Дверь открыла миссис Корлеоне, встретив Кей, которая этого не ожидала, сердечным объятьем. Придирчиво оглядела ее с головы до ног и безапелляционным тоном вынесла суждение:
― Красивая. Дураки у меня сыновья. ― Она потянула Кей в дом и, как когда-то давно, повела на кухню, где уже булькал кофейник и стояло блюдо с едой. ― Майкл скоро приедет, садись.
Села сама и, настойчиво потчуя Кей, принялась подробно, с живым любопытством, ее расспрашивать. С видимой радостью приняла известие, что Кей стала школьной учительницей, что в Нью-Йорк приехала навестить старых подруг и что ей только двадцать четыре года. Слушала и кивала головой, будто каждый из этих фактов соответствовал некоему реестру, составленному ею в уме. Кей от волненья способна была лишь кое-как отвечать на вопросы, ничего не прибавляя.
Она увидела его в окно. К дому подъехала машина, из нее вышли двое. За ними ― Майкл. Он выпрямился и что-то сказал одному из мужчин, стоя левым боком к кухонному окну. На щеке внизу была вмятина ― как если б ребенок, расшалясь, продавил ударом лицо целлулоидного голыша. Как ни странно, в ее глазах это не портило его, но у нее тотчас же навернулись слезы. Она увидела, как он приложил белоснежный платок ко рту, потом к носу, подержал так минутку и отвернулся, входя в дом.
Слышно было, как открылась дверь; в коридоре, ведущем на кухню, раздались его шаги. Он вошел ― и увидел ее за столом с его матерью. Первое мгновенье он оставался совершенно неподвижен, потом еле заметно улыбнулся краем рта; слева улыбке мешала вмятина. И Кей, которая раз сто репетировала про себя небрежное: «Ну, привет ― вот и встретились», сорвалась со стула и кинулась к нему на шею, пряча мокрое лицо у него на груди. Он поцеловал ее в щеку, подождал, пока она успокоится, и, обняв за плечи, повел из дома к своей машине. Отмахнулся от телохранителя. Они выехали за ворота; Кей, сидя рядом с ним, стирала с лица платком остатки наведенной красоты.
― Я не хотела, это само получилось, ― сказала она. ― Просто никто не говорил мне, как сильно тебя покалечили.
Майкл рассмеялся и потрогал вмятину.
― Ты об этом? Да пустяки. Синусит себе нажил, а так... Теперь, когда я дома, пожалуй, надо будет привести это дело в порядок. Я не мог написать тебе ― и ничего не мог. Это ты должна понять прежде всего.
― Поняла.
― У меня есть квартира в городе. Хочешь, поедем туда, нет ― можем в ресторан, пообедаем, выпьем.
― Я не хочу есть, ― сказала Кей.
Некоторое время они ехали молча по дороге в Нью-Йорк. Майкл спросил:
― Ну ты как, сдала на бакалавра?
― Сдала. Учительствую теперь дома в начальных классах. А скажи, все же выяснилось, кто на самом деле убил полицейского? Ты поэтому смог вернуться?
Майкл ответил не сразу:
― Да, выяснилось. Ты разве не читала? Было во всех нью-йоркских газетах.
Значит, он все-таки не убийца! Кей просияла от радости.
― К нам в городок приходит только «Нью-Йорк таймс». Запрятали, наверное, эту новость куда-нибудь на восемьдесят девятую страницу. Если б я прочитала, то позвонила бы твоей матери гораздо раньше... ― Она вдруг запнулась. ― Смешно признаться, но после разговоров с ней я почти готова была верить, что это сделал ты. И вот сейчас, за чашкой кофе, как раз перед тем, как ты вошел, узнаю от нее про этого ненормального, который во всем сознался.
Майкл сказал:
― Может быть, она и сама сначала этому верила.
― Как так? Родная мать?
Майкл усмехнулся.
― Матери, они вроде полицейских. Всегда верят худшему.
В Нью-Йорке он поставил машину в гараж на Малбери-стрит ― владелец гаража поздоровался с ним, как со старым знакомым. Они завернули за угол, подошли к некогда импозантному, но обветшалому дому, стоящему в ряду таких же запущенных строений. Майкл открыл парадную дверь своим ключом; внутри дом поражал чистотой, богатством обстановки, как городская резиденция миллионера. Майкл поднялся по лестнице и впустил Кей в квартиру с огромной светлой гостиной, к которой примыкала просторная кухня; другая дверь вела в спальню. Майкл достал из бара в углу гостиной бутылки, смешал себе и ей коктейли. Они посидели на диване, помолчали.
― Ну, что, ― тихо сказал Майкл. ― Пошли в спальню?
Кей отпила большой глоток и улыбнулась.
― Да.
