Если мужчина будет менять женщин в процессе соития, он получит максимальную пользу. Если он способен совокупиться более, чем с десятью женщинами за одну ночь, тогда все обстоит как нельзя лучше. Если совокупляться все время с одной и той же женщиной, ее жизненный сок постепенно ослабеет, пока в конечном счете она не окажется более в состоянии одаривать мужчину здоровьем. И что хуже всего, сама эта женщина будет изнурена.
Десять женщин за ночь, и притом ни одной эякуляции?! Если бы женщины эти были проститутками, тогда частота их сексуальных контактов создавала бы столько инь, что мужчина был бы компенсирован за потерю своего семени. Около 1500 года тексты стали более умеренными, и как считает ван Гулик, это было связано с резким увеличением заболеваемости сифилисом — новым видом угрозы для здоровья. Мастурбацию тогда считали очень нездоровым занятием в любом возрасте, да и ночные истечения (поллюции) были поводом для тревоги. В особенности если мужчине приснилась соблазнительная женщина, тогда в него, скорее всего, вселились женские инкубы или лисицы-демоны. А если мужчина встретил женщину, с которой у него было соитие во сне, ему следует быть начеку: она очень даже может оказаться инкубом, который жаждет похитить у него его янь.
Трудно сказать, получали ли достаточно удовлетворения сами женщины, игравшие столь важную роль в духовно направляемом сексуальном мире. В фильме «Зажги красный фонарь» (режиссер Чжан Имоу) хорошо представлена атмосфера жизни в старом Китае. Ясно, что мужчины тогда проявляли серьезное сексуальное внимание к своим женам и наложницам. Это было не более чем их обязанность; каждая женщина имела право на секс, по крайней мере, один раз в пять дней. Однако завершив свои физические обязательства, мужчина полностью забывал о женщинах, и, кроме тех ночей, когда он появлялся у них для занятий любовными играми, они его никогда и не видели. Приведенную выше восторженную поэму, которая описывала брачную ночь, написал, разумеется, мужчина. Женщинам XXI века с огромным трудом удается убедить своих любовников, что мужчины несовершенны, если речь заходит об умении оценить сексуальные потребности противоположного пола. Может, то же самое имело место в Китае, двадцать пять веков назад?
Связь между физическим и духовным началом продолжает быть предметом обсуждения, однако это может носить обманчивый характер. В своем коротком рассказе «Человек из Сингапура» Рената Рубинштейн [150] описала свою встречу в аэропорту Гонконга с мужчиной (мистер Джейкоб), который предложил ей познакомить ее с йогой. «Секс тут ни при чем!», — уверял он ее. Рената, которая знает себя достаточно хорошо, чтобы понять, что йога не для нее, тем не менее, позволяет завлечь себя в квартиру этого мужчины, где под его уморительные комментарии, происходит точь-в-точь то, что во время случайной, одноразовой связи она могла бы ожидать и в Амстердаме. Она была вполне удовлетворена свиданием, однако, тем не менее, поинтересовалась у него, к чему было так специально заявлять с самого начала, что якобы «секс тут ни при чем». Мужчина глубоко уязвлен: как она смеет сравнивать все, что она только что пережила, с чем-то настолько банальным, как секс?! Восток есть Восток, а Запад есть Запад, и им точно никогда не сойтись… [151]
Страхи, связанные с попусту пролитой спермой, по-прежнему очень распространены в Азии. Индийские врачи отмечают наличие большого количества пациентов мужского пола с «синдромом дхат», то есть утратой спермы, связанной с различного рода тщедушием и бессилием, а также патологическим мучительным беспокойством. Западному наблюдателю трудно понять, являются ли они рядовыми ипохондриками, которых тревожат эпизоды мастурбации, или же в самом деле существует некое физиологическое состояние, повинное в «протечке» и в потере семени. В свою очередь, еще в 1950 году даосские секты в Китае приглашали широкую публику принимать участие в «кружках по изучению даосизма», которые на поверку оказались группами с довольно оргиастической программой, пообещав их участникам бессмертие и неуязвимость для всевозможных неприятностей и болезней.
Но и в Западной Европе еще относительно недавно напрасная потеря семени считалась причиной утраты умственных способностей. Благодаря дневникам братьев Гонкур нам известно, что Флобер во время своих регулярных визитов к проституткам, всякий раз стремился не допускать семяизвержения. «Hier, j’ai perdu un livre» («Вчера целую книгу потерял»), — подавленно сообщал он братьям всякий раз, когда хотел дать им понять, что в очередной раз не смог совладать с собой, и эякуляция застала его врасплох.
