Призвание Далинара — руководить, вести за собой людей, а его Слава — решимость. Он выбрал их в юности, хотя сейчас видел их совсем по-другому, чем тогда.
— Ты прав, отец, — сказал Ринарин. — Я не первый сын героя, от рождения не получивший таланта воина. Все остальные с этим живут. И я проживу. Скорее всего, стану лорд-мэром маленького города. Если, конечно, не уйду в какой-нибудь девотарий. — Мальчик опять уставился вперед.
Я все еще думаю о нем как о мальчике, подумал Далинар. Хотя ему уже двадцатый год. Шут прав. Я недооцениваю Ринарина. И как бы я отреагировал, если бы мне запретили сражаться? Приказали оставаться с женщинами и купцами?
Как отец, он бывал слишком резок с сыновьями, особенно с Адолином. По правде говоря, в детстве Далинар часто завидовал своему брату — Гавилару. Ринарин, однако, всегда поддерживал Адолина. Он буквально боготворил старшего брата. И оказался достаточно храбр, бросившись в битву, в которой чудовище из ночных кошмаров сокрушило копейщиков и разбросало Носителей Осколков.
Далинар прочистил горло.
— Быть может, ты попробуешь тренироваться с мечом…
— Но моя кровь слаба…
— Это не будет иметь значения, если мы наденем на тебя Доспехи и дадим в руку Клинок, — сказал Далинар. — Доспехи сделают сильным любого, а Клинок Осколков не тяжелее перышка.
— Отец, — решительно возразил Ринарин. — Я никогда не буду Носителем Осколков. Ты сам говорил, что Доспехи и Клинки, которые мы добудем на плато, должны достаться самым искусным воинам.
— Никто из кронпринцев не отдает свои трофеи королю, — сказал Далинар. — И кто меня осудит, если я подарю что-нибудь собственному сыну?
Ринарин остановился в коридоре, на его лице отразилось необычное волнение, глаза широко открылись.
— Ты серьезно?
— Даю тебе клятву, сын. Если я добуду еще одни Доспехи и Клинок, они будут твои. — Он улыбнулся. — Откровенно признаться, я с радостью посмотрю на лицо Садеаса, когда ты станешь полным Носителем Осколков. Кроме того, я надеюсь, что, если ты сравняешься силой с остальными, засияет твой врожденный талант.
Ринарин улыбнулся. Доспехи Осколков дадут ему возможность на другую жизнь, хотя, конечно, не решат всех проблем. И Далинар проследит за этим.
Я знаю, что это такое — быть младшим сыном, подумал он, продолжая идти к комнате короля. Всегда находиться в тени старшего брата, которого любишь и которому завидуешь одновременно. Отец Штормов, это же я.
И я такой до сих пор.
* * *
— А, мой дорогой светлорд Адолин, — сказал ардент, идя навстречу с распростертыми объятиями. Кадаш был высоким пожилым человеком с лысой головой и квадратной бородой, символами его Призвания. По темени бежал извилистый шрам, напоминание о том времени, когда он был армейским офицером.
Такие люди — светлоглазые, бывшие воины — не часто встречались в ордене ардентов. На самом деле, каким бы странным это ни казалось, человеку не запрещалось изменить свое Призвание, и Кадаш поднялся высоко в ардентии, несмотря на поздний старт. Далинар говорил, что это свидетельство либо веры, либо настойчивости. Возможно, и того, и другого.
Вначале храм лагеря был обыкновенным большим куполом, сделанным Преобразователями, но Далинар выделил большую сумму, и каменщики переделали его в нечто более приличествующее дому для верующих. На внутренних стенах появились сцены с Герольдами, с подветренной стороны вырезали стеклянные окна, через которые лился солнечный свет. Бриллиантовые сферы свисали с высокого потолка, и еще стояли деревянные кабинки, в которых верующие получали наставления, молились и практиковались в различных искусствах.
Сейчас в храме находилось множество женщин, беседующих с ардентами. И очень мало мужчин. На войне в мужских искусствах практиковались главным образом на плато.
Джанала сложила руки и с явным недовольством оглядела храм.
— Сначала вонючая мастерская шорника, а теперь храм? Я-то думала, что мы пойдем в какое-нибудь романтическое место.
— Религия романтична, — сказал Адолин, почесав голову. — Вечная любовь и все такое, верно?
Она изумленно посмотрела на него.
— Я подожду снаружи. — Она повернулась и пошла к выходу вместе со служанкой. — И пускай кто-нибудь принесет мне проклятый паланкин.
Адолин, нахмурясь, глядел, как она уходит.
— Теперь, чтобы искупить вину, я должен подарить ей что-нибудь достаточно дорогое.
— Я не понимаю, что произошло, — сказал Кадаш. — Религия действительно романтична.
— Вы ардент, — уныло сказал Адолин. — Кроме того, этот шрам делает вас слегка неприглядным для моих девушек. — Он вздохнул. — Не храм заставил ее взорваться, а отсутствие внимания с моей стороны. Сегодня я не слишком хорошая компания.
— Все ваши мысли заняты чем-то другим, верно, светлорд? — спросил Кадаш. — Вы беспокоитесь о своем Призвании? В последнее время вы в нем не продвинулись.
Адолин скривился. Его Призванием был поединок. Работая с ардентом, он должен был доказать Всемогущему, что достоин его. Увы, во время войны Кодекс запрещал поединки, ибо на дуэли можно было легкомысленно ранить офицера, который мог понадобиться в сражении.
Но отец Адолина избегал сражений, и чем дальше, тем больше. Какой смысл избегать битвы?
— Святой, — сказал Адолин, — нам надо поговорить там, где нас никто не услышит.
Кадаш поднял бровь и повел Адолина вокруг центрального холма. Все храмы Ворин были круглыми строениями, в центре которых находился покатый холм, иногда достигавший высоты в десять футов. Храм, посвященный Всемогущему, поддерживался Далинаром и ардентами, жившими в его лагере. Конечно, им могли пользоваться все девотарии, но большинство имело свои собственные капитулы в одном из военлагерей.
— Итак, что вы хотите спросить у меня, светлорд? — спросил ардент, когда они оказались в более уединенной части зала. — Кадаш обращался к Адолину очень почтительно, хотя в детстве сам обучал его сражаться.
— Мой отец, он сходит с ума? — спросил Адолин. — Или, как он считает, его видения действительно посланы Всемогущим?
— Достаточно прямой вопрос.
— Вы осведомлены лучше, чем другие, Кадаш, и я не сомневаюсь, что вы верны отцу. Я знаю и то, что вы держите уши открытыми и, я уверен, замечаете и слышите все. — Адолин пожал плечами. — Если и бывают времена, когда надо говорить открыто, то это сейчас.
— Гмм, значит, в слухах есть доля правды.
— Увы. Это происходит во время каждого сверхшторма. Он бредит, его всего трясет, и потом он заявляет, что у него были видения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
