Должен сказать, что это самая запоминающаяся часть медвежьей охоты. Ваш покорный слуга уходил за таким медведем одиннадцать раз и помнит буквально каждый шаг в переплетении кустов, когда внимание разрывается между каплями крови и сорванным мхом на земле, прядями шерсти на ветвях и сумраком прямо по ходу, сумраком, сгущающимся под зелёным сводом хвои и переплетающимися стволами стланика толщиной как минимум в руку. И из этого сумрака в любой момент с расстояния десяти (а чаще — пяти) метров в любой момент может выскочить оскаленная медвежья морда, и надо прямо под неё успеть сделать дуплет, который остановит зверя на месте. Поэтому идущий впереди очень внимательно наблюдает за всем, что творится прямо по ходу.
Второй человек всё своё внимание концентрирует по сторонам и сзади — бывает, что медведь обходит преследующих и нападает на них с тыла.
Лично я всегда предпочитал для этой работы двустволку 12-го калибра, заряженную мелкой картечью.
Как уже говорилось, вся стрельба при таком преследовании ведётся на расстояниях, редко превышающих десять метров, — таким образом, у вас едва хватает времени на полноценный быстрый дуплет. (Я всё-таки хотел бы попросить дорогих клиентов, приезжающих к нам на охоту, делать как можно меньше подранков.)
Порой бывает так, что все эти предосторожности в преследовании подранка оказываются ненужными.
Я вспоминаю охотничий тур на колымского лося в бассейне реки Кедон в конце 90-х годов. Все гости вместе с гидами-проводниками разошлись по угодьям, а мы с отцом, который тоже присутствовал на этой охоте, по какой-то причине остались в лагере.
С нами был и один из клиентов — лесничий из Латвии, которого все звали Большой Андрис. Точнее, он остался не в самом лагере, а рядом с ним. Он стоял на перекате и ловил хариусов. В качестве оружия с ним был карабин «Лось-4», заряженный высокоскоростными патронами с начальной скоростью 910 метров в секунду.
Неожиданно со стороны переката раздалось два выстрела, и через десять минут в лагерь заявился сам Большой Андрис.
— По-моему, я стрелял в медведя, — незатейливо сказал он.
— В большого? — тут же отреагировал я.
— Понятия не имею, — сказал Большой Андрис, — я медведя-то в первый раз в жизни видел. Я в него выстрелил один раз в плечо. Он тут же кинулся в кусты. Я стрелял второй раз вдогонку, наверное, не попал.
Не теряя времени на расспросы, мы пошли к тому месту, где Андрис повстречал зверя, — благо, оно было не в пяти минутах от лагеря, а пожалуй что в трёх.
С прибалтийской обстоятельностью Андрис показал место, где он увидел медведя, где и откуда он в него выстрелил. Получалось, что выстрелил он в него с семидесяти метров, из положения сидя. Андрис сам был практически профессиональным охотником, в Латвии он имел собственные угодья, где разводил привезённых из Польши племенных благородных оленей. Поэтому никаких сомнений в правильности прицела и определении расстояния у меня не возникло.
На бровке берега, где, по словам Андриса, медведь кинулся в лес, мы нашли выплеск яркой красной артериальной крови — длиной метра два. Как мы потом выяснили, кровь эта брызнула из входного отверстия. Но беглый осмотр места выстрела показал, что медведь не лёг в ближайших двадцати метрах — а значит, предстоит преследовать его сквозь пойменный лес, который местами не уступает по густоте джунглям.
К счастью, Андрис был воспитан на традиции безусловного подчинения правилам охоты и поэтому практически не протестовал, когда мы отвели его в лагерь, где он занялся какой-то мелкой хозяйственной суетой. В отличие от подавляющего большинства клиентов он ни секунды не мог сидеть без какого-либо дела.
Признаться, нет ничего хуже гостя, который желает лично добрать раненного им зверя и лезет в чащу, не представляя таящейся там опасности. Ощущение «как всё плохо вокруг» приходит к нему обычно в самый неподходящий момент, когда отступать — значит практически то же, что и двигаться вперёд. Он, как правило, не готов к мгновенному меткому выстрелу на сверхкоротком расстоянии и длящемуся несколько часов подряд возрастающему напряжению.
На твёрдой гальке нам не удалось найти внятных отпечатков следов, однако по сорванной на бровке земле и по срезанной второй пулей ветке мы с отцом прикинули, что медведь не самый маленький.
Отец взял полуавтомат МЦ-21-12, а я — уже упоминавшуюся двустволку 12-го калибра, и мы вдвоём двинулись по лесу. К счастью, в этом месте чозениевый лес имел парковый характер и просматривался метров на семьдесят. Правда, это не очень много значило, так как мы оба знали, что медведь может использовать перед атакой для укрытия малейшую ямку, бугорок или лежащее бревно.
Правда, судя по следам, которые хорошо отпечатались на белом лишайнике в лесу, медведь уже во время бега чувствовал себя неуверенно — он срывал когтями клочки подстилки, делал броски из стороны в сторону, кровь время от времени выплёскивалась из раны струёй более чем на метр.
Через двести метров медведь углубился в густой молодой лиственничник, и мы сразу повели себя значительно осторожнее. К счастью, все наши опасения оказались беспочвенными — ещё через сто шагов мы разглядели среди тоненьких спичек стволов молодых лиственниц лежащую на боку тушу.
Медведь весил двести тридцать килограммов, пуля ударила ему в предлопаточный бугор, пробила лёгкое и верхушку сердца, печень и застряла в вырезке перед почками.
С этой раной медведь пробежал ещё триста метров.
П.П. Семёнов-Тян-Шанский рассказывает о том совершенно особом состоянии, в которое иногда впадает охотник при непосредственном столкновении с бурым медведем.
«На окраине речной долины возвышалось киргизское кладбище. Здесь между могилами заметили мы и гробокопателя — светло-серого небольшого тянь-шаньского медведя. Спугнув его, мы погнались за ним. Бежал он с необыкновенной быстротой, без оглядки спускаясь в долину второй Мерке и забавно кувыркаясь на крутых спусках. Имея лучшую лошадь, я преследовал его по пятам, а мои конвойные казаки постепенно поотстали от меня. Только один из них отделился и с необыкновенной сметливостью спустился в долину по кратчайшему пути для того, чтобы поспеть наперерез медведю. Манёвр казака вполне удался. Когда я спустился на дно долины, преследуя по пятам медведя, то заметил казака стоящим впереди нас совершенно наготове. Медведь бежал впереди меня шагов на сто очень быстро, но когда заметил впереди себя казака, пошёл очень медленно, тяжёлой походкой. У меня случайно не было ни ружья, ни пистолета, и я мог только с любопытством смотреть на исход нашей травли, тем более что остальные конвойные казаки далеко от нас поотстали. Наконец, медведь поравнялся с казаком, но тот вместо того, чтобы сделать выстрел, попятился назад и пропустил его мимо себя. Медведь прошёл грузно и тихо мимо своего несмелого врага, а затем, оглянувшись, бросился бежать с неимоверной быстротой. Я же доскакал до казака и спросил его, почему он не стрелял в медведя, находясь в таком благоприятном для охотника положении, и получил ответ: „Да я был совсем наготове и хорошо прицелился, но как посмотрел вблизи на медведя и подумал: а вдруг он меня съест, — так руки и опустились, а он прошёл мимо меня, да и давай тягу“».
