навес.
— Тьма будет приходить каждую ночь, — снова зазвучало её тихое сопрано. — Она постарается переманить тебя и не упустит ни единой возможности…
— Откуда ты знаешь?
— Я тут уже несколько дней… Я видела, какими угнетёнными просыпаются люди… Тьма ко всем приходит и всех зовёт. Битвы ещё не начались, но некоторые уже ушли от… Вас к ней.
— Ты её боишься?
— Нет, — девочка вздохнула, а потом жарко зашептала: — Поддаться я не боюсь! Один раз я уже сделала это! Там, в нормальном мире, я выбрала тёмных… А оказалась среди светлых и до сих пор не понимаю, почему. Наверное, кто-то из Высших ошибся. Я не должна здесь находиться. Я чужая. Я ваш враг. И завтра я могла бы убивать вас…
— Ты говоришь ужасные вещи…
— Но это правда! Я сделала свой Выбор — я выбрала Тьму! Вот только она не захотела меня забрать…
— Чего же ты тогда боишься?
— Того… Что я ненужная! — выпалила Мелания, и я уловила горькие нотки в её тоненьком голосе. — Тьма приходит ко всем, но не ко мне. Она больше меня не зовёт. Я ей не нужна… А я и не хочу! Я передумала! Я пришла сюда тёмной, но никто из светлых не отвернулся и не выгнал… Меня всю жизнь отовсюду выгоняли, а здесь… Особенно Эмили. Она заботится обо мне как мать, которую я никогда не видела…
— Но это же здорово! Тебе не придётся каждую ночь испытывать страх, как другим…
— Пока да, — отозвалась Мелания. — Но вдруг она позовёт?.. Вдруг я снова поддамся?..
— А ты не думай об этом. Думай о том, что здесь лучше…
— Ты сама-то в это веришь?
— Да… — ответила я, но осеклась, вспоминая чувства, которые вызвал сегодняшний сон. — То есть… Я не знаю.
— Вот и я не знаю… Я совершенно запуталась… Наверное, как и все мы…
— А Эмили Тьма тоже искушает?
— Да, — отозвалась Мелания, и мне показалось, что её голос стал мягче. — Но Эмили другая — ей никакая Тьма не страшна! В земной жизни она была монахиней.
— А кем была ты?
— Никем, — выплюнула девочка. — Родители бросили меня. Я была обузой. Жила на улице, а у нас если ты родился на улице, никому не нужный, то там и умрёшь…
В воздухе повисла гнетущая тишина. Мелания замолчала, наверное, снова переживая боль и одиночество, глубоко укоренившиеся в душе. А я боялась ей помешать. Чем я могла её утешить? Наше положение не допускало никаких утешений, поскольку ничего хорошего с нами случиться не могло. Прошлая жизнь девочки была ужасной, а теперь станет ещё хуже. Если Мелания сможет выжить — она вернётся туда, откуда пришла, и эта мысль отнюдь не вызывала радости.
Однако меня поразило, насколько трезво Мелания рассуждала для своих лет. Хотя трудные дети с незавидным прошлым всегда взрослели быстрее, нежели холёные и изнеженные родителями любимчики. А ещё они гораздо сильнее злились на мир и на людей и потому являлись для Тьмы идеальным материалом. Таким как Мелания. Я не верила, что девочка ей не нужна. Испытания, разочарования и несправедливость жизни должны были сделать из тринадцатилетней девчушки сильного и свирепого Воина. А её местонахождение среди нас означало лишь, что у Тьмы имелись причины пока Меланию не трогать.
— Знаешь, это очень взрослые рассуждения, — наконец, нарушила я тишину.
— А я рано повзрослела! — огрызнулась Мелания. — Мне пришлось! Пришлось научиться обманывать, воровать и попрошайничать! Я не хотела всего этого, но по-другому я бы не выжила!
— Иногда нам всем приходится делать ужасные вещи…
— Разве? А ты в восемь лет голодала неделями, потому что старшие ребята отбирали у тебя еду? Спала на улице, накрывшись картонной коробкой? Твои пятки когда-нибудь грызли крысы? Или, может, тебя избивали за то, что посмела оставить себе конфету?
— Нет… — я осеклась, осознав, насколько моя жизнь была проще.
Меня до её возраста хотя бы окружала забота родителей, а Мелания никогда не знала подобного и никогда уже не узнает. Мне стало по-матерински жаль несчастную девочку. Захотелось помочь ей, защитить, поддержать. Но разве я могла?..
— Сожалею… — вырвался у меня вздох досады.
— Почему? — с вызовом спросила Мелания.
— Просто… Ты столько натерпелась в свои годы, а теперь должна сражаться за людей, которые тебя бросили…
— А мне здесь хорошо! — неожиданно заявила она. — Здесь тепло, есть одежда, еда и свой угол! И я готова убивать кого угодно, лишь бы всё это не потерять!
Я снова замолчала, не зная, что ответить, чтобы не распалять Меланию ещё сильнее. Мне стало жутко от её слов, но я понимала, что в них скрывалась доля правды. И доля справедливости. Девочка искренне верила, что, наконец, нашла своё место в жизни. И возможно, здесь действительно было её место, поскольку многие из нас вернулись в данном перерождении с единственной целью — принять участие в Битвах.
В том числе и я…
— А что произошло у тебя? — на этот раз Мелания нарушила затянувшуюся паузу.
— Тьма убила мою маму, — тихо произнесла я, не раскрыв до конца всей правды.
— Сочувствую… Но ты хотя бы её помнишь. Она целовала тебя перед сном, заклеивала болячки, утешала…
— Не так уж и часто, — поспешила я остановить её разыгравшуюся фантазию. — Пол жизни мама пролежала в психушке — Тьма свела её с ума, прежде чем убить…
— Девочки, спите! — сквозь сон проворчала Эмили, потревоженная нашим разговором. — Болтовня может стоить вам жизни…
Последние слова она произнесла уже невнятно, почти неразборчиво и снова провалилась в свой светлый сон.
Наверное, мы обе почувствовали себя неловко и потому послушно замолчали, зарывшись в одеяла почти до глаз. Во всяком случае, я слышала, как заёрзала в постели Мелания, и мне показалось, что она повторяла мои действия.
— Ты боишься завтрашнего дня? — шёпотом спросила я, чтобы снова не разбудить женщину.
Очередной нелепый вопрос.
Все люди в лагере боялись или волновались перед предстоящей Битвой. Даже мирно спавшая Эмили, которая казалась такой спокойной и беззаботной, всё равно боялась. Она просто не могла не бояться.
— Конечно, — так же тихо ответила Мелания. — Но я не боюсь умереть, если ты об этом. Гораздо больше я боюсь предать вас… Я знаю, что способна на предательство.
— Я постараюсь тебя отговорить… — произнесла я, хотя прекрасно понимала, что мои уговоры вряд ли сравнятся с обещаниями Тьмы.
— Ну, постарайся… — усмехнулась Мелания.
— Девочки!
Оклик Эмили остудил нас, и мы снова замолчали.
Я натянула одеяло на голову, чувствуя себя, словно школьница, которую отчитывали за проказы, но совсем не обиделась. Сейчас Эмили являлась единственной здравомыслящей среди нас,