Гранд отметил в уме, что, когда придет Марта, надо будет спросить, что ей известно про Тиррела.
Но первым представителем внешнего мира, появившимся в палате, оказался сержант Уильямс — упитанный, розовощекий здоровяк. На время Грант позабыл о делах давно минувших и увлекся разговором о текущих событиях. Уильямс сидел на стуле, широко расставив ноги и моргая голубыми глазами, как кот, блаженно развалившийся на солнышке. Грант глядел на него с теплотой. Как приятно снова поболтать о работе, используя тот полный намеков и иносказаний жаргон, понятный только коллегам, услышать последние новости, полицейские сплетни, узнать, кому сейчас везет, а кому и не очень.
— Шеф шлет привет, — сказал Уильямс, поднявшись со стула и собираясь уходить, — спрашивал, не нужно ли вам чего. — Глаза его скользнули по фотографии, стоявшей на тумбочке. Склонив голову набок, сержант стал рассматривать портрет. — Это что за личность?
Грант уже открыл было рот, чтобы ответить, но спохватился, сообразив, что перед ним стоит коллега-полицейский, такой же профессионал-физиономист, как и он сам, человек, по роду службы ежедневно сталкивающийся с людьми.
— Портрет мужчины неизвестного художника XV века, — сдержанно сказал Грант. — Что ты о нем скажешь?
— В живописи я полный профан.
— Нет, не то. Я спрашиваю, что ты думаешь об этом человеке?
— Понятно. — Уильямс склонился над портретом, сосредоточенно нахмурил брови. — Что я о нем думаю?
— Ну, куда бы ты его посадил: в кресло судьи или на скамью подсудимых?
Уильямс на мгновение задумался и затем уверенно заявил:
— В кресло, разумеется.
— Точно?
— Конечно. А что? У вас разве другое мнение?
— Нет. Но, страшная штука, мы оба ошибаемся. Его место — на скамье подсудимых.
— Вы меня удивили, — заметил Уильямс, беря портрет в руки. — Кто же это?
— Ричард Третий.
Уильямс присвистнул.
— Вот оно что!.. Принцы в Тауэре и все прочее. Дядюшка — злодей. Наверно, когда знаешь, кто он, все это заметно, а сразу даже и в голову не придет. Я имею в виду, что он злодей. Посмотришь, так с виду — вылитый судья Хэлсбери, а у старины Хэлсбери если и был недостаток, так это его мягкость к подсудимым.
— Тебе известно, как убили принцев?
— Я знаю о Ричарде III только то, что мать вынашивала его целых два года.
— Вот как! Откуда такие сведения?
— Наверное, из школы.
— Интересная же у тебя была школа. В моих учебниках подобные вещи не упоминались. Ты когда-нибудь слышал о Тирреле?
— Да. Пароходный шулер, утонул на «Египте».
— Нет, я имею в виду Тиррела из истории.
— Ну, из всей истории я помню только 1066 и 1603 годы.
— А что случилось в 1603 году? — спросил Грант, все еще думая о Тирреле.
— Англия и Шотландия объединились.
— Что ж, это лучше, чем бесконечно враждовать.
— Говорят, именно Тиррел убрал с дороги тех двух мальчишек.
— Племянников Ричарда? Нет, не помню такого. Ну ладно, мне пора. Что я могу для вас сделать?
— Ты говорил, что собираешься на Чаринг-Кросс-роуд?
— Да, в те края.
— Загляни в какой-нибудь книжный магазин и купи мне историю Англии. Только серьезное издание, не для школьников. И биографию Ричарда III прихвати, если сможешь найти.
— Конечно, о чем речь.
Выходя из палаты, сержант столкнулся с Амазонкой, с удивлением обнаружив, что та не уступает ему в росте. В замешательстве пробормотав приветствие, Уильямс вопросительно посмотрел на Гранта и скрылся в коридоре.
Амазонка объявила, что ей пора заняться больной из четвертой палаты, но она все же зашла к Гранту проверить, достаточно ли он убежден.
— Убежден? В чем?
— В благородстве Ричарда Львиное Сердце.
— Я еще не добрался до Ричарда I. Но пусть больная из четвертой палаты немного подождет, а вы расскажите мне, что вы знаете о Ричарде III.
— Ах, эти бедняжки! — всплеснула руками Амазонка, и ее большие коровьи глаза наполнились жалостью.
— Кто?
— Два молоденьких принца. В детстве мне даже кошмары снились — я сплю, а меня кто-то подушкой душит.
— Значит, их так вот и убили?
