и душить. И чтобы он валялся на полу в своей собственной крови. Он хмыкнул на мои слова, но ехидная улыбочка меня не остановила. – В тюрьме, когда тебя посадят за растление собственной дочери, ты встретишь таких же уродов, как ты сам.
Наконец-то мои слова произвели на него впечатление. Улыбка на его губах дрогнула, взгляд посуровел.
– Ты абсолютно ничего не знаешь, Кая. Ни обо мне, ни о моей дочери. Я ее не трогал.
– Скажешь об этом в суде.
Джек тихо рассмеялся:
– В суде? – Его тихий смех перерос в хохот. – Из-за такой ерунды?
Ерунды?
А затем Джек резко перестал смеяться, подошел ко мне почти вплотную и чуть склонил голову вперед, чтобы наши лица были на одном уровне.
– Я убил очень многих. – Змеиное шипение холодком прошлось по моей коже: по лицу, шее, предплечьям. И слушая его, я затаила дыхание. – Очень, очень многих, моя милая малышка Кая.
И вдруг, договорив, Джек резанул меня по животу неизвестно откуда взявшимся ножом. От удивления я вскрикнула и подалась назад, а затем почувствовала боль. К резинке штанов скатилась струйка крови.
– А? Ну что? – выкрикнул Джек, дергая меня за рубашку. Когда оторванные пуговицы запрыгали по полу, я услышала голос Стивена в голове: «Идеальное у тебя тело, мисс Айрленд, и что же нам с ним делать?..»
– Так тебе нравится больше? – спросил Джек, приставив нож к моей груди. – А это что? Татуировка? У тебя есть татуировка?
– Убери от меня свои проклятые руки.
После этих слов последовал новый порез, совсем небольшой – так, царапина, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить ранее. Но даже эта царапина была болезненной, потому что сквозь нее вытекала не только кровь, а еще воспоминания: о Джорджи, о моих первых днях, проведенных в аду, о Стивене Роджерсе.
– Когда Дэйзи впервые меня отвергла, я просто слетел с катушек и забрал первую попавшуюся. Ее звали Мартина Грейс. Я бы не узнал ее имени, если бы о ней потом не говорили в новостях. – Джек склонил свою уродливую голову, будто видел ее во мне. – У нее были черные волосы. Прекрасные черные волосы. И удивительные, проницательные глаза. Она была похожа на тебя.
– И что ты сделал? – спросила я, хотя уже обо всем догадалась. Мне просто нужно было услышать свой голос и убедиться, что он не дрожит от страха.
– Я просто вырвал ей сердце. Потому что не стоит трогать мое! – вспылил он, схватив меня за воротник. Я пошатнулась, но не стала его бить. А Джек, кажется, забыл, что находится в опасной близости от моих ног.
– Она ничего тебе не сделала, ведь так? – спросила я. Его лицо было совсем близко. У Джека были едва заметные морщинки на лбу и в уголках глаз. Я заметила лопнувшие паутинки сосудов. А еще – животный страх. Потому что, прорезав во мне дыру, Джек разбередил и свои глубоко похороненные воспоминания.
Он прошипел:
– Она оскорбила меня.
– Ты убил ее просто так. Потому что у тебя комплекс неполноценности.
Джек оттолкнул меня, а затем обрушил на мое тело несколько мощных ударов, будто я была всего лишь боксерской грушей, а не человеком. Я прочувствовала каждый удар, ощутила, как внутри меня взрываются клубки боли. Он бил меня нещадно, с такой силой, что мне показалось, я могу и сознание потерять. Я бы сжалась от боли в комок, но могла лишь задыхаться.
И тут я подумала, что Джек прав, да-да, он прав, прав…
Внезапно я против воли засмеялась и, хотя мне было чертовски больно, не смогла побороть рвущиеся из горла звуки.
Джек рванул меня за волосы, и когда наши глаза встретились, воскликнул:
– Нет ничего смешного в том, что кому-то вырезают сердце!
Снова потянуло на смех, но я сдержалась. На мгновение показалось, что Джек качается из стороны в сторону. Широко распахнув глаза и несколько раз быстро моргнув, я снова посмотрела на него. Так-то лучше, теперь он стоит на одном месте.
Он был сбит с толку моим смехом и последующим молчанием. Отпустив мои волосы, он отстранился, и тогда я сплюнула очередную порцию крови и спросила:
– Скольких девочек ты убил?
Несколько секунд он, прищурившись, наблюдал за мной, затем ответил:
– Достаточно. Это не заняло много времени.
– Они не сопротивлялись? Они были слишком слабы? – Когда он нахмурился, я закончила: – Я не слабая. Я выберусь из клетки и убью тебя. Как убила Стивена Роджерса. Выпотрошу тебя, как свинью. Вырву твое сердце.
По лицу Джека вновь пошла тень, но я не поняла, он напуган или просто впечатлен. В любом случае, ему расхотелось улыбаться и хватать меня.
– Единственный, кого я убью, будешь ты, Джек.
На его губах вновь расцвела улыбка. Это была недоверчивая и в то же время радостная улыбка, полная боязливых надежд. Он не поверил мне и все же где-то в глубине души стал сомневаться. Мой голос, мои глаза, так похожие на глаза его жертвы, говорили о том, что он должен сомневаться. Яростно вздувшиеся мышцы на моих поднятых вверх руках, уже начинающих неметь, кричали: «Верь ей, Джек. Она говорит правду. Она убьет тебя, не сомневайся».
Уголки его губ дрогнули в улыбке. Я ответила бездушным взглядом, даже не моргая. Уж я-то верила в то, что говорю. Я знала, что говорю правду, и Джек это знал.
– Да, может, и так, – внезапно согласился он. – Может быть, ты права, Кая, но ты так говоришь только по одной, непонятной мне причине – потому что не боишься. Почему ты не боишься? Может быть, потому, что я твой папочка?
– Этот же вопрос задал мне Стивен Роджерс.
– И что?
– Ты знаешь ответ. Я убила тварь.
Конечно, Джек знал, что именно случилось с моим учителем, ведь поэтому я здесь. Между нами повисло звенящее молчание, и я подумала, что он наконец-то… сдался. Но он не сдался. Наверное, Джек никогда не сдается.
– Посмотрим, как ты заговоришь, когда я закопаю тебя живьем, – пообещал он наконец. В моем горле опять забурлил смех, и я с трудом ответила:
– Мертвые не могут говорить.
Джек заупрямился, сжав в кулаке нож. Он поднял оружие и медленно приблизил его к моей груди, будто все еще надеялся увидеть животный страх или, может быть, услышать мольбы о пощаде. Это все в прошлом.
– Ты станешь… – пробормотал он задумчиво. Веко опять дрогнуло. Оно так же непроизвольно подрагивало, как и мое колено. Меня передернуло от одной мысли о том, что у нас с этим чудовищем есть что-то общее.
Джек провел ладонью по своей груди, будто вспоминая мой недавний удар, а затем бросил мне в лицо угрозу, что я стану или его частью, или умру – другого не дано, затем развернулся на пятках и быстрым шагом направился к лестнице.
До меня донеслись его слова:
– Я сделаю так, что ты захочешь убивать. И даже если