«Через некоторое время после того, как уйдёт человек, медведица высовывается из берлоги. Оглядываясь, она замечает вблизи незнакомый предмет странной формы. Если дует ветерок и предмет колышется, медведица, приняв его за живое существо, уходит обратно в берлогу и выжидает, пока этот предмет не уйдёт. Промышленник тем временем, найдя себе помощника, возвращается обратно и добывает медведя.
Случается, что охотник не может возвратиться к берлоге в тот же день. Иногда проходит два-три дня. Но, вернувшись, он чаще всего находит медведицу сидящей в берлоге. Реже медведица уходит, не обращая внимания на флаг или камлею.
Иногда вместо флага или камлейки охотник оставляет одну из своих собак. Обычно собака у берлоги остаётся недолго. Если хозяин в течение двух-трёх суток не возвращается, она уходит к ближайшему жилью. Оставленная собака не может задержать медведицу; если матуха опытна и чует, что за первым посещением последует новое, она уходит, несмотря на присутствие собаки. Поэтому промышленники собаку у берлоги оставляют редко.
Охота на белого медведя требует большой смелости и самообладания, так как зверь силён, свиреп и крайне подвижен, несмотря на видимую мешковатость и косолапость. Поэтому, имея дело с медведем, всегда нужно держать, как говорят, ухо востро.
Охота протекает следующим образом. Промышленник становится в одном-двух шагах от отверстия берлоги, держа винтовку наизготовку. Собака всё это время истошно лает в берлогу. Некоторые собаки, наиболее натренированные, входят в берлогу и там облаивают медведицу. Желая прогнать непрошеного гостя, медведица сама бросается на собаку, та выскакивает из берлоги и продолжает лаять снаружи. Но и тут её присутствие для медведицы неприятно. Она подкрадывается к устью берлоги и неожиданным быстрым броском кидается на собаку, фыркая при этом, как разъярённая кошка. Бросаясь на собаку, медведица выскакивает из берлоги на половину корпуса и потом мгновенно уходит обратно. В это время промышленник и стреляет в неё.
В большинстве случаев зверь бывает убит наповал. Но иногда охотник только ранит медведицу. Она уходит в берлогу, ревёт там от злости и боли, а показываться на поверхность больше не хочет. В таких случаях эскимосы, когда они охотятся вдвоём или втроём, начинают раскапывать берлогу, постепенно приближаясь к самому логову зверя. Один копает, а другой (или другие) стоит рядом с винтовкой наизготовку и, как только зверь покажется, убивает его.
Несмотря на то что промышленник копает берлогу под надёжной охраной товарищей, занятие это чрезвычайно неприятное. Когда в разговоре приходилось спрашивать, что чувствовал эскимос, когда копал, он обычно отвечал: „Ручка у лопаты очень короткая. Чем ближе к медведю, тем короче".
За восемь лет на острове не было ни одного несчастного случая при таком способе охоты. Бывало, что медведь бросался на людей, но его убивали раньше, чем он добирался до копавшего».
Но под конец Минеев приготовил весьма пикантное описание совершенно другого способа охоты на этого зверя — способа, который, несмотря на приводимые бывшим начальником станции возражения, мог возникнуть лишь в голове исключительно смелого человека. Какой же отвагой должен был тот обладать, чтобы проверить его на практике, — я просто затрудняюсь вообразить.
«Так охотятся почти все эскимосы. Наш метеоролог комсомолец Званцев практиковал другой способ охоты.
Когда Званцеву случалось ранить медведя, он откапыванием берлоги не занимался, считая, что это очень долгий способ и что можно разделаться со зверем быстрее.
Ещё в самом начале зимовки Званцев получил из оружия, принадлежавшего фактории, револьвер системы „кольт".
Метеорологу оружие необходимо, так как ему приходится выходить на улицу в любую погоду, днём и ночью, а медведи иногда подходят к самому дому.
По просьбе Званцева я разрешил ему брать с собой кольт на охоту и выдал ему лишнюю обойму патронов. Когда у Званцева первый выстрел бывал неудачным и раненый медведь уходил в берлогу и больше на поверхность показываться не желал, Званцев поступал просто. Он клал винтовку на снег, доставал из кобуры кольт, ставил его на боевую готовность и головой вперёд лез в берлогу.
Медведица, кроме того, что была ранена, ещё защищала щенят и поэтому была вдвойне опасна.
С кольтом в руке Званцев ползком добирался в полумраке к самому зверю. Когда медведица, не видя иного выхода, бросалась на него, Званцев в упор стрелял.
Так он убил не меньше десятка медведей».
Н. Н. Урванцев утверждает, что за всё время их пребывания в архипелаге в действительности не было ни одного нападения медведя на человека. Имевшие место случаи, по его мнению, были недоразумением: медведь принимал человека или лежащих собак за нерпу. Но как только зверь убеждался в ошибке, он останавливался или даже обращался в бегство. Охотник Журавлёв, находившийся в составе экспедиции, на основе своего богатого охотничьего опыта также утверждал, что не знает случаев нападения медведя на человека как на предмет добычи.
Однако другие полярные исследователи придерживались и вовсе другого мнения.
Несмотря на то что за пять лет, пока А. Минеев был начальником зимовки на острове Врангеля, ни один человек серьёзно не пострадал от медведя, он сам пишет, что помнит много случаев, когда человек подвергался серьёзной опасности, и продолжает: «Очень редко медведь охотится на людей и нападает на жильё. Но когда это случается, его не могут удержать ни собаки, ни необычные для него новые запахи».
Особенно опасна встреча с голодным медведем, потерявшим все свои жировые запасы. Эскимосы называют такого медведя «сухим». Считается, что такой медведь при своей крайней подвижности ещё очень нахален и свиреп.
«Иногда промышленники замечали, что по следу нарт долго шёл медведь. Промышленник Скурихин как-то весной ехал с мыса Блоссом на Роджерс. Дорога была хорошая, и он, сидя на нартах, подрёмывал. Вдруг что-то заставило его оглянуться назад. За спиной стоял громадный матёрый медведь. Скурихин не растерялся.
Винтовка была под рукой. Мгновенно последовал выстрел, и зверь грохнулся прямо на нарты».
Р. Перри утверждает, что все путешественники и охотники подчёркивали исключительное любопытство, которое вызывают в медведях они сами и их пожитки. Если нарты пересекают его путь, медведь встаёт на задние лапы, чтобы получше рассмотреть существа, которые ему встретились. Как пишет Нельсон, один из первых исследователей Аляски, «при внезапной встрече они вставали и принюхивались, словно желая определить, с кем они столкнулись — с друзьями или врагами».
