- Тихо ты, вопилка! - цыкнул на неё муж. - Это всего лишь треть пути. Впереди - Дунай.
Шли до берега больше часа. В небольшом рыбацком посёлке многие люди оказались тоже пьяными по случаю праздника, а другие отказывались везти беглецов в такую погоду. После уговоров и посулов расплатиться золотыми серёжками попадьи согласилась одна толстая рыбачка - тоже не совсем трезвая, но, по-видимому, именно из-за этого и смелая.
Волны Дуная поднимались почти как на море в шторм, и рыбацкий баркас швыряло из стороны в сторону, словно скорлупку грецкого ореха. Но венгерка искусно орудовала кормилом, ухитряясь проскакивать между катящимися валами. Только единожды их почти накрыла водяная стена, и уже все готовились захлебнуться, как судёнышко, вновь вильнув, не пошло ко дну, а продолжило скользить по поверхности.
Долгожданная твердь показалась избавлением от всех мук. Мокрые, продрогшие, сбившись в кучу, русские расплатились с рыбачкой и пытались её отговорить возвращаться в такую бурю обратно - во второй раз ей может не повезти. Но она слушать не желала; взяв серёжки, прыгнула в баркас и спустя мгновение скрылась среди волн. Что с ней сталось дальше, доплыла ли домой счастливо - Бог весть!
Беглецы шли не разбирая дороги и к исходу следующего часа оказались в ещё одной деревушке, но уже немецкой, где их встретили более приветливо, а за золотое колечко разрешили не только отогреться у очага, но и накормили бобовой похлёбкой. Утром они купили трёх коней, взгромоздились по двое - Гришка с матерью и Георгий с Пахомием, а Владимир ехал один, - и, узнав у местных дорогу, поскакали в сторону Вены. А оттуда до Германии - и всего ничего.
Между тем Фридрих Барбаросса был загружен подготовкой к крестовому походу денно и нощно. В декабре прошлого, 1188 года возвратились послы, направленные в разные страны. Венгрия и Сербия дали добро на проход крестоносцев по их территории. Византийский император Исаак Ангел тоже согласился, но при условии - если не допустят грабежей мирных греков и не будет попыток захвата Константинополя (как случалось в первых двух кампаниях). Даже турецкий султан Кылыч-Арслан обещал выделить войска против Саладина. Только Саладин стоял на своём: никаких ультиматумов от католиков не приемлет, отдавать Иерусалим и другие священные для христиан места не намерен; более того - сделал совершенно наглое предложение: если остатки прежних крестоносцев, продолжающие занимать кое-какие города в Сирии, перед ним капитулируют, он вернёт европейцам Крест Иисусов и освободит все захваченные монастыри; даже разрешит паломникам посещать Гроб Господень. От такого нахальства проходивший в Нюренберге рейхстаг просто ошалел. Кто же стерпит подобные оскорбления? Выходило ясно: Третий крестовый поход неизбежен.
Фридрих встал во главе общих сборов. Численность европейских войск доходила до ста тысяч человек! Эту громадину надо было организовать и дисциплинировать, обеспечить всем необходимым, разработать маршруты следования… И в разгар трудов императору доложили о прибытии князя из Галиции. Тот вначале только отмахнулся: «Некогда, некогда!» - «Он - законный наследник Ярослава Осмомысла, обещавшего Евфросинье Венгерской оказать содействие в крестовом походе; сын сулит много средств». Самодержец почесал в рыжей бороде («Барбаросса» в переводе с латыни - «красная борода») и велел впустить.
Князь ему понравился - полноватый, чуть застенчивый, с добрыми живыми глазами; лет ему было тридцать восемь - тридцать девять, но уже первые морщинки пробегали по лбу, да и зубы могли бы выглядеть не такими жёлтыми, ну да это не имело значения. Коротко поведав свою историю, русский предложил за помощь в отвоевании Галича дорогую нашейную гривну - всю в бриллиантах и изумрудах - и затем, победив, в течение года до двух тысяч гривен серебром. Это были громадные деньги по тем временам. Фридрих выслушал Владимира с пониманием, а затем сказал:
- Сам помочь не смогу, так как вскоре выступаю с войсками на Ближний Восток. Но попробую надавить на союзника нашего - польского короля Казимира. Он в крестовом походе не участвует, пусть хотя бы так послужит делу справедливости.
- Вы мудрейший из всех монархов на свете! - пылко воскликнул Яков. - Чем-то напоминаете моего покойного батюшку. Тоже был великим Правителем - благородным, великодушным и дальновидным.
