— Действительно, не говорили, но намекали на это. Я имею дело с обманом целый день, мистер Стерджис, — это часть моей работы. Но это не значит, что он мне нравится.
— Простите, — сказал Майло, — я...
— Извиняться не обязательно, мистер Стерджис. Вы можете выразить свое раскаяние тем, что уйдете и позволите мне вернуться к заботам об этих людях.
— Что-нибудь изменилось бы, святой отец, если бы я сказан вам, что я полицейский, временно находящийся в отпуске?
Худое лицо священника выразило удивление.
— А что сказали вам они, святой отец? — спросил Майло. — Что меня выгнали из полиции? Что я какой-нибудь закоренелый грешник?
Бледное лицо отца Эндруса покраснело от гнева.
— Я... я на самом деле не вижу смысла в том, чтобы углубляться в... посторонние вопросы, мистер Стерджис. Главное уже ясно — я ничем не могу вам помочь. Джоэль мертв.
— Я это знаю, отец Эндрус.
— А вместе с ним и интерес, который могла представлять для вас миссия.
— У вас есть какие-нибудь соображения о том, кто виновен в его смерти?
— А вас это волнует, мистер Стерджис?
— Ничуть. Но если это поможет мне понять, почему умерла миссис Рэмп...
— А разве она... О-о... — Эндрус закрыл глаза и быстро открыл их. — О Господи. — Он вздохнул и приложил руки ко лбу. — Я не знал. Очень сожалею.
Майло рассказал ему о Моррисовской плотине. Это был более пространный и более смягченный вариант того, что услышал от него Льюис.
Эндрус покачал головой и перекрестился.
— Отец Эндрус, — сказал Майло, — когда Джоэль был жив, не говорил ли он чего-нибудь такого, что указывало бы на возобновление его контактов с миссис Рэмп или с кем-то еще из членов ее семьи?
— Нет, абсолютно ничего. Простите, но я больше не могу продолжать этот разговор, мистер Стерджис. — Священник взглянул в сторону очереди за кофе. — Но даже если бы он и говорил что-то, вся эта информация являлась бы конфиденциальной. Это вопрос теологический, и факт его смерти ничего не меняет.
— Разумеется, нет, святой отец. Я пришел сюда поговорить с ним еще раз единственно по той причине, что дочь миссис Рэмп очень трудно переживает свою потерю. Она ведь еще совсем ребенок, отец Эндрус. А теперь полностью осиротела. И ей надо привыкать к тому, что у нее никого нет. Я понимаю, что этого не в силах изменить никакие ваши слова или поступки, но любой свет, который вы могли бы пролить на то, что случилось с ее матерью, помог бы ей как-то снова склеить свою жизнь. По крайней мере, так говорит ее лечащий врач.
— Да, — сказал Эндрус. — Это понятно... Бедная девочка. — Он с минуту подумал. — Но нет, это не сможет ей помочь.
— Что не сможет помочь, святой отец?
— Ничего — ничего из того, что мне известно, мистер Стерджис. Я хочу сказать, что ничего не знаю — Джоэль никогда не говорил мне ничего такого, что облегчило бы страдания бедной девочки. Но даже если бы и сказал, то я не мог бы передать это вам, так что, может, и к лучшему, что он мне ничего не говорил. Сожалею, но таковы обстоятельства.
— Угу, — хмыкнул Майло.
Эндрус покачал головой и приложил ко лбу костяшки пальцев сжатой в кулак руки.
— Не очень вразумительно, верно? Сегодня был длинный день, а я всегда теряю связность мысли к концу длинных дней. — Он снова посмотрел в сторону бачка с кофе. — Не отказался бы сейчас выпить этой отравы — мы кладем туда много цикория, но на кофеине не экономим. Это помогает людям в смысле детоксикации. Если хотите, могу и вас угостить.
— Нет, спасибо, святой отец. Я займу буквально одну секунду вашего времени. Относительно Джоэля. Есть какие-нибудь предположения о том, кто мог это сделать?
— Кажется, полиция думает, что это просто одно из тех событий, что постоянно случаются на самом дне жизни.
— А вы с этим согласны?
— По-видимому, причин не соглашаться нет. Я видел столько всего бессмысленного, необъяснимого...
— В смерти Макклоски есть что-то необъяснимое? Непонятное?
— Да нет. Пожалуй, ничего. — Снова взгляд в сторону бачка с кофе.
— Чем можно объяснить, что Макклоски оказался в том месте, где его переехала машина, святой отец?
Эндрус покачал головой.
— Я не знаю. Никакого поручения от миссии у него там не было — я уже это говорил полиции. Люди действительно совершают пешие прогулки, причем на удивительно большие для своих физических возможностей расстояния. Создается такое впечатление, будто пребывание в движении напоминает им, что они все еще живы. Иллюзия цели — даже если им некуда идти.
