Ее не было довольно долго, и я уже стал думать о самом худшем. Но тут она вернулась, нагруженная сумками, доложила, что «все хоккей», и стала выкладывать на кухонный стол французские сыры, фуа гра и прочие деликатесы. В отдельном пакете была бутылка «Хеннесси» ХО.
Я не успел и глазом моргнуть, как на столе появились коньячные стаканы.
― Ну, ― торжественно произнесла Сонька, ― за твой успех!
Часа в четыре, посмотрев на пустую бутылку, а потом на часы, она сказала:
― Иди прими душ и ложись. У тебя завтра трудный день.
Я не стал спорить. Кровать в комнате была только одна, и я пристроился с краю. Через пару минут и Цыпка вышла из ванной совершенно голая, с длинными распущенными до самых бедер волосами, похожая на кающуюся Марию-Магдалину с картины Леонардо. Она нырнула под одеяло рядом со мной. Но я, кожей ощущая всю глупость и непристойность своего поведения, сказал:
― Сонька, прошу тебя, не надо.
― Почему? ― исренне удивилась она.
― Любовь у меня.
― Эка невидаль ― любовь! ― засмеялась Цыпка. — Любовь ― такое дело, поболеет и умрет.
Я промолчал, просто потому, что не знал, что сказать.
А Мария-Магдалина склонилась надо мной, обрушив на меня тугую волну своих тяжелых, как все грехи мира, волос, и целомудренно поцеловала в нос. После чего повернулась ко мне спиной, строго сказав:
― Но помни, за тобой должок. Я ведь, как все девчонки у нас, влюблена была в тебя в седьмом классе.
― Цыпка ― ты святая, ― засыпая, пробормотал я заплетающимся языком.
35
Глаза я открыл в девять. Сонька еще спала. Я тихонько вышел на кухню, сварил себе кофе и съел бутерброд. Начинался действительно трудный день.
В десять мне на мобильный позвонил Понос.
― Ну? ― произнес он вместо приветствия.
― Баранки гну, ― проявив верх остроумия, ответил я. ― Сколько времени тебе нужно, чтобы доехать до «Азбуки вкуса» на Ленинградском проспекте? Вместе с Прокопчиком.
― Двадцать минут.
― Значит, в десять двадцать твоя машина стоит у входа в магазин. Я выхожу с диском в левой руке и отдаю его тебе, когда в моей правой руке будет рука Прокопчика. После чего я еду за вторым диском, встречаемся там же. Все ясно?
Он хмыкнул и положил трубку.
Я немедленно набрал контактный телефон, оставленный мне для связи с Хабаром.
Подошла сама Валерия Никитична. Я решил быть вежливым:
― Доброе утро. Магазин «Азбука вкуса» на Ленинградском проспекте. Десять тридцать. Я выхожу с диском, ваши дуболомы с девушкой. Сначала меняем девушку на меня. Потом забираете диск, я еду за следующим. Когда он со мной, звоню и назначаю новое место. Устроит?
― Устроит, ― хрустнула она, как снег под ногами в морозную ночь.
Я поднялся на чердак. Фонарик теперь был без надобности ― через слуховые окошки просачивался дневной свет. Все вчерашнее очарование куда-то ушло. Или просто мне сейчас стало не до него.
В своем подъезде я вышел, повесив дверь обратно на петли. Спустился вниз и открыл офис. Здесь ничего не изменилось. Дырка в окне и бомба на полу как напоминание о том, что все минутно, все черт-те как бренно. Отыскал в столе запасные ключи от машины Прокопчика. Ничего не опасаясь, вышел из подъезда, сел в автомобиль и поехал к «Азбуке вкуса», выбранной мною накануне потому, что этот магазин работает круглосуточно.
Нашел камеру хранения для сумок посетителей. Извлек из потной, крепко сжатой ладони ключ от ящика № 7.
Только бы ничего не перепутать!
Достал пакет с черным диском.
Посмотрел на часы: десять восемнадцать. Две минуты тянулись как две недели. Я вышел на высокое крыльцо магазина. Подкатил огромный «лексус-570», у него опустилось заднее стекло, и я увидел Прокопчика. Дальше все прошло по плану. Живой товар был обменен на мертвое железо, и «лексус» сразу рванул с места. Я увел Прокопчика в магазин и стал считать минуты.
В десять тридцать подъехали сразу два «гелендвагена». Дверь одного открылась, я рассмотрел в глубине Татку. Порезы у нее на лице были грубо заляпаны пластырем. Да, подумал я, без пластики ей теперь не обойтись. Татку изнутри вытолкнули к самой двери. Из-за ее спины высунулась женская рука. Сама Бабец, отметил я. Большая честь. Вложил в руку пакет и принял Татку, буквально свалившуюся мне на руки.