Император ответил:
- Да, я много слышал о нём. Жаль, что нам не довелось встретиться. Без Руси нет Европы. Хорошо, что вы внесли посильную лепту в наше святое дело. Тонкости вероучений не должны разделять Восток и Запад. Христианская цивилизация, ойкумена[32], у нас общая. Так и надо жить.
Этой встречей оба остались чрезвычайно довольны.
Десять дней спустя Ярославов сын подъезжал уже к Кракову. (По дороге он заехал в Познань, навестил сестрицу Ирину-Верхуславу-Агнешку и оставил в Калише Поликсению и Григория, а Георгия и Пахомия Вонифатьича взял с собой.) Казимир II с уважением отнёсся к просьбе Барбароссы и уже в июне выступил с войсками в сторону Галича. К счастью, до сражений дело не дошло: Бела III, не желая обострять отношений с Фридрихом, срочно отозвал Андраша домой. Венгры убрались с Галицкой земли так же неожиданно, как и появились.
1 июля 1189 года, после всех мытарств отпрыск Осмомысла наконец-то вернулся к родным пенатам. Видя на горе кремль, слёз не мог сдержать. Даже произнёс:
- Святый Боже, да неужто это наяву? Мне не снится? Я опять в тятенькином граде? И могу продолжить дело отца? Слава Тебе, Господи! Нет меня счастливее!
Галич встретил его колокольным звоном, радостными лицами горожан и благословением епископа Кирилла. Иерарх сказал:
- Княже Володимере! К твоему приезду мы тут вычистили всё, что смогли, от презренных иноземных захватчиков. Осмомыслова усыпальница в полном порядке. Можешь убедиться.
- Да, конечно, владыка, немедля.
В церкви Пресвятой Богородицы опустился на колени перед склепом. Поклонился Болеславе, упокоенной рядом, и ладони положил на чёрную мраморную плиту, на которой золотом были выбиты имена Осмомысла - Христофор и Ярослав, отчество Владимирович, годы его правления в Галиче и святые слова из Евангелия от Матфея: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».
- Отче, ты нашёл их, - произнёс Владимир одними губами, смежив веки, - ты нашёл врата в жизнь, узкие, но праведные. Многие не понимали тебя, я и сам порой считал дела твои блажью, но теперь вижу ясно: ты был прав, но не остальные! Ты нашёл свой путь. Дал пример благородного служения ближним, сирым, страждущим. Преклоняюсь перед тобою. Обещаю править княжеством справедливо, чтоб не бросить тени на твоё великое имя. Спи спокойно, тятенька. И прости нас, грешных, за всё! - Слёзы потекли у него из глаз и закапали прямо на чёрный камень; так ему одиноко и скорбно стало в этот миг, холодно и страшно! Но потом успокоился, прочитал «Отче наш», встал с колен, низко поклонился и сказал, крестясь, напоследок: - Я горжусь, что во мне - частица твоя… И в твоих внуках… Ты не умер, ты жив. Мы бессмертны. Ты бессмертен!
Выйдя из храма, полной грудью вздохнул - просветлённо, воодушевлённо, - улыбнулся благостно:
- Господи, радость-то какая! Я дома! И никто меня отсюда больше уже не выгонит!
В тот же вечер он послал гонцов: в Калиш - за княгиней и младшим княжичем, да ещё в Перемышль - за Афанасием Кснятиничем, чтоб назначить его печатником (а Пахомия Вонифатьича он назначил дворским). Янкину дочку Зою, не уехавшую с венграми из Галича, он простил и позволил вместе с младшими братом и сестрой, по их просьбе, удалиться в Византию, попытать счастья в Константинополе.
Сразу целый ворох забот навалился на князя. Даже и не знал, с какой стороны приняться. Шутка ли сказать - землю предков поднимать из руин! Но фундамент, заложенный отцом, оказался цел; это помогло понемногу набирать силу.
7
В Киеве по-прежнему правил Святослав Всеволодович, но его угнетал смертельный недуг, и фактически центр Руси, как и раньше, при Андрее Боголюбском, отодвинулся во Владимир и Суздаль, к младшему брату Боголюбского, Всеволоду Юрьевичу. Он, вернувшись из Византии, где оставил могилы матери Елены и сестры Марии, постепенно стал главой клана Долгоруких. А за плодовитость (сделался отцом двенадцати детей) получил прозвище Большое Гнездо. Княжество его бурно развивалось, обогнав другие, и приобрело нешуточный вес. Например, Яков-Владимир Галицкий обратился к Всеволоду (собственному дяде), чтобы тот помог ему закрепиться на княжеском престоле, и за эту услугу обещал почитать как отца родного; Всеволод откликнулся и привёл к крестоцелованию не только всех юго-западных князей, но и польского короля, - те торжественно обещали больше не «искать под Володимером Ярославичем Галичской земли».
