Уже этим вечером воспоминания стали как будто догонять Элизабет — всё верно, она вспомнила бассейн, тело матери-утопленницы на поверхности воды…
Но каково же было её удивление, когда несколько дней спустя выяснилась правда. Элизабет вообще не было в тот день дома — так что она никак не могла видеть мать в бассейне. Тело женщины обнаружила её тётя.
То есть единственный комментарий родственника заставил Элизабет создать ложные воспоминания, которым она — будучи взрослым и осознанным человеком, профессиональным психологом — полностью поверила.
Поэтому, когда Элизабет Лофтус говорит: «Свидетели, которые указывают пальцем на невиновных, не лжецы. Они искренне верят в истинность своего свидетельства», — она основывается и на своём личном опыте тоже.
Лофтус не только выдающийся и признанный исследователь. В течение тридцати пяти лет она приняла участие более чем в двух сотнях судебных процессов в качестве эксперта-психолога, где на основе научных данных оценивала достоверность свидетельских показаний.
Данных этих, как благодаря самой Элизабет Лофтус, так и благодаря большому числу её учеников и коллег, уже предостаточно. Так, например, в 1974 году совместно с психологом Джоном Палмером Лофтус провела эксперимент, который сейчас является хрестоматийной иллюстрацией «эффекта фрейминга», или «языковой рамки».
Психологи показывали двум группам испытуемых одну и ту же видеозапись автомобильной аварии. После просмотра ролика одним задавали вопрос, в котором использовалось слово «столкнулись», а другим — слово «врезались».
• «С какой скоростью двигались машины, перед тем как столкнулись?»
• «С какой скоростью двигались машины, перед тем как врезались?»
Что же отвечали испытуемые, которых, по сути, запрограммировали «языковой рамкой» (зафреймили)73?
Как оказалось, «врезавшиеся» автомобили двигались в среднем на семь миль быстрее, чем те, что просто «столкнулись». Что, конечно, забавно, если учесть, что видео было одним и тем же.
Но психологи-экспериментаторы на этом не остановились, они уточнили у испытуемых — а видели ли они битое стекло на видеозаписи?
• Лишь 14 % участников, смотревших «видео столкнувшихся автомобилей», вспомнили о битом стекле,
• в случае «врезавшихся автомобилей» таких было уже 32 %.
Ирония в том, что битого стекла в видео не было вовсе.
Память испытуемых солгала им — ну и правда, если спрашивают про «битое стекло», то, вероятно, оно могло там быть. А если машины ещё и «врезались» друг в друга — то и подавно!
Вот он, эффект «языкового фрейминга», создающего ложные воспоминания.
Впрочем, Лофтус не ограничивается исследованиями и судебными процессами, она разработала целую технологию создания «насыщенных ложных воспоминаний», которая используется в терапевтических целях.
Представьте, что вам помогли «вспомнить», что в детстве вашей любимой едой была брокколи — вы ее любили буквально до трясучки! Почему нет?
Как только вы это «вспомните», вам будет куда легче сесть на диету, заменив сладости на брокколи. Игра с памятью.
Но что это для нас значит?..
С нейрофизиологической точки зрения как наше «прошлое», так и наше «будущее» производятся одной и той же системой — хорошо известной нам дефолт-системой мозга, то есть это как бы две стороны одной медали (рис. 49)74.
Впрочем, есть исследования, в которых показано, что, кроме дефолт-системы, в эту работу вовлекается и центральная исполнительная сеть75. То есть речь идёт в целом о «передне-заднем» зеркале, как мы с вами и обсуждали в соответствующем разделе.
Впервые, в 1985 году, идею-гипотезу о том, что мозг использует одни и те же структуры для «прошлого» и для «будущего», высказал шведский учёный и врач Дэвид Ингвар в своей статье с красивым, почти художественным названием «Memory of the future»: an essay on the temporal organization of conscious awareness76.
