о детских колясках, и даже небольшой памятник персонажу, именем которого названо село, – бабке. «Мы называем это место “Арбат Бабки”», – сказал мне с улыбкой и с некоторой гордостью один из местных специалистов, помогавших получить для площади финансирование по гранту, имея в виду старую московскую улицу, известное место пешеходных прогулок, населенное интеллектуалами и пронизанное духом общения. Такие проекты в Бабке, как полагали их спонсоры из газовой компании, могли бы предложить новые формы установления связей, знакомства сельчан. Действительно, скамейки и дорожки на новой площади Бабки были спроектированы и воплощены таким образом, чтобы обустроить новое место для общения, которого жаждали многие россияне после лихих 1990-х годов, времени отчужденности.
Задолго до нашей с ней встречи в 2010 году директор «Содействия» Н. Н. Самарина стала использовать центральную площадь Бабки в качестве образца кооперации между корпорацией (в данном случае компанией «Пермрегионгаз») и местным сообществом. В нескольких беседах со мной она рассказала, почему выбрала именно этот образец. По ее словам, появление новых локаций в Бабке привело к тому, что у каждого теперь было пространство для общения и социализации и гораздо больше людей «участвовали в жизни села», чем раньше. Действительно, одной из главных целей «Арбата Бабки» было решение проблемы отчуждения и снижения социальности, которую многие испытывали на себе в условиях распространения рынков и неравенства, пришедших на смену социализму. Это не было проектом возвращения в советское прошлое, поскольку деятельность «Сотрудничества» была тесно связана с языком капиталистического предпринимательства, и не в последнюю очередь с умением написать заявку на грантовый конкурс из числа тех, что получили распространение в регионе в начале 2000-х годов. Но у людей появилась возможность восстановить и вновь смонтировать посредством этой самореализации пространство общения. Здесь в рамках реализации своей программы КСО корпорация стремилась собрать не постсоветские руины культурного строительства, как было в случае с компанией «ЛУКОЙЛ-Пермь», но постсоветские руины социальности.
Плодами участия в жизни общества, активной вовлеченности граждан (еще одно слово, которое встречается в работах «Содействия») должны были стать, по плану организаторов, ценные связи нового типа. Фотография, демонстрирующая уютные скамейки, расставленные вокруг скромного фонтана Бабки, представлена, например, в годовом отчете «Содействия» за 2009 год и во множестве презентаций в PowerPoint, показывающих деятельность фонда. На маленьких настольных календарях, которые Самарина вручала мне после каждого из наших интервью, как правило, были изображены примеры общественных работ: дети ремонтируют забор, подростки сооружают возле ветхой школы запасное футбольное поле или добровольцы строят в Бабке новую центральную площадь. (Напротив, в годовых отчетах и настольных календарях компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» месяц за месяцем изображались дети и пожилые женщины в непременных традиционных костюмах или иногда наборы небольших ремесленных изделий – все это свидетельствовало о глубине культуры.) Один особенно яркий образ в календаре «Содействия»: школьники собирают дрова для пожилых сограждан – обычная деятельность комсомольцев советских времен в этом холодном регионе. Связи, которыми Самарина обзавелась еще в советскую эпоху, большей частью уходили корнями в комсомол – и к этому вопросу я еще вернусь.
Как и Кутьев, Самарина была очень коммуникабельна, и ее, как опытного управленца, энергетическая компания привлекла к работе по контракту (не в рамках постоянной занятости). Она воспользовалась возможностью продолжить «работу с людьми», которой давно посвятила себя, переосмыслив ее для новой эры. Проекты КСО «Содействия», фокусировавшиеся на общении, не воспринимались как элемент стратегии брендинга газовой отрасли, равно как и проекты, реализуемые компанией «ЛУКОЙЛ-Пермь». Они создавались в корпоративном контексте, который способствовал импровизированному сочетанию широко распространенных постсоветских дискурсов о социальности и ее нехватке, о возрождающихся социальных ⁄ политических сетях и огромных новых богатствах. Материальные качества газопровода и связанной с ним инфраструктуры сыграли здесь немалую роль.
Газовые войны: от социальной сферы к социальности
Основной темой моего исследования проектов КСО, спонсируемых как нефтяными, так и газовыми компаниями в Пермском крае, было то, каким образом сдвиги в существенных материальных свойствах, связанных с теми или иными объектами, могут быть порождением корпоративных контекстов и формировать политические, социальные и культурные процессы. До сих пор отслеживаемые мной сдвиги отмечались в основном на уровне сходства. Так, благодаря работе хорошо финансируемых и квалифицированных операторов нефть и культура в Пермском крае оказались похожи друг на друга благодаря общему качеству глубины, а газ и общество – благодаря общему качеству способности к установлению связей. В обоих случаях общая характеристика материальных свойств выступала в качестве моста, с помощью которого корпорации старались реагировать на критику и местные потребности. В то же время эти новые сходства отвлекали внимание от других свойств – более вредных физически или неоднозначных в моральном отношении, – связанных с объектами, на которых специализировалась каждая корпорация. Мы можем видеть, что в случае с трубопроводным природным газом помимо этого сходства в игру вступают некоторые вполне материальные связи: трубопроводные сети и особенно доведение газопроводов до тех поселений, которые давно этого требовали[342]. На самом деле эти свойства трубопроводного газа имели важнейшее значение для газового сектора еще задолго до того, как «Пермрегионгаз» начал финансировать социальную сферу. Краткий экскурс в историю «газовых войн» в Пермском крае в 1990-х годах покажет, как трубопроводные системы в постсоветский период сыграли ключевую роль в формировании региональных представлений об обществе и в то же время способствовали образованию политических коалиций и сетей, которые впоследствии перешли к управлению проектами КСО «Пермрегионгаза»[343].
Главным сюжетом этой истории был разрыв между трубопроводными сетями, управляемыми федеральными и региональным структурами. В советский период добыча газа и управление магистральными газопроводами, пересекающими регион, попали под контроль Министерства газовой промышленности (а затем, с 1989 по 1991 год, – Министерства нефтяной и газовой промышленности), а муниципальные трубопроводы, питающие городские жилые кварталы, контролировали коммунальные службы Министерства жилищного строительства. В эпоху Ельцина федеральная монополия «Газпром» вышла из подчинения прежней структуре – министерству. Первоначально в собственности и под управлением «Газпрома» находились только магистральные линии, проходящие через Пермский край от западносибирских месторождений. Муниципальные газораспределительные сети Пермского края были приватизированы в 1991 году компанией «Уралгазсервис», находившейся под контролем региональных бизнесменов и политиков.
«Уралгазсервис» в Пермском крае закупал природный газ из магистральных газопроводов «Газпрома» и продавал его промышленным и бытовым потребителям. Однако в условиях 1990-х годов при демонетизации обращения товаров и господстве бартерных сделок большинство его клиентов платили натурой или вовсе не платили. Вследствие этого «Уралгазсервис» накапливал астрономические долги перед федеральным «Газпромом»: он почти не получал наличных платежей, а по закону ему было запрещено отключать подачу газа 90 % клиентов, включая электроэнергетические компании, отопительные предприятия, заводы федерального
