― Ну, ожил наконец-то.
Зажегся свет, полоснув его по глазам; Майкл отвернулся. Голова была чугунная, тупая. Белесое пятно нависло над ним, медленно приобретая сходство с лицом доктора Тазы.
― Дай-ка я посмотрю на тебя минутку, потом погасим свет, ― мягко сказал доктор. Он посветил Майклу в глаза фонариком. ― Так. Ничего, все обойдется. ― Выпрямился и прибавил, обращаясь к кому-то: ― Можешь с ним поговорить.
На стуле у кровати сидел дон Томмазино, теперь Майкл видел его отчетливо.
― Майкл, Майкл, ты меня слышишь? Можно сказать тебе два слова?
В ответ легче всего было приподнять руку, Майкл так и сделал. Дон Томмазино спросил его:
― Кто выводил машину из гаража, Фабрицио?
Майкл, сам того не ведая, отозвался на вопрос улыбкой. Странной улыбкой, утвердительной, но леденящей. Дон Томмазино продолжал:
― Фабрицио исчез. Послушай меня, Майкл. Ты пролежал без сознания почти неделю. Понимаешь? Все думают, что ты погиб, опасность миновала ― тебя больше не выслеживают. Я сообщил твоему отцу, и он прислал мне указания. Ты возвратишься в Америку, ждать осталось недолго. А пока будешь тихо отсиживаться здесь. У меня есть домик в горах, там тебя никто не достанет. Мои враги в Палермо, как только прошел слух, что ты погиб, предложили мне пойти на мировую ― значит, с самого начала ты был им нужен, а не я. Под меня копали для вида, отвлекали внимание, а тем временем готовили убийство. Ты это запомни. А в остальном положись на меня и ни о чем не думай. Выздоравливай помаленьку, набирайся сил.
Теперь Майкл вспомнил все. Он знал, что его жены нет в живых, что Кало нет в живых. Да, была еще женщина на кухне. Вышла она вслед за ним на крыльцо или нет? Он прошептал:
― Филумена?..
Дон Томмазино сказал негромко:
― Цела, только носом кровь пошла от взрыва. О ней не беспокойся.
Майкл выговорил, с трудом шевеля губами:
― Фабрицио. Дайте знать пастухам. Кто мне выдаст Фабрицио, будет владеть лучшими пастбищами на Сицилии.
Племянник и дядя с облегчением переглянулись. Дон Томмазино взял со стола стакан, хватил из него янтарной влаги и запрокинул голову, отдуваясь. Доктор Таза, сев на край кровати, уронил почти рассеянно:
― Ты, знаешь ли, теперь вдовец. На Сицилии это редкость, ― словно желая утешить его таким отличием.
Майкл поманил дона Томмазино ближе. Дон тоже пересел на кровать и пригнулся к нему.
― Передайте отцу, чтобы вернул меня домой, ― проговорил Майкл. ― Передайте, что я хочу быть ему сыном.
Однако прошел еще месяц, покуда Майкл окончательно поправился, а потом ― еще два месяца, пока ему выправили нужные документы, состыковали все отрезки его пути. После этого его переправили на самолете из Палермо в Рим, а из Рима ― в Нью-Йорк. За все это время след Фабрицио так и не отыскался.
КНИГА СЕДЬМАЯ
ГЛАВА 25
Окончив университет, Кей Адамс поступила учительницей в начальную школу родного нью-гэмпширского городка. Первые полгода после того, как Майкл исчез, она каждую неделю звонила его матери справиться о нем. Миссис Корлеоне неизменно отвечала приветливо и неизменно завершала разговор словами:
― Ты хорошая девушка, очень. Забудь про Майки и найди себе хорошего мужа.
Кей не обижалась на такую прямолинейность, понимала, что это говорится из заботы о будущем молодой девушки в безнадежной ситуации.
Когда наступили школьные каникулы, она решила съездить в Нью-Йорк, купить что-нибудь приличное из платья, повидать старых подруг по университету. А также, может быть, поискать себе в Нью-Йорке работу поинтересней. Почти два года она вела образ жизни заправской старой девы: читала, учила детей, ни с кем не встречалась, вообще никуда не ходила, хоть, правда, и перестала названивать в Лонг-Бич. Она знала, что так продолжаться не может, чувствовала, что становится дерганой, ожесточенной. Просто она все время верила, что Майкл ей обязательно напишет, как-то даст о себе знать. То, что он этого не сделал, было унизительно ― обидно было, что он в такой мере никому не способен довериться, даже ей.
Кей поехала ранним поездом и часам к двум добралась до своей гостиницы. Звонить подругам на работу и отрывать их от дела не хотелось, она решила, что позвонит им вечером. Ходить по магазинам после утомительной дороги тоже не очень улыбалось. Но и сидеть одной в номере было тоскливо ― все навевало воспоминания о тех временах, когда они с Майклом имели обыкновение уединяться на день-другой в каком-нибудь отеле, где ничто не мешало их близости. Эти воспоминания главным образом и побудили ее снять трубку и позвонить его матери в Лонг-Бич.
