Винтовка была под рукой. Мгновенно последовал выстрел, и зверь грохнулся прямо на нарты».
Р. Перри утверждает, что все путешественники и охотники подчёркивали исключительное любопытство, которое вызывают в медведях они сами и их пожитки. Если нарты пересекают его путь, медведь встаёт на задние лапы, чтобы получше рассмотреть существа, которые ему встретились. Как пишет Нельсон, один из первых исследователей Аляски, «при внезапной встрече они вставали и принюхивались, словно желая определить, с кем они столкнулись — с друзьями или врагами».
Медведи иногда следуют за нартами несколько километров. А Отто Свердруп описывает, как однажды медведь прибежал от кромки припая, чтобы посмотреть на их отряд. Сгорая от любопытства, он смотрел так и эдак, пытаясь найти наиболее выгодный угол зрения. Вернувшись же на лёд, зверь протрусил по следу людей целый час, держась, однако, на почтительном расстоянии.
Однако если чувство голода подсказывало медведю, что эту странную двуногую нерпу и содержимое их домов можно использовать в пишу, то этот зверь открывал военные действия первым.
«Несколько раз медведи нападали на жильё, — продолжает свой рассказ А. Минеев, — причём всегда в одиночку.
В бухте Сомнительной с 1926 года жил эскимос Анъялик с своими братьями Югунхаком и Пинехаком. В разгар зимы, в глухую ночную пору, когда все обитатели юрты крепко спали, Анъялик был разбужен неистовым лаем собак и сильной вознёй на крыше юрты. Анъялик поднял Югунхака, и они вместе вышли на улицу. На крыше юрты „трудился" медведь, раскидывая лапами снег. Собаки бесновались внизу, некоторые из них забирались на крышу, но быстро скатывались обратно. Медведь был так занят своей работой, что не обратил внимания на вышедших из юрты людей. Медведя пристрелили. Он оказался невероятно худым, в желудке у него совершенно ничего не было».
«Весной 1933 года промышленник Таян охотился к северу от мыса Фомы, на западном побережье острова. Он взял с собой для помощи своего племянника Нанивгака. Стояли крепкие морозы. Устав за длинный день в поисках медведей, промышленники крепко уснули. Нанивгак для теплоты залез в кукуль с головою и завязал его изнутри. Таян же лёг, как подобает охотнику, имея руки свободными и положив рядом винчестер. Ночью их разбудили громко лаявшие собаки. Не успев как следует проснуться, Таян почувствовал, что кто-то очень сильно трясёт палатку. Он схватил винтовку, но не успел вылезти из кукуля, как палатка стала падать. Лёжа, Таян несколько раз выстрелил в сторону нападавшего, за выстрелами последовало падение тяжёлого тела прямо на палатку. Завязанный в кукуле Нанивгак оказался придавленным. С трудом выбравшись из палатки, Таян обнаружил крупного тощего медведя. Оттащив тушу медведя в сторону, он освободил перепуганного Нанивгака из кукуля».
Фритьоф Нансен пишет об одном таком случае, едва не закончившемся плачевно. Он произошёл во время его знаменитого путешествия к Северному полюсу, когда исследователь уже повернул назад и с остатками снаряжения, двумя собаками — Кайфасом и Суггеном — и единственным спутником — Йохансеном — двигался к архипелагу Земля Франца-Иосифа.
«После невероятных усилий подошли, наконец, к полынье, через которую решили переправиться на каяках. Очистив край полыньи от молодого льда и обломков, я подтащил к воде свои нарты и ещё придерживал их, не давая соскользнуть, когда вдруг сзади послышался шум и Йохансен, который только что повернулся, чтобы подтащить свои нарты к моим, закричал: „Берите ружья!“. Я обернулся и увидел, что огромный медведь бросился на Йохансена и опрокинул его навзничь, на спину. Я хотел схватить ружьё, лежавшее в чехле на носу моего каяка, но в эту самую минуту каяк соскользнул в воду. Мелькнула мысль прыгнуть в каяк и стрелять оттуда, но это было рискованно. Я стал поспешно втаскивать каяк с его тяжёлой поклажей на высокую кромку льда; сделать это было нелегко: каяк был сильно нагружен. Стоя на коленях, я тянул, дёргал и, распластавшись на палубе, старался как-нибудь достать ружьё. Оглянуться и посмотреть, что делается сзади, было некогда. И вдруг я услышал спокойный голос Йохансена: „Вы должны поторопиться, если не хотите опоздать". Поторопиться! Я и так, кажется, тороплюсь! Наконец мне удалось дотянуться до приклада ружья. Я выхватил его из чехла, повернулся кругом в сидячем положении и быстро взвёл курок для стрельбы дробью. Медведь стоял не более чем в двух шагах от меня, готовясь „приласкать" Кайфаса. Времени терять было нельзя, и, не взводя второго курка, я выстрелил. Весь заряд дроби попал медведю в голову позади уха, и он упал между нами мёртвый.
Очевидно, медведь крался, как кошка, по нашим следам, скрываясь за глыбами льда. Он подкарауливал нас, пока мы занимались расчисткой края полыньи, повернувшись к нему спиной. По следам, оставленным им, видно было, как он полз на брюхе через торос прямо позади нас и дальше под защитой бугра совсем рядом с каяком Йохансена. Когда Йохансен, ничего не подозревая и не глядя по сторонам, пошёл назад и наклонился, чтобы взять верёвку и подтянуть нарты, он вдруг увидел силуэт зверя, притаившегося позади каяка. Сначала Йохансен подумал, что это Сугген, но прежде, чем он успел разглядеть, что силуэт чересчур велик, медведь очутился над ним и дал ему такую оплеуху в правое ухо, что у него искры посыпались из глаз и он упал на спину. Йохансен пытался отбиться от зверя голыми руками: одной рукой он вцепился ему в глотку, сжимая её что было мочи. Как раз в ту минуту, когда медведь, разинув пасть, по-видимому, готовился откусить Йохансену голову, он и произнёс золотые слова о том, что мне следует поторопиться. Медведь, к счастью, не торопился, он стал смотреть на меня, будто недоумевая — что там у меня за спешная работа. Вдруг он заметил собак и повернулся к ним. Тогда Йохансен быстрее быстрого разжал пальцы и выскользнул из-под медведя, а тот ухватил Суггена так, что тот завыл во всю мочь, совершенно так же, как он воет, когда мы его бьём. Потом и Кайфас получил лапой по морде. Тем временем Йохансен поднялся и, когда раздался мой выстрел, успел уже выхватить своё ружьё, торчавшее из отверстия каяка. Единственное, что медведь успел сделать, — это содрать слой грязи с правой щеки Йохансена (теперь Йохансен ходит с белой полосой на лице) да оцарапать ему слегка руку. V Кайфаса тоже осталась царапина на носу».
Однако общая медлительность и «тугодумие» белого медведя позволяли охотникам производить с ним различные эксперименты или испытывать пригодность того или иного вида оружия на охоте вообще.
Известный полярник Е. К. Фёдоров рассказывает о своей попытке убить белого медведя из револьвера во время экспедиции на Землю Франца-Иосифа.
