— Я получил степень в области экономики, но гораздо дороже мне то духовное богатство, которым ваша страна соизволила меня одарить. Именно в те годы я научился испытывать определенного рода любовь к совершенно посторонним для меня людям… ах да, я опять говорю о монархии.
Пангсапа чуть заметно склонился в мою сторону и отчетливо прошепелявил:
— Мне будет искренне жаль, если через несколько недель, а точнее двадцать девятого, случится нехорошее.
— Вам может предоставиться возможность предотвратить это.
— Воспользуюсь непременно.
— Все, что я хочу знать: где сейчас находятся профессионалы? Присутствует ли кто-то из них сейчас здесь? В Бангкоке?
— Профессионалы?
Я поднялся с подушек и прошелся по комнате. Должно быть, намек был недостаточно ясный.
— Ломан приходил к вам?
— Мне незнакомо это имя.
— А от кого вы узнали, что я приду?
— Мне никто ничего не говорил.
Я остановился и посмотрел на Пангсапу сверху вниз.
— Может быть, перейдем на ты? Пангсапа, ты не ждал меня?
— Не раньше, чем ты позвонил. — Он сидел как маленькое черное изваяние, на лице-маске жили одни только по-кошачьи желтые глаза.
— О'кей, Пангсапа, — сказал я. — Так что ты там говорил о твоей немеркнущей любви к монархии и королевской фамилии?
Он терпеливо объяснил:
— Не забывай, что весь город уже начал подготовку к этому визиту, назначенному на двадцать девятое. Полиция и службы безопасности необычайно активизировались. Ни для кого не секрет, что ждут беды — беды весьма определенного рода. Зачем бы еще ты ко мне пришел? Нужна информация, я понимаю.
— Ты никогда меня не видел раньше, — сказал я.
— Но ты уже бывал в Бангкоке.
Я вынужден был согласиться. Все равно. Пангсапу мне указали в качестве источника информации, а каким же источником информации он мог быть, окажись вдруг, что ему неизвестно о том, чем я занимался в Бангкоке два года назад? Однако я наседал.
— Тебе уже приходилось вступать с нами в контакт?
— Я знаю человека по имени Паркис.
— Что ж, отлично, — Паркис работал в Лондоне, в Центре. — И все-таки продолжим о профессионалах. Мне нужно знать схемы их передвижений.
Пангсапа выглядел озадаченным.
— Мне не совсем понятно, кого ты подразумеваешь под профессионалами…
— Я имею в виду Винцента… Сорби… Куо… Грек по кличке Живчик… Хидео… этот мафиози, как его…
— Зотта.
— Вот-вот, Зотта.
Я снова вздохнул с облегчением. Он не отрицал, что знает Зотту. Сейчас, после того, как в результате гибели Примеро канал в Буэнос-Айресе оказался блокирован, мафия основную часть своего товара из Бангкока отправляла через Неаполь на Ресифи.[33] Зотта выступал в этом главной фигурой. Пангсапа не мог его не знать. Это был его бизнес.
— Зотта сейчас в Ресифи, — сказал он, — забудь про него. — Он неожиданно встал, и сделал это без всяких видимых усилий, не вынимая рук из складок длинного черного балахона.
— Винцент?
— В афинской тюрьме. Его ребята, конечно, уже работают и вскоре освободят его, но в три недели им не уложиться. Плохо организованы.
— Сорби?
Показались руки Пангсапы, неожиданно белые на фоне черного одеяния.
— А кто-нибудь когда-либо знал точно, где находится Сорби?
— Куо? Хидео? Грек?
— Дай мне немного времени, и я сам с тобой свяжусь. Я понимаю, эта информация имеет для тебя большую ценность.
— Зависит от обстоятельств. Посмотрим. — Лондон в таких вопросах всегда занимает очень четкую позицию: если отправился за покупками — торгуйся, где можно.
— Договориться никогда не поздно, — Пангсапа пожал плечами. — Где я тебя найду?
— Отель «Пакчонг».
Когда мы шли к выходу, я заметил, что вода в аквариуме опять стала чистой — сработали фильтры, — и окрашенный во все цвета радуги шестидюймовый убийца остался после недавнего боя в гордом одиночестве. Еще один профессионал.
Прошло два дня, и я приготовился доложить Ломану, что от задания отказываюсь. Не мой профиль. Пусть этим занимается Безопасность. Город кишел их людьми. Любой из них мог справиться с этим делом гораздо лучше меня, они знали, по какому сценарию проходят подобные вещи, и они были специально на них натасканы.