В западной культуре нет хвалебных гимнов выделениям из влагалища, однако всякий, кто пожелает читать между строк, обнаружит двойной смысл в арии Церлины из оперы Моцарта «Дон Жуан, или Наказанный развратник» (1787). Во время своей свадьбы крестьянка Церлина вдруг заколебалась под натиском развратника Дон Жуана, поэтому ее будущий муж, Мазетто, собрался отомстить ему за это. Однако Дон Жуану удалось одурачить его, притворившись собственным слугой, Лепорелло, а затем он задал ему изрядную взбучку. Церлина обнаруживает Мазетто стонущим, в синяках, и, чтобы его утешить, убеждает его, что сама облегчит его боль:
Средство я знаю —И обещаюВылечить скоро, милый, тебя.Средство простоеНепокупное,Его в аптеке сделать нельзя.И это средствоВечно со мноюИм успокою боль всю шутя.Если ты спросишь: где же оно?Здесь оно, милый мой,Бьется всегда —Всегда! [152]
И дальше в ремарке автора либретто, Лоренцо да Понте, можно прочесть, что Церлина кладет руку Мазетто прямо на свое сердце! Оперные сопрано обычно физически не слишком искренни в сценах нежной, быстро вспыхивающей эротичности, однако я слышал множество субреток, игравших роль Церлины, и среди них было немало исключительно кокетливых невест… Мазетто обычно играют как простака, и именно в этой арии у него есть возможность для достижения пределов собственных экспрессивных возможностей, когда до него наконец доходит, какое «лечение» ожидает его. Музыка этой арии, «Vedrai carino», отличается совершенно ангельским очарованием.
Песнопения восхваляющие и ритуальные
Составляя ряд восхвалений в адрес влагалища, нельзя не добавить в него связанные с ним звуки. Приводимые ниже строки написал арабский поэт XIX века Ибн ар-Роми:
Шишковатый шомполв сочной щели девы широкобедройзвучен — чем не шлепкирук по вязкому тесту в пекарнеиль не чавканье ног, когда каменщик ступит в раствор.Жесткий уд в этом пышном,и жарком, и жаждущем лонеза собою повлек благочестного мужа,что к истоку припал до земли,отдаваясь, как соколу селезень, —познавая любовь, что дана навсегда.
Но звуки из влагалища едва ли будут благосклонно восприняты, кем бы то ни было. Даже в разгар любовных утех большинство женщин, скорее всего, густо покраснеют от стыда, если попавший внутрь сжатый воздух начнет с шумом выходить из влагалища. Они, правда, легко могут научиться издавать такие звуки специально, но такого рода таланты будут оценены по достоинству разве что в секс-клубах Юго-Восточной Азии. Всякий, кого зазывале у дверей клуба где-нибудь в Бангкоке удастся завлечь внутрь, без конца повторяя слово «пинг-понг», должен понимать, что это — приглашение насладиться зрелищем энного количества женщин, умеющих в конце выступления выстрелить из своего влагалища шарик для пинг-понга. В фильме «Приключения Присциллы, королевы пустыни» [153] (1994) подобная сцена изображена с надлежащим тактом. А выкуривание сигареты, вставленной во влагалище, — это еще один пример смещения, и фигурального, и реального, которым владеют большинство таиландских исполнительниц сексуальных номеров. Но все же «влагалищные петоманки» [154], то есть те, кто способны превратить звуки, издаваемые влагалищем, в вид искусства, встречаются исключительно редко. Лишь в Австралии сегодня «широко известна в узких кругах» некая Элизабет Брутон, которая исполняет стриптиз, издавая вагинальные звуки в такт с музыкальным сопровождением. Ее «шахна-поп», однако, представляется единственным в своем роде зрелищем.
В Японии, между тем, существует ежегодный праздник поклонения влагалищу; он проводится 15 марта в городке Инуяма, причем стилизованное изображение ракушки-мидии представляет собой самый важный объект в палитре фаллических и вагинальных символов. В ходе праздника между двумя большими ракушками сажают маленькую девочку, которая бросает собравшейся толпе маленькие рисовые лепешки — моти. А один раз в пять лет идол, изображающий влагалище и хранящийся в храме в Огата, отправляется «в гости» к своему собрату — фаллическому идолу из храма в Тагата, на соседней станции железной дороги.
