! Что же удерживает нас от сближения с ним? Вот что я желал бы знать! Все мы попали в беду, и Фентон заодно с нами. Кто же его спасет и обелит? Ведь и ему грозит та же веревка, что и нам. Кто за него заступится, спрашиваю я? Уж конечно не германский флаг и не китайский. Мы пойманы в ловушку и так и сяк, и я говорю вам, что дело наше плохо!
Все утвердительно закивали головами, но, в сущности, ни один из этих беспечных взрослых младенцев не был в состоянии дать себе полный отчет в случившемся и поставить печальные факты в должное отношение к своей личной жизни. Все они были бунтовщики на полупиратском контрабандном судне, везущем оружие в Венесуэлу, и потому всех ждала виселица. Они это прекрасно знали, но между тем дайте вы им по доброй трубке табаку, по полной миске горячей похлебки и по кружке хорошего кофе, и все они готовы сейчас же забыть о завтрашнем дне.
Когда юнга Ватсон вернулся с новой темой для разговоров, его сначала слушали безучастно.
— Ну вот, вынимай свой сикспенс! — сказал юнга. — Мистер Фентон говорит, что все вы все равно что умерли и похоронены, что и рассуждать тут не о чем!
— Врешь! — крикнул Джо.
— А вот и нет! Черный говорит, что все вы стадо баранов, и они нисколько вас не боятся, а в первом порту вас всех вздернут, вот и все!
— Ах, вот как, — сказал старый Джо. — Ну,
