и съели, основано на толковании результатов изотопного анализа, в соответствии с которыми это были пришедшие издалека индивиды, а не местные неандертальцы, хоть бы и освоившие большую территорию, судя по данным о перемещении кремня.
Все же другие памятники подтверждают, что поедали соотечественников. Анатомические особенности тел из Крапины и Эль Сидрона позволяют предположить, что умершие были близкими родственниками, скорее всего, из местной популяции. Изотопный анализ костей Мула-Герси показывает, что как минимум один из индивидов, чье тело подверглось разделке, возможно, вырос в месте, до которого было день-два ходу, в том же регионе, откуда в пещеру доставляли многие кремневые артефакты.
К возникновению конфликта могла привести межгрупповая борьба за территорию, но широкий возрастной диапазон поврежденных тел указывает скорее на массовую резню или убийства из засады, продолжавшиеся в течение длительного времени. Более того, на этих телах не чаще обычного замечены признаки насильственной смерти, а ведь мы исходим из допущения, что неандертальцы проявляли агрессию, защищая свою территорию. Раньше мы уже приводили доводы против подобных предположений, говоря о сотрудничестве и распределении пищи, на которых основывались их сообщества.
На самом деле каннибализм и разделка тел могли иметь глубинные причины, не обязательно связанные с утолением голода или агрессией. Любопытные параллели наблюдаются у шимпанзе. Хотя охотятся они гораздо чаще, чем считалось ранее, а социальные разногласия между ними выливаются в жестокие схватки, смертями они заканчиваются крайне редко.
Убийства почти всегда касаются членов других групп, и только в том случае, когда преимущество одной стороны очень велико, жертвами становятся половозрелые самцы или детеныши. Убийства внутри групп случаются крайне редко, хотя инфантицид, несомненно, присутствует. Детеныши, как правило, оказываются мишенью во время сильнейших всплесков эмоций, возникающих после конфликтов с чужаками или вызванных кровожадностью самцов после охоты. Каннибализм в таких случаях оказывается элементом социального поведения, а значит, поедание тел для шимпанзе выходит за рамки простого пропитания.
Порой они поедают трупы с энтузиазмом и делят их между собой, как охотничью добычу; в других случаях проявляют к ним агрессию, а тела взрослых особей даже повреждают сучьями или камнями. Но бывает и более спокойное отношение, когда погибших скорее исследуют, для еды довольствуясь малым. Половозрелых особей иногда съедают частично, особенно к этому склонны самки из той же группы[181]. Чаще всего едят детенышей, причем практически полностью. Случаи инфантицида после охоты особенно часто включают общинный каннибализм, в котором иногда участвуют и матери съедаемых.
Бонобо же вновь демонстрируют удивительный контраст. Намеренный инфантицид у них не известен, хотя есть случаи поедания матерями своих детенышей, причем мясом животные делились с сородичами. В одной ситуации после естественной смерти детеныша группа за утро съела большую часть тела, после чего мать унесла остатки на спине.
Описанное иллюстрирует два ключевых тезиса в толковании каннибализма неандертальцев и обращения с мертвыми. Во-первых, проявления агрессии необязательны. Во-вторых, после поедания оставшиеся части не превращаются в отходы — с ними продолжают обращаться как с чем-то, представляющим умершего или связанным с ним.
Как у бонобо, так и у шимпанзе мертвые тела вызывают массу эмоций. Даже если сначала обезьяны зачастую испытывают стресс или растерянность, трупы быстро приобретают переходный статус: не живой, но и не просто кусок мяса. Их подвергают более активным манипуляциям, чем добытых на охоте животных, и им дольше уделяют внимание. В некоторых — если не во всех — случаях животные знают, что и кого они едят. Весьма вероятно, что каннибализм — мощное средство, с помощью которого отдельные особи и целые группы переживают последствия не только убийств, совершенных под воздействием эмоций, но и любой другой смерти. Другими словами, речь идет о горевании.
Такая практика в той же или даже большей степени, возможно, была характерна и для неандертальцев. Более того, стоит вспомнить о том, что и шимпанзе, и бонобо при взаимодействии с мертвыми используют инструменты. В трупы тычут палками, как бы пытаясь их разбудить. Известен удивительный случай, когда мертвой особи чистили зубы. В 2017 г. после гибели самца по имени Томас в замбийском заповеднике его приемная мать Ноэль отказывалась отходить от тела. В какой-то момент она принялась очищать его зубы жестким стеблем травы, а за процессом внимательно наблюдала ее дочь-подросток.
Ковыряние в зубах травой или деревянными щепками — проявление особого внимания и близости у шимпанзе. Впервые такой случай описан около пятидесяти лет назад. Белль, одна из группы осиротевших молодых шимпанзе, проявляла особый интерес к чистке зубов и, что поразительно, однажды удалила шатающийся молочный зуб у своего лучшего друга.
Перенесите эти сценарии на неандертальцев, не забывая при этом об их гораздо более высоких когнитивных способностях и о том, какое место в их жизни занимали каменные орудия труда. Внезапно окажется, что совсем нетрудно представить, как навыки расчленения туш убитых животных переносятся на процесс горевания, при этом разделка тела и акт каннибализма будут проявлением глубоких переживаний, а не надругательства.
При детальном изучении каннибализма неандертальцев можно получить и другие данные в пользу такого толкования. Особое удивление вызывает то, что сама по себе разделка тел сородичей не всегда была идентична тому, как обходились с охотничьей добычей. Иногда она более активна, хотя методы использовались те же самые. Вообще эта тенденция восходит к нижнему палеолиту и обнаружена в Гран-Долине, где тела умерших подвергались вдвое более интенсивной разделке по сравнению с тушами животных. Больше внимания уделялось головам, удаляли языки и головной мозг, кожу снимали даже с пальцев рук и ног.
Подобные закономерности характерны для некоторых неандертальских стоянок. Тела из Крапины раздроблены интенсивнее, чем фаунистические остатки, а в Мула-Герси насечки имеются на половине костей неандертальцев, но в то же время лишь на четверти оленьих костей и на еще меньшем количестве останков других видов. Более того, заметно особое внимание к дроблению костей, возможно, с использованием плит-наковален; не размозженными остались лишь кости кистей и стоп. Еще одно отличие состоит в том, что следы горения имеются только на костях животных.
Специфические особенности встречаются и в других местах. В Ле-Прадель доля разделанных туш северных оленей и тел гоминин одинаковая — около 30 %, — но если части животных тщательно отбирали и доставляли на стоянку с учетом их питательной ценности, то с останками гоминин все по-другому: среди них мало конечностей и множество костей черепа. С неандертальцами здесь происходило нечто совершенно иное, и дело не только в том, какие части тела были обнаружены. Хотя останки гоминин не отделены от животных в пространстве, их состояние гораздо разнообразнее и повреждения от хищников значительнее; найдены
