— Но я считаю их живыми, мистер Эккерман, — с достоинством ответил Химмель. — Пусть они хуже и не могут управлять кораблем в космосе. Это не значит, что такие существа не имеют права прожить свою скромную жизнь. Я выпускаю их. Тележки катаются, как мне думается, лет шесть, может, и больше, то есть вполне достаточно. Они получают то, на что имеют право.
— Если старик об этом узнает… — начал Джонас, повернувшись к Эрику.
— Мистер Вирджил Эккерман об этом знает и одобряет, — сообщил Химмель и тут же поправился: — То есть он мне это разрешает, зная, что я возмещаю фирме расходы. Тележки я собираю ночью, в свободное время. У меня дома есть конвейер, конечно, очень простой, но мне хватает. Я работаю где–то до часу ночи, — добавил он.
— Что они делают после того, как их выпустили? — спросил Эрик. — Просто катаются по городу?
— А бог его знает.
Видно было, что этот вопрос Химмеля не интересует. Он занимался своим делом, собирал тележки и подключал к ним «Ленивых Рыжих Собак» так, чтобы те могли функционировать. Похоже, этот чудак был прав. Не мог же он сопровождать каждую тележку, оберегать ее от опасностей, подстерегающих в городе.
— Ты настоящий мастер своего дела, — подытожил Эрик, сам не зная, смешно ему, противно или еще что. Он знал лишь одно. На него это не произвело особого впечатления. Все предприятие казалось ему странным и глупым, абсурдом чистой воды.
«Химмель неустанно трудится здесь и дома, заботясь о том, чтобы фабричный брак нашел свое место под солнцем… Чего еще можно ожидать? Все это происходит, когда остальное человечество сражается с другим безумием, куда большим, — всеобщим абсурдом бессмысленной войны. На подобном фоне деятельность Химмеля выглядит не столь уж идиотской. Такое уж наступило время. Безумие висит в воздухе, начиная с Моля и заканчивая этим контролером качества, явно страдающим некими клиническими нарушениями психики».
— Совсем тронулся, — заметил Эрик, идя по коридору вместе с Джонасом Эккерманом.
— Само собой, — ответил тот и пренебрежительно махнул. — Зато у него есть возможность получше узнать старика Вирджила, который терпимо к этому относится, притом наверняка не из–за прибыли. Дело в чем–то другом. В общем, я даже рад. Вирджил мне казался куда более жестоким. Я бы скорее ожидал, что он вышвырнет этого несчастного кретина, отправит его вместе с каторжниками на Лилистар. Не желал бы ему такой судьбы. Химмелю еще повезло.
— Как, по–твоему, все это закончится? — спросил Эрик. — Думаешь, Моль подпишет сепаратный договор с ригами и вытащит нас из этой задницы, предоставив лилистарцев самим себе? Впрочем, они вполне это заслужили.
— Он не может так поступить, — категорично заявил Джонас. — Иначе тайная полиция Френекси доберется до него на Земле и превратит в котлету. Его вышвырнут с поста и заменят кем–нибудь по–настоящему воинственным. Кем–то, кому нравится воевать.
— Но ведь это невозможно, — сказал Эрик. — Он наш командующий, а не их.
Однако он знал, что Джонас прав, независимо от соображений юридического характера. Его собеседник просто реалистично оценивал союзника в свете имеющихся фактов.
— Больше всего шансов нам дает поражение, — заявил тот. — Медленное, неизбежное, такое как сейчас. — Он понизил голос до хриплого шепота. — Не люблю пораженческих разговоров, но…
— Выкладывай.
— Эрик, это единственный выход, даже если нас ждет столетняя оккупация ригов в наказание за то, что выбрали не того союзника не в той войне и не в то время. Что ни говори, это первая наша достойная попытка межпланетного милитаризма. Так чем же именно мы занялись? Вернее, не мы, а Моль?
Джонас поморщился.
— Но ведь это мы его выбрали, — напомнил Эрик, который полагал, что в конечном счете ответственность падала на них.
Неожиданно к ним приблизился невысокий, иссушенный и почти невесомый человек, похожий на древесный лист, который воскликнул резким пискливым голосом:
— Джонас, и ты тоже, Свитсент! Пора отправляться на экскурсию в Ваш–тридцать пять.
В словах Вирджила Эккермана звучало легкое раздражение. Его голос чем–то напоминал щебет птичьей мамаши над птенцами. Престарелый босс корпорации почти превратился в гермафродита, мужчину и женщину, соединенных в одном существе, лишенном плоти и соков, но все еще живом.
2
Вирджил Эккерман открыл старинную пустую пачку из–под «Кэмела», сплющил ее в руке и спросил:
— Бах, трах, стук или треск? Что выбираешь, Свитсент?
— Стук, — ответил Эрик.
