это уж точно по мне! Хочу!
А я задумался — и как это всё теперь устроить?
Глава 14
И вот чем бы мне ещё заниматься?
Только-только я вернулся от Музы, клятвенно пообещав Белле, что «как только, так сразу», только-только Дуся выставила передо мной чай со свежайшими пахучими бубликами (это единственное, что Дуся не пекла сама, а покупала в каком-то особом хлебном магазине, о котором знали только нужные люди, и только там), как пришли гости. Точнее гостья.
Делиться бубликами не хотелось, но спрятать не успел (шучу).
Неожиданно пришла… Рина Зелёная.
После всех этих съемок она чудо как изменилась. И если Муза стала по-домашнему мягкой и уютной, то Рина Васильевна, наоборот — выкристаллизировалась в довольно стильную штучку. Конечно же, как для этого времени.
Одетая в тёмно-синий вельветовый костюм, в модных очках и с новой причёской, она совсем не была похожа на привычную «Черепаху Тортилу», только в чуть более молодом варианте. Сейчас это была, можно сказать, Мерил Стрип на минималках.
— Муля! — воскликнула она, как только вошла на кухню, куда бессердечная Дуся её привела в том момент, когда я наслаждался бубликами. — Неуловимый ты наш! Наконец-то я тебя застала, да ещё и дома!
— Так уж неуловимый, — проворчал я и подтянул два бублика поближе к себе (а то знаю я… им только дай возможность, сразу все стрескают, особенно женщины).
Рина Васильевна плюхнулась за стол, и Дуся поставила перед ней чашку ароматного чая.
— Муля, — вкрадчиво сказала Рина Зелёная, — как там в Якутии?
Я начал рассказывать, но, судя по её виду, ей это было совершенно неинтересно, поэтому я прекратил рассказ прямо на том моменте, когда наша машина чуть не перевернулась посреди якутских болот, и спросил в лоб, пристально глядя на неё:
— Что случилось, Рина Васильевна?
— Да нет, ничего, — сказала она и сцапала самый румяный бублик.
— Ну, а всё-таки? Не думаю я, что вы выкроили среди своего плотного графика время, чтобы прийти ко мне и съесть пару бубликов.
Рина посмотрела на моё лицо и рассмеялась:
— Муля, ты всегда был жадный до бубликов! Вот такой душа-человек: всё готов отдать, последнее, даже квартиру вон Мише Пуговкину, а вот бублики у тебя забирать невозможно.
Я засмеялся.
— Да, есть у меня такой недостаток. С детства.
Причём я не сказал, что это тянется ещё с того, моего другого мира, о чём Рине знать не обязательно.
Я посмотрел на неё испытывающим взглядом.
— Муля, — вздохнула она, — мне нужна твоя помощь… Очень нужна…
«Опять!» — чуть не сказал вслух я. Но не сказал. Мощным усилием воли сдержав рвущийся наружный вопрос.
— Что нужно сделать? — отрывисто всё-таки задал вопрос я.
— Знаешь, Муля, — задумчиво сказала Рина Васильевна, — У актёров бывает такой период, когда совершенно необходима чья-то помощь, чтобы подняться ещё хоть на маленькую ступеньку. Самому с этим не справиться…
— А конкретнее?
— Ты можешь поговорить с Глориозовым?
— С Глориозовым? — удивился я.
После всех этих событий отношения с Глориозовым у нас, мягко говоря, были крайне малодружественными.
— Да, да, с ним… Понимаешь, моя племянница…
— Стоп, стоп, стоп! — махнул руками я. — Рина Васильевна, давайте расставим все точки над «i». Помочь Фаине Георгиевне — это мой личный выбор. Помочь вам — тоже мой личный выбор, и плюс её просьба. Ещё я помогаю нескольким своим друзьям, некоторым знакомым или соседям. По обстоятельствам. Всем остальным я не помогаю. Вы сами должны понимать, что я не могу всю свою жизнь тратить на посторонних людей.
Рина надулась.
— Не обижайтесь, пожалуйста. Племянница — это хорошо. И, насколько я понимаю, она молодая женщина. Вот пусть и пробивается в этой жизни. Я же вон пробиваюсь.
— Так это ты…
— Я даже не могу уделить времени всем своим самым близким людям.
— Это ты кого имеешь в виду? Мать?
— Нет, я имею в виду Беллу.
— Но она же тебе не родная!
— Она мне как… эммм… добрый товарищ. Она соседка, мой друг, которая в тяжёлые времена морально меня поддерживала, а это дорогого стоит. Поэтому, Рина Васильевна, как бы вам не хотелось, чтобы я помог вашей племяннице, но прошу войти в моё положение и понять, что сначала я должен навести порядок в своей жизни и жизни своих близких.
Я отхлебнул чай и откусил бублик. Рина расстроилась, но виду старалась не подавать. Мы ещё поболтали немного.
Затем она ушла.
У меня на душе было как-то пасмурно, потому что я не привык, вообще-то, отказывать людям. Но, с другой стороны, я смотрю, как ловко они начали садиться мне на шею, и мне это перестаёт нравиться. К примеру, та же жена Миши Пуговкина, которая проживает в квартире, которую заработал я, могла бы и приютить детей Адиякова на пару дней — ничего бы с ней не случилось, как говорится — услуга за услугу. Если бы я не уступил Мише квартиру, то так бы они и жили в той общаге, в маленькой комнатушке, и буквально через некоторое время навсегда бы разъехались. А так они живут в прекрасной сталинской высотке на Котельнической, вот. Но всё равно, когда у меня возникла проблема, то она возмутилась и мне отказала. То есть люди привыкают, что ты им всегда во всём помогаешь, и уже через некоторое время они начинают возмущённо на тебя смотреть, когда ты помогать им перестаёшь.
Вот поэтому в деле помощи главное — вовремя остановиться.
Успокоив себя таким образом, я собрался и пошёл к Ярославу.
Общежитие для одарённых школьников встретило меня шумом и суетой; я в последний момент успел отскочить в сторону — по перилам лестницы скатилось двое оболтусов.
— Ой, извините! — смущённо извинились они и весело побежали дальше, даже не выслушав мой ответ.
Да, дети — это такие дети, хоть одарённые, хоть и не очень.
Я кивнул знакомому вахтёру и сказал:
— Я к Ярославу. Можно?
— Да, конечно, он сейчас как раз пришел после уроков и делает домашние задания.
— Спасибо, — улыбнулся я.
— А на кружок по авиамоделированию он не ходит. Уже два занятия пропустил, — наябедничал вахтёр, — и по физике позавчера схлопотал трояк.
Я поблагодарил вездесущего старичка и, удивляясь от такой осведомлённости, поднялся на второй
