— Так и быть, чем займемся, Марк, чтобы быстрее скоротать время? — вздохнула она.
— Я рад, что все ушли. Теперь я могу рискнуть.
Анна не могла сдержаться, чтобы не рассмеяться.
— Мэри, ты посмотри на этого испорченного пижона! Почему это ты так обрадовался, что веселая компания распалась?
Смитон подошел к ней вплотную, в глазах его полыхала ревность, совсем как в ту ночь, когда Генрих схватил ее на руки после маскарада Цирцеи.
— Потому что вы никогда не смотрите и не разговариваете со мной, когда рядом другие, — выпалил он.
По правде говоря, юноша представлял собой посмешище: вообразив себя в роли ее поклонника, он тратил кучу денег, из тех что платил ему король, на модные шелка и бархат, в которых щеголял перед ней.
— Марк, они мои друзья, кроме того, благородного происхождения! — попробовала Анна объяснить по-доброму. — Тебе не следует ожидать, что я привлеку тебя к беседе в их присутствии.
— Тогда вам нравится только мой голос?
— Ты мне вообще не нравишься, — холодно заявила Анна, удивленная его наглостью. — Но ты можешь посидеть у меня в ногах и спеть. А я заплачу тебе за песню.
Марк пододвинул диванную подушку поближе к ее креслу, но не сел. Выдернутый из среды, в которой родился и жил, развращенный лестью, Марк пребывал в мире галлюцинаций и романтических фантазий.
— Все знают: я готов умереть за вас! — осмелился он сказать, понижая голос, чтобы женщины у окна не расслышали его.
— Кто все? Прислуга? — насмешливо спросила Анна.
— Я постараюсь, чтобы об этом узнали все, — продолжал он говорить, не отдавая отчета своим словам, — от короля до последнего придворного!
— Что ж, король быстро расправится с тобой, — зевнула Анна, презирая себя за то, что вступила в спор с сумасшедшим. — Король уже не раз сердился из-за того, что ты вертишься у него под ногами и возле меня!
— Тогда он заметил?
— Марк Смитон, ты сошел с ума!
Анна рассердилась всерьез, а он, как безумный, опустился на колени возле нее и взмолился.
— Мадам, сжальтесь! — твердил он. — Какое значение имеет мое происхождение? Я такой же человек, как те, с кем вы шутите, кого с такой легкостью касаетесь рукой. Нас сближает музыка. Вспомните, как мы готовились к маскараду, у нас рождались схожие мысли! Я знаю, когда вы, Ваше Величество грустите или расстраиваетесь, мои песни приносят вам покой. Я не хочу бегать за другими женщинами, участвовать в состязаниях, я счастлив у ваших ног. Разве вам не приятно, что я у ваших ног?
— Разве только когда ты там вместе с собаками!
— Но собачек вы часто берете на руки!
Анна вскочила и сделала вид, что собирается пнуть его ногой. Она была уверена, что он отскочит подальше от нее, но Марк не шелохнулся — он бросил ей вызов! Глаза его сверкали, темные волосы блестели, смазанные маслом, а чувственные губы кривились в наглой усмешке.
— Что я такого сказал, чего вы не слышали от других? — потребовал он. — На прошлой недели сэр Фрэнсис Уэстон сказал вам то же самое, я прекрасно слышал.
— Я повторяю, они воспитанные люди и говорят такие вещи, не придавая им особого значения.
— А я — сын плотника! Пусть эти мысли иссушат мое сердце!
Голос Смитона был нежным и тихим, а речь — приятной. Он выглядел мрачным и красивым. У Анны не хватило духу послать за своим мажордомом и приказать тому выпороть юношу. Она позволила снисходительности одержать верх над благоразумием, кроме того, последнее время ей все реже и реже приходилось слышать заверения в любви.
— Ты слишком дерзок, — устало произнесла она, вздохнула и опустилась в кресло. — Теперь, Бога ради, пой или уходи!
Генрих часто говорил ей, что голос юноши завораживает его. Марк чувствовал ее одиночество и знал, какую выбрать песню. Он пододвинул диванную подушку еще ближе к ней, голова его, как бы случайно, коснулась ее колен, и запел.
Смутно Анна догадывалась, о чем перешептывались в противоположном углу Маргарэт и Друсилла: им неприятно было его присутствие, они боялись, что Марк скомпрометирует королеву. Анне не хотелось думать об этом, она закрыла глаза и отдыхала.
Через некоторое время на арене стихли крики и возгласы.
Анна лениво посмотрела вокруг и поискала глазами лютню. Марк как будто угадал ее желание, он протянул ей лютню. Больше всего на свете он любил петь, когда она играла.
Но не успела она коснуться струн, как дверь с шумом распахнулась и в комнату ворвались ее дядя и невестка.
— Почему вы так быстро вернулись? — удивленно спросила она.
Но они молчали. Джейн подбежала к ней, обняла, как будто хотела защитить от грозящей опасности, она вскрикивала и рыдала. Норфолк стоял со шляпой в руке, он вытирал пот со лба, по всей вероятности, ему пришлось бежать. Резкие черты лица его от возбуждения еще больше скривились.
Анна почувствовала, что Смитон пытается незаметно отползти подальше от ее колен, а Маргарэт Уайетт, наоборот, придвинулась ближе.
— О, моя бедная Нэн! — всхлипывала Джейн Рочфорд, прижимаясь к ее плечу.
Только тогда Анна сообразила, что известие касалось ее и было огромной важности, потому что первый герцог страны прибежал к ней запыхавшись. Именно в эту минуту Анна заметила, что снаружи, где еще недавно бушевали страсти, воцарилась зловещая тишина.
Она поднялась, в одной руке все еще сжимая лютню, выглядевшую в эти минуту неуместной, другую она непроизвольно вытянула вперед, пытаясь ухватить Маргарэт.
— Что случилось? — спросила она.
— Король… — прокаркал Томас Говард, подходя ближе.
— Что? Что?
— Он…
Анна топнула ногой, он напоминал ей испуганную мартышку, которая строит рожицы.
— Продолжайте! — прошептала она, хотя ей почудилось, что она закричала.
— Он предпринял выпад против сэра Симора… и все из-за проклятых испанских доспехов…
Лютня с грохотом упала на пол и сломалась, Анна судорожно пыталась за что-нибудь ухватиться. В гулкой тишине послышались чьи-то распоряжения, но голос показался неестественно тихим. Во дворе раздались грузные зловещие шаги: несли что-то тяжелое.
— Он умер? — спросила Анна, она не узнала собственный голос, он раздался откуда-то издалека.
— Еще нет, я думаю. — Речь Норфолка становилась более связной. — Ты же знаешь, сколько он весит, Нэн, даже без доспехов. Его лошадь наступила на него, сломала ему ногу и порвала вены. Врачи никак не могут остановить кровотечение. Чарльз не отходит от него, говорят, король истекает кровью.
Анна пыталась представить мужа, каким она видела его всего час назад: огромный, красивый великан с огненными волосами — теперь он лежал в луже крови, лежал тихо и больше уже не смеялся.
