всякий культурный и экономический рост страны.
Некоторые наши историки, следуя той знаменитой поговорке, которая говорит, что «нет худа без добра», пытаются найти какое-то добро и в татарском иге. Не удержался от этого и Ключевский: он видит в татарах тот нож, который разрубил удельные узлы русской истории. Достаточно очевидно, хотя бы из книг того же историка, что дотатарская Русь умела разрубать эти узлы и БЕЗ татар. Карамзин видел в татарской власти фактор, укрепивший централизованную власть Московских князей. Однако централизованная власть князей – правда не московских, а раньше киевских, потом владимирских, – была реализована и без содействия Батыев и Мамаев. Костомаров видел «прогресс» в том, что татарское нашествие разгромило Русь городскую и вырастило Русь деревенскую: с этой точки зрения уничтожение Киева, Рязани, Владимира и других городов является, по-видимому, тоже «прогрессом».
Ждать пришлось долго – триста лет. Этот процесс ожидания, выдержки приводит нас к тем факторам истории, которые обычно остаются вне исторических исследований и даже исторических обобщений: это фактор постоянства, доминанты нации, так сказать, ее выносливости в борьбе. В великих столкновениях великих народов побеждает не «геройство» – побеждает выносливость. Героические моменты этой борьбы потом используются в качестве наглядных и воодушевляющих символов. Они обрастают героическими жестами, которых никто не видел, героическими фразами, которых никто не слышал и, уж конечно, никто не записывал, героическими подвигами, которые позднейшая легенда обрабатывает в потребу свою. Героические жесты, слова и деяния, конечно, существуют и в реальности. Но реально существовавшие – до нас, по-видимому, не доходят никогда, разве только в чисто литературных отражениях: «Война и мир» (капитан Тушин) или «Герой нашего времени» (Максим Максимыч). Этот реально существующий и реально решающий героизм существует в воле миллионов людей, из которых если и не каждый, то, по крайней мере, большинство готово в сознании своем идти на такие-то жертвы во имя такой-то цели. Если в миллионах людей такого сознания нет, то никакие герои ничему не помогут. Никакая великая борьба не решается «одним ударом», так сказать «нокаутом», по нынешней терминологии бокса: идет на выносливость, на измор.
Самых опасных наших противников – татар с востока и поляков с запада – мы взяли не геройскими победами и не сокрушающими поражениями. В борьбе с татарами даже и Куликовская битва в сущности ничего не изменила, а это было поистине сокрушающее поражение. Мы взяли измором: мы – продержались триста лет, а татары за те же триста лет выдохлись окончательно. Решительно то же было и с Польшей: там даже и сокрушительных побед не было: в многовековом споре «славян между собою» Польша была обескровлена и разложилась изнутри. Измором была ликвидирована и шведская опасность. На нашей стороне стояли факторы пространства, времени и массы – но не пассивной массы, в бездействии ждущей нового поворота исторических судеб, а десятков миллионов людей, продолжающих гнуть свою линию в любых исторических условиях и под давлением любых исторических катастроф.
Еще не оправившись от оглушительного Батыева удара, Русь снова берется за свою старую линию: начинает сызнова отстраивать свое снова разрушенное государственное единство и ищет для этого подходящий центр. Таким центром на этот раз оказалась Москва.
Возвышение москвы
«Причины возвышения Москвы» занимают весьма видное место во всех курсах русской истории и ставят наших историков несколько в тупик. Почему, в самом деле, только что разгромленная татарским нашествием страна, опережая всех своих западноевропейских современников, так быстро восстанавливает свое национально-государственное единство и почему центром этого единства оказывается именно Москва – самый захудалый из всех тогдашних уделов?
Ответы, конечно, даются самые разнообразные. Самый толковый из них принадлежит проф. Випперу: «У нас по вопросу о жизни нации ничего не сделано, я бы сказал ничего не начато… Мы ведь никогда не занимались исследованием относящихся сюда вопросов… Наши диалектические, платонические и другие методы, которыми мы до сих пор орудовали, – богословская схоластика и больше ничего» («Круговорот Истории», стр. 64 и 75).
Из общего уровня наших историков проф. Виппер выделяется своей откровенностью: «наши методы – схоластика и больше ничего». Другие историки менее откровенны, в особенности марксистские, которые, кроме как «схоластики», гроша медного за душой не имеют.
Разбор исторических объяснений причин возвышения Москвы я начну с марксистских: более глупого в мировой историографии нет ничего.
Пережевывая в тысячный раз «положения классиков марксизма», советские исторические курсы всячески подчеркивают «материальную базу» объединения Руси. По Марксу – объединительные тенденции, вызвавшие создание феодальных королевств, поддерживались прежде всего «земельным дворянством» и «городами» (Маркс и Энгельс, «Немецкая идеология», 1934, стр. 15). Советская «История СССР», почтительно повторяя «классиков марксизма», формулирует причины объединения Руси так:
1. Экономическое развитие русских земель, выразившееся в появлении общественного разделения труда и товарного обращения, в силу чего усиливались экономические связи между отдельными городами и землями.
2. Классовая заинтересованность феодальных земельных собственников в создании сильной верховной власти, способной подавить сопротивление крестьян.
В других местах той же «Истории» несколько раз повторяется тот же основной мотив: города, центры национальной торговли и промышленности, выступают как основная объединительная сила страны.
Я начну со второго пункта: с «классовой заинтересованности феодальных земельных собственников». Напомню: Боголюбский начал с разгрома этих «собственников», его преемники были втянуты в гражданскую войну, в которой победили противники «феодальных земельных собственников». Москва с самого начала стала ликвидировать всякие феодальные начинания. Грозный «феодалов» разгромил окончательно. В Смутное время победили «тягловые мужики», «последние люди государства Московского». Первые Романовы строят всесословное самоуправление и ликвидируют остатки феодальной бюрократии, и потом, после периода цариц, первые законные русские цари снова берутся за прерванное Петром занятие – за постепенную, но окончательную ликвидацию уже не «феодальных земельных собственников», а просто земельного дворянства.
«Общественное разделение труда, товарное обращение» и «города» не имеют к объединению страны ровно никакого отношения. Италия в годы «возвышения Москвы» была типичной «страной городов», имела неизмеримо более развитое «товарное обращение», имела вексельное право, и банки, и двойную «итальянскую бухгалтерию», и «общественное разделение труда» и все такое. И при всем этом – Италия с государственно-национальным объединением отстала от России лет почти на пятьсот, да и это объединение было организовано никак не королями, даже и не Гарибальди и прочими, а было организовано Наполеоном III, у которого на Италию были собственные виды.
То же относится и к Германии. Германия тоже была «страной городов» и имела «общественное разделение труда» – почему объединение Германии выросло не из старинных торговых центров, какими являлись Кельн или Нюрнберг, а из Берлина, которого в эпоху возвышения Москвы и вовсе не существовало? Почему торговые города Ганзы не только не