— Когда мы приходили сюда в первый раз, у меня сложилось впечатление, что Джоэль редко уходил из миссии.
— Это так.
— Так что он не относился к числу ваших любителей прогулок.
— Нет. Пожалуй, нет.
— А до этого он совершал прогулки, о которых вы знали?
— Нет. Пожалуй, нет... — Эндрус замолчал; уши его пылали.
— В чем дело, святой отец?
— То, что я скажу, может показаться очень неприятным, очень предвзятым, но когда я узнал о случившемся, то сразу вообразил, что кто-то из членов семьи — семьи миссис Рэмп — в конце концов решился на месть. Как-то выманил его из миссии и устроил засаду.
— Почему вы так вообразили, святой отец?
— Ну, у семьи определенно есть причина. А то, что это было совершено с помощью автомобиля, представилось мне как... свойственный среднему классу опрятный способ исполнения задуманного. Нет необходимости близко подходить. Ощущать его запах или прикасаться к нему.
Священник опять отвел взгляд в сторону и кверху. Туда, где было распятие.
— Ужасные мысли, мистер Стерджис. Гордиться тут нечем. Я был вне себя — столько вложить в него, а теперь... Потом я понял, что так может думать лишь себялюбец, жестокий и эгоистичный человек. Дурно подозревать ни в чем не повинных людей, которые и так уже хлебнули горя и страдания. У меня нет такого права. Теперь, когда вы мне сказали о миссис Рэмп, я чувствую себя еще большим...
Он покачал головой.
Майло спросил:
— Вы поделились своими подозрениями с детективами?
— Это было не подозрение, просто мелькнувшая... мысль. Недобрая мысль, пришедшая в момент шока, когда я услышал о случившемся. Нет, я не поделился ею с полицейскими. Но они сами заговорили об этом — спросили меня, не заходил ли кто-нибудь из членов семьи миссис Рэмп. Я сказал им, что заходили только вы.
— Как они отреагировали, когда вы сказали им, что я был здесь?
— У меня не сложилось впечатления, что они восприняли это всерьез — что вообще собирались серьезно этим заниматься. Было похоже, что они действуют наобум — как получится. Мне показалось, что они не предполагают потратить много времени на расследование этого дела.
— Почему?
— По их манере. Я к такому привык. Смерть — частая гостья в здешних краях, но крайне редко даст интервью для шестичасовых новостей. — Его лицо помрачнело. — Ну вот, опять пустился в рассуждения, а еще столько работы не сделано. Вы должны меня извинить, мистер Стерджис.
— Конечно, отец Эндрус. Спасибо, что уделили мне время. Но если вы что-то вспомните, любую мелочь, которая поможет этой девчушке, дайте мне знать, очень вас прошу.
У Майло в руке каким-то образом оказалась визитная карточка, которую он протянул священнику. Прежде чем тот успел ее сунуть в карман своих джинсов, я мельком взглянул на нее. Имя и фамилия Майло строгим черным шрифтом; под ними — слово «расследования». В нижнем правом углу — домашний телефон и код вызова.
Майло еще раз поблагодарил Эндруса. Священник казался расстроенным.
— Пожалуйста, не рассчитывайте на меня, мистер Стерджис. Я сказал вам все, что мог.
* * *
Когда мы возвращались к машине, я заметил:
— "Я сказал вам все, что могу", а не "все, что знаю".
Держу пари, Макклоски излил ему душу — либо в виде официальной исповеди, либо на чем-то вроде консультации. Но ни в том, ни в другом случае ты этого никогда из него не вытянешь.
— Знаю, — ответил Майло. — Я когда-то тоже советовался со своим священником.
Мы прошли остаток пути до машины в молчании. На обратном пути в Сан-Лабрадор я спросил Майло:
— Кто такой Гонзалес?
— А?
— Ты сказал о нем Льюису. Мне показалось, это произвело на него впечатление.
— Ах это, — сказал он, хмурясь. — Давняя история. Гонсалвес. Льюис работал в Западном Лос-Анджелесе — он тогда носил еще форму. Мальчик с высшим образованием, со склонностью считать себя умней других. Гонсалвес — это дело, которое он запорол. Случай бытового насилия, к которому он отнесся с недостаточной серьезностью. Жена настаивала, чтобы мужа заперли, но Льюис решил, что степень бакалавра, причем по психологии, поможет ему решить проблему и без этого. Провел с ним душеспасительную беседу и ушел, довольный собой. А через час после его ухода муж порезал жену опасной бритвой. Льюис был тогда совсем мягкотелый — никакой позиции. Я мог бы погубить его, но предпочел смягчить краски в письменных рапортах и много говорил с ним, чтобы поддержать в это трудное время. Потом он стал жестче, осторожнее в поступках, больше не портачил — во всяком случае, заметно. Несколько лет назад стал детективом и перевелся в Центральный.
