Первые двести сорок миль пути мы проделали, как и ожидали, без всяких помех и не вступая ни разу в сражение; в целом путешествие оказалось не слишком утомительным. В сентябре и октябре погода вообще хороша для путешествий: не слишком Жарко днем и не слишком холодно ночью. Знаете, почему готы издавна называли сентябрь «месяц копий»? Да потому, что в это время повсюду в изобилии дичи. В нашем войске имелся авангардный отряд (мы с Фридо частенько оказывались в нем), воины которого должны были вести разведку и охотиться. Дабы разнообразить наш рацион, они также рвали в садах фрукты и оливки, собирали виноград на виноградниках и отбирали у крестьян домашнюю птицу. Это, разумеется, являлось нарушением императорского приказа (как вы помните, нам велено было кормиться за счет собственных запасов), но даже Зенон не мог не признать того, что завоевателям просто невозможно приказать вести себя хорошо.
По пути к нам неоднократно присоединялись новые воины, которые стремились отправиться сражаться вместе с нами. Все они были в основном из различных немногочисленных германских племен — варны, лангобарды, эрулы: иногда всего лишь горсточка людей, а порой и все мужчины племени, способные держать в руках оружие. Некоторые, для того чтобы присоединиться к нам, покрыли огромное расстояние. Было весьма непросто включить их в уже организованное войско, и командиры подчас от досады скрипели зубами, но ни одного из вновь прибывших Теодорих не отправил обратно. Мало того, он старался, чтобы эти воины почувствовали, что им рады, словно близким друзьям. Каждый раз, когда к нам присоединялась значительная группа, Теодорих проводил особый ритуал: он давал новым воинам клятву, а они присягали ему на верность. А поскольку большинство новичков были поборниками старой языческой веры, Теодорих, желая сделать им приятное, клялся именем Вотана. Нашу армию сопровождали несколько исповедующих арианство священников-капелланов, но Теодорих не обращал никакого внимания на их явное недовольство. Насколько я знаю, наш король вообще не особенно уважительно относился к христианской религии.
Проделав первые двести сорок миль путешествия, мы оказались в месте слияния Данувия и Савуса, там как раз расположен город Сингидун. Мы разбили на берегу лагерь и остановились здесь на несколько дней: во-первых, надо было пополнить запасы, а во-вторых, дать войску короткую передышку: пусть люди воспользуются удобствами городской жизни. В Сингидуне теперь стоял Четвертый легион Флавия, и поскольку мы находились в окрестностях, то многие служившие там воины также покинули свой легион и присоединились к Теодориху.
В этом городе я в свое время прошел боевое крещение, а потому испытал настоящий трепет, когда снова прошелся по улицам Сингидуна. Мой спутник, принц Фридо, и вовсе был вне себя от волнения, поскольку, когда мы с ним прежде проплывали мимо этого города на лодке, которая везла нас на юг к Новы, я подробно рассказал ему об осаде Сингидуна и о том, как здесь был разбит король сарматов Бабай.
— Ну а теперь, сайон Торн, — сказал он взволнованно, — ты должен показать мне все, что раньше описывал.
— Отлично, — ответил я. — Смотри внимательно: впереди, прямо перед нами, ворота — те самые, которые когда-то были разбиты при помощи так называемых «иерихонских труб»; правда, теперь их отремонтировали.
Вскоре я произнес:
— На этой площади я пронзил вооруженного до зубов сарматского воина. А вон там, в дальнем конце ее, Теодорих распотрошил предателя Камундуса.
А затем я вспомнил еще кое-что:
— Вон с той стены мертвых сбрасывали к подножию обрыва, чтобы похоронить. А вот это, смотри, центральная площадь, где мы закатили пир в честь победы.
И наконец я сказал:
— Благодарю тебя, друг Фридо, за то, что дал мне возможность поиграть в старого закаленного ветерана, вспоминающего те земли, по которым он некогда прошел. Но теперь, пожалуйста, ступай и развлекайся сам. Я же хочу развлечься в лучших традициях бывалых воинов.
Он понимающе рассмеялся и, весело махнув мне, отправился своей дорогой.
Почему-то считается — по крайней мере, так думают те, кто ни разу не бывал на чужбине в качестве воина, — что армейские офицеры предпочитают отдыхать, отмокая в приличных термах, и только рядовые воины из числа простонародья шляются по публичным домам и напиваются в стельку. Исходя из собственных наблюдений, спешу заверить читателей, что встречал немало рядовых, которые на отдыхе с удовольствием шли помыться, и офицеров, отправлявшихся в таверны и публичные дома.
Я сам первым делом разыскал лучшие в городе термы. А затем влил в себя столько доброго вина, что пришел в крайне веселое расположение духа. После этого я снова решил прогуляться по улице в поисках развлечений. Мне не было нужды идти в публичный дом. Я знал, что способен привлечь красивую женщину, занимающую в обществе положение, даже если сам не буду одет в свои лучшие одежды и украшен маршальскими знаками отличия. Отойдя совсем недалеко от терм, я поймал приглашающий взгляд привлекательной и хорошо одетой молодой женщины, которая, как вскоре обнаружилось, владела также еще и миленьким домиком. Он был прекрасно убран, и там имелось все, что только могла пожелать хозяйка, — за исключением супруга: ее муж был купцом и сейчас отбыл по делам в низовья реки. Мы долго предавались страсти и лишь ближе к утру смогли наконец сделать перерыв и познакомиться. Звали прелестницу Роция.
Когда два дня спустя я снова отправился из лагеря в город, то на этот раз захватил с собой сумку с нарядом и украшениями Веледы. Потихоньку переодевшись на одной из глухих улочек, я направил свои стопы в самые лучшие городские термы для женщин и великолепно провел там время. Выйдя оттуда с наступлением темноты, я не торопясь двинулся по улице, так же многообещающе посматривая вокруг, как это делала Роция. И точно так же, как и она, я вскоре поймал на себе восхищенный мужской взгляд. Однако я едва не вскрикнул от изумления, когда мужчина, пошатываясь, подошел ко мне. Это был не горожанин, а один из наших воинов, причем совсем еще юный. На меня пахнуло перегаром: парнишка явно перебрал вина и теперь расхрабрился настолько, чтобы пристать к незнакомой женщине на улице.
Он, запинаясь, заговорил:
— Пожалуйста, добрая госпожа… могу я прогуляться с тобой?
Я спокойно посмотрел на него и ответил с притворной строгостью:
— Твой голос еще только стал ломаться, малыш. Неужели мама разрешает тебе гулять после наступления темноты, niu?
Фридо (а это был именно он) вздрогнул, вид у него стал виноватый, и, как я и ожидал, юноша несколько сник при упоминании о матери. Он промямлил смущенно:
