Вдвоем, как добрые друзья, они отправлялись в Хевер навестить дочку. Генрих — на своем чалом, а Анна — в карете.
— Больше никаких случайностей! В прошлый раз Баттс предупреждал, что не следует ехать на соколиную охоту! — сказал он ей.
Анне приятно было сознавать себя в центре всеобщего внимания, отделаться от своих врагов, чувствовать одобрение отца и видеть Джорджа и Джокунду в безопасности.
Она слишком хорошо знала цену власти, чтобы окончательно успокоиться; ведь совсем недавно она сама приложила немалые усилия, чтобы низвергнуть такого человека, как Уолси. Ей надо было родить Генриху сына, тогда ни вечно шантажирующий Норфолк, ни завистливый Саффолк не смогут столкнуть ее с высокого пьедестала, на который она взошла. Сам Генрих, в чьих руках они выглядят жалкими пигмеями, встанет на ее защиту, и ни Мэри Говард, ни дочери Саффолка, в чьих жилах есть несколько капель королевской крови, не преодолеют такого ничтожного расстояния, что отделяет их от трона.
Анна глубоко заблуждалась насчет этого безмятежного периода их семейной жизни, когда она и Генрих могли проводить много времени друг с другом, разделяя интересы. Постепенно их физическая близость могла перерасти в крепкую дружбу, время ожидания рождения ребенка могло стать приятным для них двоих. Возможно, с годами она смогла бы потушить в себе безумный огонь страсти и не пытаться выглядеть соблазнительной для мужчин.
Отправляясь в Хевер в дружеском окружении, обсуждая планы по расширению королевских детских покоев, Анна считала, что для нее настают дни спокойствия и защищенности, каких никогда не было в ее жизни.
Во всем она видела подтверждение своих мыслей. Когда она брала из колыбельки дочку, то чувствовала тепло, исходившее от нее, а та, завидев Анну, очаровательно улыбалась ей, и улыбка служила доказательством готовности Елизаветы принимать активное участие в воспитании грядущих потомков.
«Когда Генри состарится, Елизавета будет совсем взрослой!» — Анна вдруг обнаружила, что уверена в том, что сама не состарится никогда. От этой мысли ей стало даже смешно.
Анна передала Елизавету королю, с гордостью наблюдала, как он держал на руках двухгодовалую дочь, хвастался ею перед друзьями, не придавая значения тому, что она девочка, — ведь весной жена обещала подарить ему сына.
На этот раз Анна не сомневалась, что родится мальчик, как когда-то не сомневался король. Каждой частичкой своего тела она ощущала ребенка. В памяти всплывали картины их с Генри близости. Весной провозгласят о рождении принца, и все колокола зазвонят опять.
И хотя таинство коронации так и осталось не понятым ею, Анна смутно догадывалась, что ожидания ее мужа тесно переплетены с ожиданиями его подданных, что переживания его тесно связаны с их переживаниями. Несмотря на то, что в народе считали его виновным в разводе, все равно ждали рождения наследника, который был бы и их наследником, поддерживал бы их традиции, спасал бы от внутренних раздоров, а главное, не позволил бы женщине появиться на престоле, — ведь ее замужество привело бы их в ненавистную зависимость от Франции или Испании.
Но чувства, которые испытывала Анна, позабыв про свои амбиции, были гораздо проще. Она смотрела, как медленно падал снег на равнины Эссекса и покрывал белым ковром черную землю, изрытую копытами лошадей, — черную плодородную землю. Анна говорила себе: через несколько месяцев пригреет солнышко, расцветут цветы, наступит май — самое чудесное время года. В Хэмптоне вновь зазеленеют деревья вдоль покрытых травой дорожек, а на Темзе появятся прогулочные лодки. В мае состоялась ее победная коронация… Этот месяц многое значил для нее, и она с нетерпением ждала его прихода…
Анна резко вернула себя к действительности. Перед отъездом необходимо было оставить важные инструкции для мисс Эшли, преданной няни Елизаветы. Анна знала, что Генриху скоро наскучит заниматься с ребенком, поскольку брался он за любое дело с удвоенной энергией, и она оказалась права: он бродил взад и вперед в поисках новых развлечений.
Еще мгновение, и пошлет за Мэри — ей уже исполнилось девятнадцать, и она достаточно образованна, чтобы поддерживать беседу с мужчинами на нескольких языках. Генрих сердился на нее, но в его сердце всегда жил образ любящей и веселой девушки. Никто не может поручиться, что, встретившись с ней, король не захочет пригласить ее ко двору.
Анна боялась, что своим присутствием сухая и надменная Мэри разрушит наступивший покой и застрянет, словно кость в горле, не давая возможности бороться за безопасность, ради которой Анна с таким трудом распространяла свои чары!
Когда Анна приехала в Хевер, ее преследовала одна только мысль — не допустить встречи Генри со старшей дочерью. Об этом она написала тайком от всех тетушке Скелтон, требуя, чтобы во время визита короля Мэри держали в ее покоях. Руководствуясь этими же соображениями, она еще раньше поручила управление Хевером своему родственнику.
Анна пришла к выводу, что не наступило еще время для полного расслабления. В любую минуту нужно быть готовой опередить действия Генриха хоть на один шаг.
Анна поискала глазами гувернантку двух принцесс — Алисию Скелтон, и та, украдкой взглянув на сердитое лицо Генриха, утвердительно кивнула. Леди Скелтон не раз докладывала, что наедине со своей сводной сестрой Мэри часто берет ее на руки, прижимает к истосковавшемуся по любви сердцу. Но Анна не обманывалась насчет истинных чувств гордой девушки, она была уверена, что Мэри согласилась выполнить все распоряжения только для того, чтобы избежать оскверняющего присутствия ее мачехи и постыдного прислуживания незаконному ребенку! Анна легко могла представить, как выглядела бы Мэри Тюдор, появись у нее возможность высказаться — гордо расправленные плечи, красивые, как у испанок, глаза, невидящий взор от уязвленного самолюбия. Терзаясь представлениями, Анна порой будто слышала голос Мэри.
И действительно, вскоре представился случай услышать его наяву. Все слышали. Мэри играла на верджинеле, все двери и окна были предусмотрительно распахнуты. Она играла с особым чувством, гладко; король, без сомнения, не мог оставаться равнодушным! Она играла — неслыханная дерзость — мелодию, которую сочинил сам король и под которую она часто танцевала перед ним и Екатериной.
Анна поднялась и поцеловала на прощание дочку.
— Если угодно Вашему Величеству, пора отправляться обратно. Дни стали короче, и для блага нашего мальчика лучше вернуться домой засветло, — настоятельно проговорила она и сделала вид, что ее знобит, хотя, в сущности, и не притворялась.