Для Кей все было между ними как прежде, только Майкл теперь вел себя жестче, проще, без былой нежности, словно бы держась с нею настороже. Она старалась не замечать. Говорила себе, что это пройдет. Мужчины в подобных ситуациях, как ни парадоксально, более впечатлительны. Для нее самой, хоть два года прошло, не было ничего естественнее на свете, чем лежать в постели с Майклом. Будто он с нею вовсе не разлучался.
― Ты мог написать ― ты мог довериться мне, ― говорила она, крепче прижимаясь к нему. ― Я соблюдала бы omerta, принятую в Новой Англии. Янки, знаешь, тоже умеют молчать.
Майкл негромко засмеялся в темноте.
― Я не надеялся, что ты будешь ждать. Мне и в голову не приходило, что ты способна ждать меня после того, что случилось.
Кей быстро проговорила:
― Я ни минуты не верила, что это ты убил тех двоих. Разве что, может быть, иногда, после разговоров с твоей матерью. Но в глубине души ― не верила. Я слишком хорошо тебя знаю.
Она услышала, как он вздохнул.
― Неважно, убивал я или нет. Придется тебе это усвоить.
Кей несколько опешила от его холодного тона.
― Так ты скажи мне все же ― убивал или не убивал?
Майкл сел, прислонясь к подушке; в темноте чиркнул спичкой, закурил.
― А что, если я скажу ― выходи за меня замуж. Или для этого я должен сначала ответить на твой вопрос?
Кей сказала:
― Мне все равно, я люблю тебя ― мне это все равно. И ты, если б любил, не боялся бы сказать мне правду. Не боялся, что я донесу в полицию. Значит, вот в чем дело, да? Ты действительно гангстер, так ведь? Только для меня это, в общем, не главное. Главное ― что ты меня, очевидно, не любишь. Даже не позвонил мне, когда вернулся домой.
Майкл затянулся, горячий пепел от его сигареты упал на голую спину Кей. Она невольно вздрогнула.
― Не пытайте меня, я все равно ничего не скажу. Шутка.
Майкл не засмеялся.
― Ты понимаешь, ― теперь голос его звучал рассеянно, ― когда я вернулся, то не почувствовал особой радости, что снова вижу своих. Отца с матерью, Конни, Тома. Приятно было, конечно, но, в сущности, меня это не трогало. А вот сегодня увидел тебя у нас на кухне и по-настоящему обрадовался. Это, ты как считаешь, любовь?
― Во всяком случае, где-то близко.
Их снова бросило друг к другу. На этот раз Майкл был с нею нежней. Потом он пошел принести им выпить. Вернулся и сел в кресло лицом к кровати.
― Давай серьезно, ― сказал он. ― Как ты насчет того, чтобы пожениться? ― Кей с улыбкой пригласила его жестом в постель. На этот раз Майкл тоже ответил ей улыбкой. ― Да нет ― серьезно. О том, что было, я тебе ничего рассказать не могу. Сейчас я работаю на отца. Меня готовят в преемники семейного дела по импорту оливкового масла. Но у семьи, у моего отца, есть, как ты знаешь, враги. Может так получиться, что ты в молодые годы станешь вдовой ― не обязательно, но есть такая вероятность. И еще. Я с тобой не стану делиться по вечерам тем, что происходит у меня на работе. Не стану посвящать тебя в свои дела. Ты будешь мне женой, но не товарищем, как принято выражаться. Товарищем ― равной ― ты быть не можешь.
Кей приподнялась на локтях и включила массивную лампу, стоящую на ночном столике; зажгла сигарету. Откинулась на подушки.
― Ты говоришь мне, иными словами, что ты гангстер, так? ― сказала она спокойно. ― Что ты причастен к убийствам, к разным иным преступлениям, связанным с убийством людей. И мне об этой стороне твоей жизни возбраняется не только задавать вопросы, но даже и думать. Вроде как в фильмах ужасов, когда чудовище предлагает красавице стать его женой. ― Майкл, который сидел, повернувшись к ней изувеченной стороной лица, усмехнулся. Кей покаянно спохватилась: ― Ой, Майкл, я вообще не замечаю эту ерунду, честное слово!
Майкл рассмеялся:
― Я знаю. А мне даже нравится так, если бы еще только из носу не лило.
― Ты сам сказал ― давай серьезно, ― продолжала Кей. ― Ну, поженимся, ― что же это будет за жизнь для меня? Как у твоей матери, как у добропорядочной итальянской домохозяйки ― дети, дом, и все? А если что-то случится? Это ведь может кончиться тюрьмой.
― Не может, ― сказал Майкл. ― Могилой ― да, тюрьмой ― нет.
Уверенность, с какою это было сказано, вызвала у Кей короткий смешок, в котором к веселости странным образом примешивалась гордость.
― Ну как можно такое утверждать? Ты вдумайся!
