кандидатов. Ему помог тот факт, что Генрих не хотел передавать нормандскую кафедру французу слишком скоро после своего завоевания герцогства, таким образом, Мартину было относительно легко назначать чужаков. Генрих также дал понять Папе, что не будет применять английское Statute of Praemunire на своих нормандских землях, тем самым лишив себя возможности использовать это оружие против Мартина. Результат всего этого был предсказуем. В Кутансе в конце 1418 года Папа назначил итальянца Пандульфо ди Малатеста, одного из своих собственных выборщиков, вместо местного жителя Николя Хабарта, который пользовался поддержкой капитула и даже одобрением короля. В Лизье в 1420 году король хотел, чтобы епископом стал кентерберийский бенедиктинец Джон Лэнгтон, но, несмотря на долгие уговоры курии, Папа назначил на эту должность кардинала Брандо да Кастильоне. Тот факт, что Кастильоне был дружественно настроен по отношению к Англии и имел большое влияние в курии, несомненно, помог подсластить пилюлю. В Эврё, несмотря на то, что капитул добился от Генриха разрешения на избрание, летом 1420 года кафедру получил папский кандидат, другой итальянец, Паоло де Капраника. В Байе Папа снова проигнорировал выбор главы, декана Жана дю Ома; вместо него (после того как дю Ом отказался от своих претензий) Мартин назначил Николя Хабарта[878].
Можем ли мы рассматривать это как случай сильного папского влияния или как недостаток решимости противостоять этому влиянию? Ни то, ни другое толкование само по себе не подходит: на Генриха не было похоже, чтобы он позволил воплотить в жизнь любую папскую политику, против которой он возражал. У Мартина, тем временем, в Нормандии все шло своим чередом. Возможно, это навело его на мысль, что стоит приложить решительные усилия, чтобы вернуть себе полные "церковные свободы" в Англии,[879] под этим эвфемизмом подразумевалась отмена статутов Provisors и Praemunire. К 1419 году, в ответ на призыв Генриха о помощи против французов, он, возможно, почувствовал, что отмена антипапского законодательства — это то, чего можно добиться[880]. Однако то, что требовал Генрих, было больше, чем Мартин мог дать. Папа так и не убедился в обоснованности английских аргументов против Франции и не осудил убийство Иоанна Бургундского в Монтеро соратниками дофина Карла[881]. После заключения договора в Труа он не принял ни его условий, ни новой расстановки сил на французской политической сцене, которую он создал. Для Мартина Генрих никогда не был (по крайней мере, публично) регентом Франции или наследником престола; и уж тем более он никогда не обращался к Генриху VI как к королю Франции[882]. Мы не должны сомневаться в искренности взглядов Папы. Тем не менее, следует подчеркнуть, что, отказываясь от поддержки и санкции на урегулирование, согласованное в Труа, Мартин создавал для себя выгодную позицию на переговорах: Генрих мог купить его поддержку, но ценой была бы отмена актов 1351, 1353 и 1393 годов[883].
В 1421 году Мартин еще немного закрутил гайки. К этому времени папский сборщик, Симон ди Терамо, находился в Англии, работая против антипапского законодательства. В июле 1421 года Генрих отправил его обратно в Рим. Терамо должен был доложить Папе, что законодательство было создано не Генрихом (хотя он был среди тех, кто получил от него выгоду), и что на завоеванных во Франции землях он действовал в манере, благоприятствующей папским претензиям и интересам. Однако (что вполне могло быть пустым обещанием) Генрих хотел, чтобы Папа знал, что он готов обсудить с парламентом отмену нарушающего законодательство закона. Реакцией Мартина стало вмешательство в запутанную и спорную ситуацию с наследованием Лондонской кафедры, ставшей вакантной после смерти Ричарда Клиффорда в августе 1421 года, спор, который закончился тем, что он навязал капитулу свой собственный выбор, Джона Кемпа (чьей лондонская кафедра стала третьей за два года). Это должно было показать, кто здесь хозяин. Если королю это не нравилось, он знал, что ему нужно сделать, чтобы изменить ситуацию[884].
Через год Генрих умер, не сделав ни одной из тех уступок, которые от него надеялись получить. Следует также уточнить, какие отношения существовали между Англией и папством в эти годы. Ни одна формулировка не может охарактеризовать их полностью и точно. Хотя между Генрихом и Англией, с одной стороны, и Мартином V, с другой, существовали явные разногласия, эти отношения, конечно, не были конфронтационными. При назначении епископов Генрих знал, что обычно есть способ пропихнуть нужных ему людей, и обычно он был готов позволить Папе осуществлять свои ставшие уже почти традиционными права на назначение. Если король, почти не бывавший в Англии после 1417 года, не мог, таким образом, осуществлять свою волю в отношении епископских назначений так же решительно, как это мог бы делать полноправный правитель-резидент[885], то в папской курии у него были два человека, Томас Полтон и Джон Каттерик, хорошо известные Папе (Полтон, как и Каттерик, был в числе выборщиков Мартина)[886] и хорошо разбирающиеся в делах церкви в Англии, которые могли поддерживать и защищать английскую точку зрения. На родине долгое отсутствие Генриха во Франции возложило большую ответственность за повседневное управление церковью на плечи его верного лейтенанта, архиепископа Чичеле, чьи аргументы в защиту своих прав примаса и митрополита против епископа Бофорта становятся тем более понятными в отсутствие короля.
Роль Чичеле в поддержании баланса между делами церкви и государства была крайне важной. Несомненно, с ним советовались по всем важным вопросам, касающимся церкви, но он был особенно влиятелен в отсутствие короля как ведущий член королевского совета, всегда мог быть вызван для обсуждения с другими членами этого органа, даже когда парламент или, в частности, собор духовенства находился на сессии[887]. То же самое можно сказать и о некоторых других епископах, которые, будучи членами королевского совета, "стали частью механизма управления страной"[888]. Если бы Мартин V задумался, он бы понял, что его продвижение Бофорта должно было повлиять как на личную, так и на "институциональную" восприимчивость архиепископа Чичеле. С другой стороны, он, возможно, не до конца осознавал, что, будучи королевским советником, Чичеле не мог поддерживать все папские действия и требования, когда они шли вразрез с английскими интересами и английским законодательством. Таким образом, уже выступив против повышения Бофорта в 1418 году, критика Чичеле некоторых аспектов папской политики в отношении положений не была понята так, как это было на самом деле: верность своей стране и своему королю[889]. По мнению Чичеле, мир станет лучше, если будут признаны и соблюдены интересы как церкви,
