Из Рамоданов-то не один Севок ходил с Ладомиром. Не с этого ли попёр в гору горластый род? А всё потому, что Рамоданы всегда горой стояли за Перуна, в то время как многие плешанские роды склонялись к Велнясу. А Велняс не помог ныне Плеши, и кабы не Перун с Макошью, то многим бы пришлось голодать зимой.
Кому эта простая мысль сама не шла в голову, тому до неё помогали додуматься Перуновы волхвы. И как-то сама собой утвердилась в Плеши идея, что следует поставить идол Перуна на самом высоком холме. А рядом - богиню Макошь, которая пожелала с Ударяющим в супружестве жить. О свадьбе меж богом и богиней сначала шептались на Торговой площади, а потом седобородый Гул объявил о ней во весь голос. А боярыня Милава, к которой плешане прониклись большим уважением, кивала головой, подтверждая тем самым слова Перунова волхва.
По слухам, распространяемым на том же торгу, муж боярыни Милавы младой Изяслав занемог после удачного волхования в дождевую ночь, но занемог не до смерти и вот-вот уже готов подняться с ложа. Плешане, говоря об Изяславе, чесали затылки и прятали друг от друга глаза - ну что тут поделаешь, не угодил боярин бабьей богине, а спрос мог быть со всей округи.
Слухи о боярине Изяславе оказались верными - через семидницу видели его уже на улочках Плеши. Проехал боярин через Торговую площадь на пристань и долго там о чем-то разговаривал с киевскими мечниками. Киевлян с Ладомиром ходило два с половиной десятка, а большая ладья, на которой им предстояло плыть до Киева, требовала вдвое больше гребцов. Среди плешан не нашлось охотников браться за вёсла, потому боярин легко столковался с Вилюгой. По слухам, покидал Плешь Изяслав навсегда. Что же до боярыни Милавы, то про её отъезд никто не заикался.
Весть об отъезде Изяслава дошла до Ладомира чуть ли не в последнюю очередь. За время долгого отсутствия накопилось столько дел, что как-то недосуг было выяснять, что там не поделили молодой боярин и новгородская вила. Да и зуб имел плешанский воевода на Ставрова сынка. Не мог забыть ему злорадной ухмылки, когда разгневанный Владимир бросил плешан в чужой земле, считай что на погибель. Твердислав на вопросы Ладомира ответил не сразу, а долго кряхтел и собирался с духом.
- Неужели поджечь хотели? - ахнул Ладомир.
- Так сожгли бы, если бы не Милава. Людям уже всё равно стало, что по такой жаре вместе с усадьбой Изяслава могла сгореть вся Плешь. Обеспамятовали все.
Конечно, не Белым Волкам судить волхвов Ударяющего бога, но со слов Твердислава выходило, что без Гула и его подручных не случилось бы, пожалуй, такой замятни. Милава-то по сговору с Перуновыми ближниками действовала, и сговор этот, похоже, был давний. А Изяслав просто бездумный мальчишка, которого заставили плясать под чужую дудку. Милава после ухода Изяслава подгребет его земли под малого Вячеслава. Да вот только сумеет ли удержать?
- Удержит, - уверенно сказал Твердислав. - Её слово в Плеши стоит не менее твоего. И по всей кривецкой земле пошла о ней слава. За то время, что вы ходили по чужим землям, Перуновы волхвы вытеснили с кривецких земель почти все Велнясовы святилища. Здесь, в Плеши, была последняя схватка меж ними и Велнясовыми волхвами, а Изяслав по глупости вмешался в эту свару. Теперь Перуновы ближники готовят свадьбу Ударяющего с Макошью, которые отныне будут стоять рядом на плешанском холме.
- Жаль Изяслава, - сказал Ладомир. - Но винить ему некого - нельзя в этой жизни действовать без оглядки.
- Молод ещё, - вздохнул Твердислав. - Рано его боярин Ставр выпустил из-под своего крыла.
На вошедшего воеводу Изяслав бросил взгляд исподлобья. Затравленным был этот взгляд и ненавидящим. К столу, однако, звал Ладомира. А первую чарку гостю поднесла боярыня Милава. Её власть в этом доме не оспаривал уже никто. То ли по причине болезни, то ли просто от обиды, но лицо Изяслава было бледнее обычного, а губы изгибались книзу, словно он всё время собирался усмехнуться, да забывал.
- Я тебя предупреждал, боярин.
- Пустое, - вяло махнул рукой Изяслав. - Теперь с меня взять уже нечего.
- Так, выходит, я виноват во всех твоих бедах? – удивился Ладомир.
Изяслав пыхнул было гневом, но тут же притих, словно надорвался, и бросил при этом испуганный взгляд на Милаву. Ладомир этот взгляд перехватил и покачал головой. При таком раскладе действительно лучше уйти Изяславу с Плеши и впредь держаться от своей жены подальше. От этих мыслей у Ладомира пропала охота к спору, а потому и перевёл он разговор на другое:
- Отвезёшь князю добычу, захваченную в землях ливов. Вилюга тебе обскажет, что к чему. И поклон передай князю Владимиру от плешанского воеводы.
На том и расстался Ладомир с молодым боярином, который от великой обиды даже не вышел на крыльцо, проводить гостя. Хотел было воевода попенять ему на это, но потом только махнул рукой - пусть теперь другие учат Изяслава. Может, и отойдёт Ставров сын с течением дней, пересилит страх и полученные в Плеши обиды.
Хозяйка, однако, блюла честь дома, и не только проводила гостя на крыльцо, но и к воротам повела через пустынный двор. До ворот не довела, а так дёрнула за руку, что Ладомир не сразу сообразил, как оказался в подслеповатой клети.
- Очумела, жёнка, - зашипел он сердито, почёсывая коленку, задетую о косяк. - Тянешь как в омут.
Лицо Милавы белело рядом, а привыкшие к полутьме Ладомировы глаза уже различали и загадочную улыбку на её припухших губах.
- Чему улыбаешься? - неодобрительно бросил он. – Изяслав, может, и плох, да муж, а другого тебе ещё найти надо. Некому будет защищать твоих детей и твои земли.
- Ты защитишь, - мягко качнулась в его сторону Милава. - И мужем ты будешь лучшим, чем Изяслав.
- С ума сошла, - ругнулся Ладомир. - Да кто тебе позволит от живого мужа уйти к другому. Ни Хабар, ни Ставр этого не одобрят и живо тебя сгонят с земель. Будешь тогда трясти подолом по чужим дворам.
Руки её он снял со своих плеч, слишком уж сильный жар от них шёл, но перед этим успел заметить кровавые полосы на шуйце. Это были следы волчьих когтей и появились они, похоже, совсем недавно.
- Это как понимать? - спросил он, кивая на руку. - Дворовый пёс поцарапал?
- Узнаешь нынче ночью, - сверкнула глазами Милава. - Добром не идёшь, так я тебя получу волею Перуна.
Ладомир, выйдя из клёти, только плюнул с досады себе под ноги. Взбесилась жёнка, и в этом немалая его вина. Надо было её приголубить, пока Изяслав входил в силу, а так кипело в ней, кипело, и вот куда плескануло варом.
Милава следом из клети вышла, ни челядинок не стыдясь, ни стоящего на крыльце Изяслава, поправляя на ходу подол платья, хотя её подола Ладомир не касался даже взглядом. Но новгородской виле зачем-то было нужно, чтобы по Плеши побежал шепоток.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