— Да, а вы разве не знали? Сэр Джеймс Тиррел прискакал в Лондон, когда весь двор находился в Уорике, и велел Дайтону и Форресту убить принцев, а затем они завалили их тела камнями под какой-то лестницей.
— Но в вашей книге таких сведений нет.
— Так это же учебник. Он годится разве только для зубрежки перед экзаменом. В таких книгах ничего интересного не прочтешь.
— Где же вы откопали такую славную сплетню про Тиррела, разрешите спросить?
— Никакая это не сплетня, — обиженно возразила девушка. — Все это можно найти у сэра Томаса Мора в хронике его времени. А ведь во все времена не сыщешь более уважаемого и достоверного автора, чем сэр Томас Мор, не так ли?
— Верно, противоречить сэру Томасу считается дурным тоном.
— Во всяком случае, именно так пишет сэр Томас, а ведь он жил в то время и был знаком со всеми.
— В том числе и с Дайтоном и Форрестом?
— Нет, разумеется, нет, но с Ричардом, с бедняжкой-королевой и другими.
— С королевой? Королевой — женой Ричарда?
— Да.
— А почему «бедняжкой»?
— Ричард устроил ей ужасную жизнь. Говорят, он отравил ее. Хотел жениться на своей племяннице.
— Почему?
— Она была наследницей престола.
— Понятно. Избавился от обоих принцев, а потом решил жениться на их старшей сестре.
— Да. Не мог же он жениться на ком-нибудь из этих мальчиков!
— Справедливо. До такого, наверное, даже Ричард III не додумался бы.
— Так вот, он рассчитывал жениться на сестре принцев, чтобы укрепить свое положение на троне. На самом-то деле кончилось тем, что она вышла замуж за его преемника и стала бабушкой королевы Елизаветы. Мне всегда нравилось, что в жилах Елизаветы текло немного крови Плантагенетов, — Тюдоры мне не по душе. Ну, пора идти, а то у старшей сестры скоро обход и мне влетит, если я не управлюсь вовремя в четвертой палате.
— Это будет концом света.
— Это будет моим концом, — вздохнула девушка и вышла.
Грант снова взялся за учебник и попытался разобраться в войне Алой и Белой розы, но безуспешно. Войска атаковали и контратаковали. Йорки и Ланкастеры попеременно одерживали верх в бесконечном калейдоскопе сражений и стычек, которые, казалось, были лишены всякого смысла.
Как все-таки сумел уяснить себе Грант, начало событиям было положено сотней лет ранее, когда прямой порядок престолонаследия прервался со свержением Ричарда II. Грант знал об этом потому, что в юности добрых четыре раза смотрел «Ричарда Бордоского» в театре. В течение трех поколений Англией правили узурпаторы Ланкастеры. Неудивительно, что люди жаждали снова видеть на троне представителя законной династии, тем более будучи свидетелями того, как бездари, окружавшие беднягу Генриха IV, одно за другим сдавали все завоевания во Франции, в то время как король возился со своей новой игрушкой — только что основанным Итоном и упрашивал придворных дам носить декольте поскромнее.
Все трое упрямцев-Ланкастеров отличались редким фанатизмом, резко контрастировавшим с либерализмом двора Ричарда II. Проявлявшаяся во всем терпимость Ричарда почти мгновенно сменилась сожжением еретиков. Еретиков жгли в течение трех поколений, и неудивительно, что простые люди стали гораздо осторожнее выражать свое недовольство.
Особенно это проявлялось с тех пор, как перед ними разыгралась драма герцога Йоркского — способного, одаренного, разумного и влиятельного человека, кровного наследника Ричарда II. Возможно, его и не хотели видеть в короне слабоумного Генриха, но все же предложили взять на себя управление страной и навести порядок.
Йорк попытался, но наградой за труды ему стала смерть на поле брани, семья же его провела много лет в ссылке. Но когда вся суматоха стихла, на английском троне оказался сын Йорка, сражавшийся с ним рука об руку, и в стране снова воцарилось счастливое спокойствие под властью высокого, белокурого, красивого и любвеобильного, но притом весьма умного и проницательного Эдуарда IV.
Этим в основном ограничивались сведения, которые почерпнул Грант о войне Алой и Белой розы.
Когда он оторвался от книги, посредине палаты стояла старшая сестра.
— Я стучала, но вы были слишком погружены в чтение. — Стройная и неприступная, в элегантности она не уступала Марте; руки, выглядывавшие из белых манжет, сложены вместе; белоснежная косынка спускалась на плечи с неподражаемым достоинством; единственное украшение — маленький серебряный значок, полученный вместе с дипломом об образовании.
— Вот решил на досуге заняться историей, — сообщил Грант. — Уж лучше поздно, чем никогда.