Рис. 49. Активность регионов, относящихся к деф олт-системе мозга, при выполнении испытуемыми задач на «прошлое» (жёлтый) и на «будущее» (оранжевый).
Прорывной статьёй, которая развивала эту идею, считается публикация под названием «Мысленное путешествие во времени и эволюция человеческого разума» за авторством Томаса Зюддендорфа и Майкла Корбаллиса, которая была опубликована в 1997 году77.
Наконец, в 2007 году вышли две статьи «Нейронные субстраты предвидения будущего»78 и «Когнитивная нейробиология конструктивной памяти: вспоминая прошлое и представляя будущее» гарвардского профессора психологии Дэниела Шактера79, которые считаются и вовсе новой эрой в развитии данной концепции.
Шактер определяет «память на будущее»80:
• как способность представить себе реалистичный сценарий будущего, сочетающий образы, мысли и действия,
• или, в другом варианте, способность проектировать и моделировать будущее на основе воспоминаний и семантических представлений в соответствии с нашими целями и автобиографическим контекстом, что во многом способствует принятию нами решений.
То есть вроде бы ничего особенного — ну, воображение, представление, планы… Зачем эта парадоксальная формулировка — «память на будущее»?
Ответ такой же, как и в случае с «торопись медленно» или «оглушающая тишина», — это попытка выразить что-то большее, чем может быть сказано.
Вообще говоря, «время», а тем более «субъективное время», «психологическое время», вещь более чем загадочная. Мы просто привыкли к часам, календарям и летоисчислению, а поэтому нам и кажется, что с ним всё понятно.
Но это не так, и антропологи вам это с лёгкостью докажут. Например, в языке племени амондава нет и намёка на «время» — ни самого понятия «время», ни прочих слов о времени — «прошлого», «будущего», даже «дней», «месяцев» и «лет».
Это обстоятельство, как вы, наверное, можете догадаться, имеет весьма существенные психологические последствия. Например, ложась спать, амондавцы считают, что умирают, поэтому, проснувшись, считают себя родившимися заново, очень радуются и ритуально знакомятся друг с другом.
Но что же такое особенное учёные хотят нам сказать своим парадоксальным термином «память на прошлое»? Почему бы просто не воспользоваться куда вроде бы более функциональным и тоже прижившимся в научной среде термином «дистальное видение»?81
Чтобы ответить на этот вопрос, давайте поразмыслим над тем, чем являются для нас «прошлое» и «будущее».
Прежде всего, очевидно, что и то и другое — это некие интеллектуальные конструкты: и «прошлое» — это нечто, что создаётся нашим мозгом под задачу (здесь существенную роль играет гиппокамп)[47], и «будущее» — это некий образ, который мы создаём.
Как я уже сказал, ключевая разница между этими двумя образами событий заключается в том, насколько мы уверены в них:
в «прошлом» мы почти всегда совершенно уверены (хотя бывает, что «память, как говорят, нас подводит» — мы вспоминаем то, чего не было, или не можем вспомнить то, что было),
в «будущем» у нас вроде бы нет такой уверенности.
Впрочем, так ли это на самом деле?
Допустим, вы готовитесь к празднованию своего дня рождения. Вы действуете так, словно бы не сомневаетесь в том, что этот день будет.
Вы не знаете, как он пройдёт — будут ли довольны гости и вы сами, всё ли получится так, как вы задумали, — но в том, что сам этот «день» случится, вы полностью уверены.
Так ведь? Но в этом нельзя быть уверенным. Вы можете и не дожить до своего очередного дня рождения… Сюрпризы случаются.
В этом особенность «сюрпризов» — предполагать их и невозможно. Поэтому даже если «сюрпризы» и ждут меня в моём реальном будущем, я о них не знаю и даже предполагать не могу.
То, что я теоретически рассуждаю об их возможности, не есть моё переживание будущего, это лишь теоретизирование насчёт абстрактной идеи под названием «будущее».