Старик посмотрел на след, заметный на внутренней стороне клееного дна пачки, ставшей теперь плоской.
— Трах. Придется мне стукнуть тебя по плечу тридцать два раза.
Вирджил с веселой улыбкой символически похлопал Эрика по плечу и блеснул искусственными зубами из слоновой кости.
— Я вовсе не хотел тебя обидеть, доктор. Мне ведь в любой момент может потребоваться новая печень. Вчера вечером я лег в постель и мучился часа два. Кажется, всему виной токсемия, хотя ты должен еще это проверить. Я даже пошевелиться не мог, чувствовал себя как бревно.
— Во сколько вы легли и что делали? — спросил Свитсент.
— Ну… знаешь, доктор, там была одна девушка.
Вирджил шаловливо улыбнулся Харви, Джонасу, Ральфу и Филлис Эккерманам, членам семьи, сидевшим вокруг него в плавно сужавшейся носовой части межпланетного корабля, мчавшегося с Земли к Ваш–35, построенному на Марсе.
— Мне нужно что–нибудь еще добавлять?
— Господи, ты же слишком стар, — строго проговорила Филлис, его внучатая племянница. — Опять у тебя сердце в процессе откажет. Что тогда она подумает, кем бы ни была? Это ниже всякого достоинства, умереть во время… ну, сам знаешь чего.
Она укоризненно посмотрела на Вирджила.
— В таком случае контрольная система в моем правом кулаке, предназначенная специально для таких случаев, вызвала бы доктора Свитсента, — проквакал Вирджил. — Эскулап ворвался бы в комнату и сразу же, на месте, даже не вынося меня из нее, заменил бы старое испорченное сердце на новое. — Он хихикнул, достал из нагрудного кармана льняной платок и вытер слюну с нижней губы и подбородка. — После чего я снова взялся бы за дело.
Его тонкая, как бумага, кожа словно просвечивала изнутри. Кости и очертания черепа, отчетливо видимые под ней, подрагивали от радости и удовольствия, которые доставляла ему мысль о возможности подразнить родственников. Они не имели доступа в его мир, в личную жизнь, которой он, благодаря своему привилегированному положению, наслаждался даже сейчас, несмотря на лишения, принесенные войной.
— Mille tre[14], — мрачно буркнул Харви, цитируя либретто да Понте. — Но в твоем случае, старая развалина, это будет… не знаю, как «миллиард три» по–итальянски. Надеюсь, что доживу до твоего возраста, и тогда…
— Ты никогда до него не доживешь, — захохотал Вирджил, глаза которого искрились от неприкрытой радости. — Забудь об этом, Харв. Возвращайся к своим книгам, ходячий говорящий калькулятор. Тебя найдут мертвым в постели, но не с женщиной, а с… — Вирджил поискал подходящее слово. — Да, с чернильницей.
— Перестань, — сухо бросила Филлис, отвернувшись к звездам и черной пустоте космоса.
— Я бы хотел вас кое о чем спросить, — обратился Эрик к Вирджилу. — О зеленой пачке «Лаки страйк». Месяца три назад…
— Твоя жена меня обожает, — сказал Вирджил. — Да, доктор, это был подарок для меня, сделанный без всякого подтекста. Так что успокой свое разгоряченное воображение. Кэти мной не интересуется. Впрочем, от этого были бы одни проблемы. Женщин я могу иметь множество, зато хирургов–трансплантологов… гм… — Он задумался. — Хотя, если как следует прикинуть, их я тоже могу иметь сколько угодно.
— В точности то же самое я сказал сегодня Эрику, — подтвердил Джонас и подмигнул доктору, который стоически промолчал.
— Но мне нравится Эрик, — продолжал Вирджил. — Он очень спокойный человек. Только взгляни на него. Достойный, рассудительный, хладнокровный в любой трудный момент. Я много раз видел его за работой, Джонас, так что мне это хорошо известно. Он готов вскочить с постели в любую пору дня и ночи. Такое сейчас редко встречается.
— Ты ему за это платишь, — отрезала Филлис, как всегда, малоразговорчивая и замкнутая, но симпатичная внучатая племянница Вирджила, член правления корпорации.
Она напоминала сообразительного хищника, совсем как старик, хотя была полностью лишена экстравагантности, свойственной ему. С точки зрения Филлис, жизнь делилась на бизнес и прочую чушь. Эрику пришло в голову, что если бы она наткнулась на Химмеля, то это означало бы конец его тележкам. В мире Филлис не существовало места для безвредных чудаков. Чем–то она напомнила ему Кэти. Как и его жена, эта особа выглядела довольно привлекательно, носила длинную косу цвета ультрамарина, модного в данный момент, который подчеркивали вращающиеся серьги. Кроме того, в ее носу блестело кольцо, знак принадлежности к высшим кругам буржуазии, что не слишком нравилось доктору.