ноги и повернулась лицом к Кати. Всегда ли ее волосы были такими жгуче рыжими? В столбе проникавшего сквозь окно солнечного света они переливались, будто внутри каждой пряди мерцал огонек. Кристина снова потрогала свои жалкие волосенки, тонкие и мягкие, как желтый цыплячий пух. Когда Кати глянула в ее сторону, Кристина сложила руки на коленях и прижала большой палец к запястью.
— Каждую минуту в этом лагере, — возразила она, — я думала, что умру. Там ежедневно убивали людей тысячами.
— Тысячами? — Кати впервые посмотрела ей прямо в лицо. — Но зачем убивать так много людей? И как это вообще физически возможно?
— Их травили газом, а потом сжигали в гигантских печах. Иногда просто расстреливали.
От воспоминания об Исааке у Кристины сжалось сердце. Большим пальцем, лежавшим на запястье, она почувствовала, как участился ее пульс.
— Да нет, с какой стати им убивать евреев? — в лице Кати читалось явное недоверие. — Их же собирались переселять!
— Нацисты лгали. Никто и не думал переселять евреев. Они увозили их, чтобы уничтожить.
— Вот уж ни за что не поверю. Это какие-то фантазии.
Кристина почувствовала, как в груди у нее вскипает гнев.
— Я своими глазами видела, как умерщвляли тысячи людей. А Исаака расстреляли.
— Я слышала, — Кати поглядывала на подругу с притворным сочувствием. — Мне жаль. Ты проявила большую смелость, когда рисковала ради него жизнью, и, конечно, ты много вынесла. Но теперь ты дома. И скорее оправишься, если забудешь обо всем, — она похлопала Кристину по колену, как будто та была глупым ребенком, который боится чудовища под кроватью.
— Никогда в жизни я этого не забуду, — вспыхнула Кристина. Из-за звона в ушах ей почудилось, что это произнес кто-то другой.
Кати не обратила на ее слова никакого внимания, поднялась и подошла к окну. Она оперлась о подоконник и выглянула на улицу.
— Помнишь тот трехэтажный дом с вычурным балкончиком на Халлерштрассе, которым я все время восхищалась? Там живет мать Штефана, и она подарит нам этот дом, как только мы поженимся!
Внезапно звон в ушах у Кристины прекратился, и она стала слышать все очень отчетливо. Девушка села прямо.
— Штефан вернулся?
— Ja! Ему так идет черная форма! — вдруг Кати выпрямилась, и глаза ее расширились. — Oh mein Gott! Он просил никому говорить про черную форму! Просто сорвалось с языка. Bitte, не проболтайся случайно Штефану, а то он разозлится. Он просто ее примерил, чтобы я могла посмотреть на него при всем параде, а потом убрал подальше.
У Кристины закружилась голова.
— Кати, — промолвила она, — я видела Штефана! Он служил охранником в Дахау!
— Он сказал, что выполнял важную задачу для блага Германии. Это была секретная служба.
Кристина сделала глубокий вдох, чтобы у нее не задрожал голос.
— На фуражке и лацканах череп и скрещенные кости?
— Ja, — Кати пожала плечами. — И что с того?
— Послушай, черную форму носили эсэсовцы. А череп и кости — знаки отличия SS Totenkopfverbände — отрядов «Мертвая голова».
— Обещай, что никому не скажешь, что у него такая форма! Даже его мать не знает!
— Ты слышала, что я сказала? — спросила Кристина. — Я видела его в Дахау! Это члены «Мертвой головы» руководили лагерями, именно они уничтожали евреев!
Гостья закатила глаза.
— Война кончилась, Кристина, — сказала она. — К тому же Штефан только выполнял приказы, — Кати двинулась к двери гостиной, но остановилась. — Мне лучше уйти, тебе надо отдохнуть. Все-таки ты еще не вполне поправилась. Вряд ли ты хорошо помнишь, что там происходило. Ты была напугана, скучала по дому и многое могла выдумать.
— Я ничего не выдумываю! — воскликнула Кристина. Она встала с дивана и сделала шаг к Кати, ее мозг пульсировал в унисон с колотящимся сердцем. — Я все это видела! И до конца жизни не забуду трупы, кровь, очередь из людей, которых загоняли в газовые камеры!
— Ну, я не намерена дальше все это слушать! — заявила Кати. — Я пришла к тебе по-дружески, узнать, как ты себя чувствуешь, и вот твоя благодарность? — она решительно прошагала по комнате.
— Кати! — крикнула Кристина и пошла вслед за ней. — Подожди!
У дверей Кати обернулась.
— И раз ты так настроена, на свадьбу можешь не приходить! — она хлопнула дверью перед носом у подруги.
Сжав руки в кулаки, Кристина уставилась на деревянную дверь — узлы и годичные кольца походили на испуганные лица, унесенные вихрями и тронутые языками пламени; Она услышала, как Кати сбежала по лестнице. Лютая ярость заполыхала в животе Кристины. Входная дверь открылась и вновь захлопнулась. Кристина хотела было броситься к окну и окликнуть подругу, но передумала. Может ли она заставить Кати поверить ей? У нее ведь нет доказательств. Она единственная в городе вышла живой из лагерного ада. Хотя это и есть доказательство, что она не лжет! Кроме нее, никто не вернулся домой. Рано или поздно все узнают правду. Она почувствовала, что плавно опускается куда-то, как монета, брошенная на дно озера.
Кристина дернула дверь и поспешила на кухню. Ома стояла у раковины, а мама склонилась над столом и месила тесто обсыпанными мукой руками. Мутти прекратила свое занятие и взглянула на дочь, утирая лоб тыльной стороной запястья.
— Все хорошо? — спросила она.
— В общем-то да.
— А чем ты взволнована?
— Ох… Кати ушла, потому что я…
— Быстро она, — заметила ома, поворачиваясь к внучке.
Через окно позади нее в кухню лился солнечный свет, освещая выбившиеся пряди седых волос, пушистым нимбом окружающие голову. Кристина сразу же почувствовала, как на нее снизошло спокойствие, словно запах пекущегося хлеба просочился в ее поры и замедлил бешеную скачку сердца: дрожжи так дивно пахли, что она почти ощутила, как мягкий хлеб тает у нее во рту. Кристина обхватила себя руками за талию.
— Кати разозлилась на меня.
— Это еще за что? — удивилась мутти.
Она снова и снова мяла тесто, сильными натруженными руками прижимала его к посыпанной мукой доске, а стол в знак протеста скрипел.
— Она думает, что я все сочиняю про Дахау, — Кристина