Мы вбежали в магазин. Я сунул Прокопчику в руки ключи. Быстро произнес:
― Твоя машина припаркована за углом. Спускайся через боковой выход и вези ее в травмпункт. Пусть врет там что угодно. Что сама сделала в припадке ярости.
― А… ― начал он испуганно.
― Ничего не бойся, все договорено, никто вас не тронет. Но если будет хвост, постарайся избавиться.
После чего вернулся в офис, сел за стол, положил перед собой мобильник и стал ждать.
Первым позвонил Понос. Это был не голос, а рев подраненного марала:
― Ты что мне, падла, подсунул?!
― Диск Деда Хабара, ― ответил я спокойно, хотя внутри у меня все дрожало от напряжения. Это был настоящий момент истины. Вернее, половина момента.
Не успел я отключиться, как телефон зазвонил снова. Тихий вкрадчивый голос Хабара, от которого мороз прошел по коже от затылка до пяток, произнес:
― Ты все-таки выкинул фокус.
― Это диск Воробьева-Приветова, ― быстро, чтоб он не успел положить трубку, сказал я.
― И что с того? ― все так же вкрадчиво поинтересовался Хабар. ― Мой где?
― У него, ― замирая от ужаса, пролепетал я.
Он отключился, и сейчас же телефон снова зазвонил.
― Где мой диск? ― грозно спросил Понос.
― У Деда Хабара.
Он тоже повесил трубку.
Я сидел в офисе и ждал. То ли того, что теперь ко мне в окно влетит настоящая бомба. То ли что мне сейчас принесут медаль «За спасение утопающих».
Они подъехали практически одновременно. Хабар с Бабцом и Понос. Удивительно, но когда я открыл дверь, оба пропустили даму вперед.
― Извините, ― сказал я, указывая подбородком на бомбу, ― у меня не прибрано.
― Ты последняя сука, ― сказала Валерия Никитична, плюхаясь в кресло. Остальные расселись на стульях. ― И за это ответишь.
― За то, что я сука? ― уточнил я.
Но тут взял слово Понос.
― Этот подонок нас провел, ― сообщил он присутствующим.
Лично у меня не нашлось что на это возразить.
― Что будем делать? ― продолжал Валька.
― Можете просто обменяться дисками, ― предложил я. ― Это при условии, что никто не догадался снять изображение с монитора на обычную камеру.
― Ты, сволочь, конечно, догадался? ― спросила Бабец. Хруст стоял такой, словно стаду коров насыпали в кормушки прошлогоднего сена.
Я покаянно кивнул.
― А вы что, не догадались?
Все трое молчали. Я понял, что если пока не догадались, то очень скоро догадаются.
― Теперь все в шоколаде, ― сказал я, вспомнив Валерию Никитичну в роли рефери. ― Это, типа, как с ядерной бомбой. Вряд ли кто-то захочет начать первым. Во всяком случае, это буду не я. Жизнь, знаете ли, у меня одна.
Все трое молча поднялись.
― Может, вам перестать бодаться? ― уже глядя им в спины, выступил я с миротворческим предложением. ― У вас теперь много общего.
Никто мне не ответил. В дверях они снова пропустили даму вперед.
36
Где-то я прочитал, что безумен не тот, кто совершает безумные поступки, а тот, кто не пытается их скрыть. Но перед лицом Прокопчика, рисковавшего жизнью ради общего дела, я не мог промолчать.
― А что там все-таки было ― на диске с Дедом Хабаром? ― спросил он у меня дня через три, когда все-таки оправился от пережитого шока и вернулся к своим обязанностям.
― Видишь ли, у дедули есть одна сексуальная фантазия. Еще с тех пор, как он первый раз чалился по малолетке. Вообще-то он нормальный гетеросексуал, но не может побороть желания, чтобы его имели с тыльной стороны. Причем обязательно молоденькие мальчики. Помнишь клуб «Потемкинъ»? Мальчиков он позволить себе не может, все-таки «вор в законе», в тамошней гопе это не принято. Их изображают молоденькие актрисы ― сублимация, как сказал бы доктор Ядов. Но, боюсь, воровское сообщество его не поймет даже в этом случае. Судя по всему, он и сам так думает.
Пройдя много инстанций, я дозвонился до какого-то начальника в горздраве и выяснил, что мою любимую перевели в загородную психиатрическую больницу, где как раз специализируются на подобных случаях. Надо было ехать.
Я вышел из офиса и сразу увидел, что в цековской башне что-то случилось. Вокруг толпилось с полдесятка полицейских машин, «скорая» и микроавтобус с надписью «Криминалистическая лаборатория». В сторонке стояли Мнишин и Харин.
Я подошел ближе. Харин, ухмыльнувшись, сказал:
― А вот и наш коньячок плывет.
― В каком смысле? ― не понял я.
― Помнится, кое-кто мазу держал, что Белая Дама больше не появится. Иди полюбуйся, если пустят. Столько начальства, что нам там делать нечего.
