Глядя на лукавую физиономию мальчика, мы с профессором расхохотались.
— Жулик ты, Тарас! — сквозь смех проговорил старый ботаник.
— Аркадий Михайлович, я знаю! — воскликнул Тарас и тоже расхохотался, да так звонко, что в солнечной, веселой комнате стало еще веселее. — Я знаю, меня назначили вашим главным помощником!
— Чуточку не угадал. Секретарем.
— Так секретарь и есть главный помощник.
— Ну, прекрасно. Кончай-ка завтракать. Мы сегодня выезжаем в дальние странствия.
— Вы на сессии совета не будете? — спросил я.
— Я приеду к концу, чтобы выступить со своим планом озеленения.
— А куда вы едете?
— Сегодня мы с Тарасом вылетаем в Забайкалье. Там — самая глубокая шахта Глубинного пути, номер девятьсот двадцать пять. Ее глубина полтора километра. На этой глубине строится большой подземный вокзал. Ярослав рекомендовал ехать туда. Он дал мне письмо к инженеру Кротову. Я хочу начать озеленение немедленно.
— Я бегу в номер, — сказал Тарас.
Когда мальчик ушел, профессор, проводив его взглядом, обратился ко мне:
— Чудесный паренек! В нем как-то хорошо соединяются серьезность и детское легкомыслие. Хотел бы я, чтобы его юность проходила вблизи от меня.
Возвращаясь в свои комнаты, мы встретили в коридоре Тараса.
— Аркадий Михайлович! — Мальчик подошел к профессору. — Когда я проходил вестибюлем, на меня очень внимательно смотрел какой-то человек. Мне показалось, что я его знаю. Я даже хотел поздороваться, а потом подумал, может, он меня и не знает. А теперь я вспомнил, кто это. Вы его не видели?
— Кто? Кого?
— Это был следователь. Тот самый, который когда-то приезжал ко мне в больницу с вами, а потом один… Помните?
— Томазян?
— Он самый!
— Не видел. Вы видели его? — обратился профессор ко мне.
Я молча покачал головой.
— Хотел бы с ним встретиться. Но у нас нет времени. Когда вернемся в Иркутск, поищем его… Симпатичный человек.
У себя в номере я подумал, что мне было бы интересно встретиться сейчас с Томазяном. Но следователь просил без надобности к нему не приходить и хранить наши отношения в тайне.
Я услышал в соседней комнате шаги Лиды. Нужно было сказать ей о моем разговоре с Макаренко. Я постучал и вошел к ней. Она стояла перед раскрытым чемоданом.
— Вы куда собираетесь? — спросил я.
— На девятьсот двадцать пятую.
— Сегодня?
— Не позже завтрашнего утра.
— Аркадий Михайлович и Тарас сегодня тоже вылетают туда.
Она вопросительно посмотрела на меня.
— Я видел его.
— Каким образом?
— Это получилось случайно. Он не выходит из кабинета Саклатвалы. Академик не выпускает его ни на минуту. Мне едва удалось обменяться с ним несколькими словами. После сессии Научного совета он сейчас же поедет на ту шахту, где будете вы.
Я выдумывал как умел, чтобы хоть чем-нибудь оправдать поведение Ярослава и свою неудачу.
— Спасибо, — сухо сказала Лида.
Ее лицо омрачилось. Она склонилась над чемоданом и начала энергичнее укладывать вещи.
— Лидия Дмитриевна, не принимайте этого так близко к сердцу.
Девушка посмотрела на меня глазами, полными слез.
— Пусть приезжает, если он сможет это сделать после заседания совета.
— Что означают ваши слова? Почему такой зловещий тон?
— Разве вы не слышали, что группа инженеров подала заявление с требованием привлечь Ярослава к ответственности за преступное руководство строительством?
— Уже? Но Саклатвала его защищает. И, собственно, при чем здесь Ярослав? Ведь руководит Саклатвала!
— На Саклатвалу кое-кто смотрит, как на старого деда, уже неспособного критически оценивать события. Мол, он теперь годится только для представительства.
— И вы, которая так близко встречаетесь с этим выдающимся ученым, можете согласиться с такой формулировкой?
— Я — нет. Но… Я ничего не знаю. Я ничего сделать не могу и сегодня еду. До свиданья!
Я вежливо поклонился и вернулся к себе.
11. ПОРУЧЕНИЕ «ДОКТОРУ ВАТСОНУ»
Меня поднял с кресла телефонный звонок.
— Слушаю.
— Добрый день, — послышался знакомый голос.
— Добрый день!
— Послушайте, Ватсон, я хотел бы вас видеть.
— А-а… это вы. Так вы ко мне или я к вам?
— Очень прошу вас ко мне.
— Хорошо. Приду через пять минут.
— Будьте пунктуальны, — попросил Томазян и повесил трубку.
Через пять минут я был на первом этаже, где жил следователь.
Он встретил меня очень приветливо.
— Вы приехали сегодня утром? — опросил я.
— Откуда вы знаете?
— Сужу по вашему усталому виду… И, кроме того, здесь, в гостинице, вас узнали и уже известили меня.
— Не Тарас ли Чуть?
— Да.
— А я думал, что он не узнал меня.
— Сначала действительно не узнал, но потом вспомнил. С ним случается и так: видит знакомое лицо, а вспомнить, где встречал человека, не может.
И я рассказал о случае с Догадовым.
— Где же Тарас мог его видеть?
— Вероятно, у Аркадия Михайловича или у Черняка, а может быть, в редакции «Звезды».
— Кто он такой, этот журналист?
— Сейчас он работает палеонтологом. К слову сказать, кажется, единственный человек, который горячо выступает в защиту Макаренко.
— Интересно… Ну, хорошо. Рассказывайте, что у вас нового.
Что я мог рассказать Томазяну? Я нигде не замечал ничего угрожающего или подозрительного в отношении людей, которых обещал ему охранять. Шелемеха уехал, на Самборского никто никаких покушений не делал, Лида была взволнована, но непосредственно ее творческой работы это не касалось. Ярослав Макаренко — вот человек, судьба которого меня наиболее тревожила. Мой доклад в основном был об этом инженере. Я передал следователю все, что слышал о Макаренко, и особо остановился на рассказе Догадова. О разговоре с самим Макаренко я промолчал, не желая нарушить свое слово, и считал, что ничего особенного этот разговор Томазяну не даст.
Он слушал внимательно, не перебивая, но, по крайней мере так мне показалось, ничто в моем рассказе по-настоящему его не заинтересовало.
— Хорошо, — сказал он, дослушав меня до конца. — Итак, Лидия Шелемеха выезжает на девятьсот двадцать пятую шахту. Придется вам тоже туда ехать. Вы ее ангел-хранитель. Только помните: не нужно быть надоедливым… Не раздражайте ее чрезмерным вниманием…
— Я понимаю. Ее брат тоже поручил мне охранять девушку, хотя и по другим причинам.