Ответил грубый мужской голос с типичным, на ее слух, нью-йоркским выговором. Кей попросила позвать миссис Корлеоне. Последовало несколько минут тишины, и знакомый голос с резким итальянским акцентом спросил, кто говорит. Кей, испытывая уже некоторую неловкость, собралась с духом.
― Это Кей Адамс, миссис Корлеоне, ― помните вы такую?
― Ну как же, как же, помню. Ты что не звонила мне? Замуж вышла?
― Да нет, ― сказала Кей. ― Просто была занята. ― Ее удивило, что собеседница явно раздосадована тем, что она перестала звонить. ― Скажите, от Майкла слышно что-нибудь? Как он?
В трубке наступило молчание, потом уверенно, внятно донеслось:
― Майки дома. Что, не звонил тебе? Ты с ним не виделась?
У Кей внутри что-то оборвалось, к горлу подступили унизительные слезы. Она спросила чужим голосом:
― И давно он дома?
― Полгода.
― Вот оно что, ― сказала Кей. ― Понятно. ― Да, все было понятно. Ее бросило в жар от стыда, что мать Майкла видит, как мало она значит для ее сына. И сразу стыд сменился злостью. Злостью на Майкла, на его мать, на всех этих пришлых ― злостью на итальянцев, которые не способны хотя бы просто из приличия поддерживать видимость дружеских отношений, даже если любовным отношениям настал конец. Неужели Майкл не понимает, что ей, как другу, небезразлична его судьба, даже если она ему больше не интересна как женщина, даже если он раздумал жениться? Неужели он воображает, что она, как какая-нибудь дремучая итальяночка, готова наложить на себя руки или закатить скандал, что ее, несчастную, обманули и бросили? Кей постаралась говорить как можно ровнее: ― Понятно, спасибо большое. Очень рада, что Майкл дома и у него все хорошо. Я только это и хотела узнать. Больше я звонить не буду.
Голос миссис Корлеоне зазвучал нетерпеливо, она как будто не слышала того, что сказала Кей:
― Хочешь повидать Майки, приезжай. Будет ему сюрприз. Бери такси, я скажу охране у ворот, они заплатят. Посули таксисту вдвое против того, что покажет счетчик, иначе не поедет в такую даль. Но сама не расплачивайся. Мужнин человек на воротах заплатит.
― Это невозможно, миссис Корлеоне, ― холодно отозвалась Кей. ― Если бы Майкл хотел меня увидеть, он бы давно позвонил. Очевидно, у него нет желания возобновлять наше знакомство.
Нетерпение в голосе миссис Корлеоне усилилось.
― Такая приятная девушка, и ноги хорошие, а умом не вышла. ― Она насмешливо фыркнула. ― Ты ко мне приедешь, а не к Майки. Мне надо с тобой поговорить. Садись и приезжай. И не плати за проезд. Я тебя жду. ― В телефоне щелкнуло. Миссис Корлеоне повесила трубку.
Можно было перезвонить, сказать, что она не приедет. Но Кей знала, что должна повидаться с Майклом, поговорить ― пусть даже это будет вежливый разговор давних знакомых. Раз он дома и больше не скрывается, стало быть, та жуткая история кончилась благополучно и он опять вернулся к нормальной жизни. Она вскочила и принялась наводить красоту, готовясь к встрече. Долго возилась, накладывая косметику, выбирая платье. Долго разглядывала себя в зеркале, когда была готова. Похорошела она с тех пор, как Майкл скрылся? Или же он сочтет, что постарела, подурнела? Фигура стала более женственной, шире в бедрах, полней в груди ― считается, что итальянцам такие по вкусу, хотя Майкл всегда говорил, что ему нравится ее хрупкость. Впрочем, это не имело значения, Майкл явно не хочет больше поддерживать с нею отношения, если ни разу не позвонил ей за целых шесть месяцев.
Таксист, которого она остановила, упорно отказывался везти ее в Лонг-Бич, покуда она с милой улыбкой не пообещала, что заплатит вдвое больше, чем покажет счетчик. Через час она подъезжала к парковой зоне под городом Лонг-Бич. Здесь многое изменилось. Жилой пятачок, где стояли особняки, был обнесен чугунной оградой, въезд преграждали чугунные ворота. Мужчина в белом пиджаке и алой рубашке отворил ворота, взглянул на счетчик, сунув голову в окно машины, и отсчитал таксисту деньги. Тот удовлетворенно крякнул, пересчитав их, и Кей, видя, что все в порядке, вышла и направилась по асфальтированной площадке к центральному особняку.