К Пангсапе я пошел потому, что в один прекрасный день я мог оказаться в Бангкоке на настоящем задании и тогда бы он мне, конечно, понадобился. В том, что я спрашивал его о схемах передвижения профессионалов, не было ничего страшного или лишнего, потому что мне всегда лучше знать, где такие люди находятся. Но если верность и надежность его источников соответствовала оценкам Ломана, то он бы уже вышел на меня в любом случае. Хоты бы только для того, чтобы сообщить, где кто находится. Уж он-то знал, что задержись он чуть-чуть, пусть информация и отрицательная, как из Лондона тотчас же донесется нетерпеливое покашливание. То есть, по всей видимости, никакой информации он не собрал.
Ничего не вышло. Дело не вырисовывалось. Не имея практически никакого официального прикрытия, никакой легенды или чего-то в этом роде, я бесцельно слонялся по городу. Сколько я ни проверял, нет ли за мной хвоста, ничего не обнаруживал. Чем я занимался, куда ходил — никому не было никакого дела.
Я знал, как получилось, что Ломан меня сюда вызвал. Это было типично для него. На вопрос, кто втянул Бюро, он мне так и не ответил. Он сам и втянул — подсунул этот заранее бесплодный план Паркису и остальным, а исполнителем выбрал меня. Говорил, наверное, много и убедительно. В основу плана с самого начала легла ложная посылка, мнимая угроза. Никто, планирующий покушениё на деятеля такого уровня, не станет заранее предупреждать об этом. Подобное извещение только насторожит силы Безопасности, и больше ничего. Именно так и получилось, кстати. Безопасность уже наготове: ждет и готова отразить любую вылазку любого психопата. Впрочем, в этом есть определенный смысл — в толпе, окружающей государственную шишку такой величины, психопаты найдутся. Вспомнить для примера визит папы римского в Нью-Йорк в шестьдесят пятом. Восемнадцать тысяч полицейских несли дежурство в особом режиме, пути следования прочесывались специальными подразделениями, снайперы посгоняли с крыш всех голубей, а почему? Да потому, что несколько анонимных фанатиков, тронувшихся на религиозной почве, написали в отправили по почте два или три письма.
Обычная работа. Рутина. Бюро никогда не занималось такими вещами; оно создавалось для проведения особых операций. Какого черта они послушались Ломана?
Я попробовал выйти на него через Сой-Суэк-3, но он не показывался там со дня моего прибытия. Тогда я пошел в посольство и спросил, где находится «номер шесть». Он говорил, что это можно.
Молодой человек посмотрел на меня несколько обеспокоенно.
— Номер шесть?
— Да.
— Там должна быть мисс Мэйн, не так ли?
— А должна ли?
— Прошу вас, присаживайтесь.
Он изящно протанцевал мелкими прискоками к двери соседнего кабинета, не спросив даже моего имени. Я стоял и следил за ним взглядом.
Если только Ломан окажется там, в шестом номере, я ему в лицо выложу, что знаю, зачем он втянул в это дело Бюро, а потом и меня. Интересно будет видеть реакцию.
Мальчик из Хэрроу[34] вернулся обратно и провел меня по коридору в соседнюю комнату. Табличка на двери гласила: «Атташе по культурным связям». Я сидел один минут пять, потом вошла девушка… или женщина… черт, никогда не угадаешь их возраст.
— Чем могу помочь?
— Подскажите, где находится номер шесть.
Она смотрела на меня долго. Я не возражал. До посольских доходит всегда самое быстрое через несколько дней. Это даже располагает.
— В данный момент там никого нет. Может быть, я смогу что-то сделать?
— Вы — атташе по культурным связям?
— Его секретарь.
— Видите ли, этот школьный отличник, должно быть, позабыл арифметику. Мне нужен номер шесть, если для вас это пустой звук, то мне бы хотелось видеть человека по имени Ломан.
— Мистера Ломана здесь нет.
— О Боже! За что такое наказание! Хорошо, если вы его все же увидите, передайте: я весь день с обеда пытался с ним связаться, и, поскольку ситуация складывается таким образом, сегодняшним же вечерним самолетом я вылетаю в Лондон. Договорились?
Что-то я разболтался. Недисциплинированное поведение. Лоури не одобрил бы.
— Пожалуйста, обождите минутку.
У нее была чудная походка. И чистый приятный голос. Это смягчало и успокаивало, и я подумал: может быть, за этим ее и посадили?
Не дать человеку взорваться, когда все организовано из рук вон плохо.
Следующий вошедший в кабинет был мужчина. Девушка где-то осталась. Он прикрыл за собой дверь и протянул руку.
