— Тогда я расскажу тебе то, что известно мне, — сказал де Тайллебур. Изможденный доминиканец мерил шагами келью, поворачивая туда-сюда на тесном пятачке под куполом сводчатого потолка. — Ты слышал, что этим летом в Пикардии произошла битва? — спросил он довольно настойчиво. — Эдуард Английский сражался со своим французским кузеном, на стороне которого воевал человек с юга. У него на знамени красовался йейл, держащий в лапах чашу.
Коллимур прищурился, но промолчал. Он не сводил пристального взгляда с гостя, который, в свою очередь, перестал расхаживать и внимательно посмотрел на монаха.
— Йейл, держащий чашу, — повторил он, выделив голосом первое слово.
— Я знаю этого зверя, — печально сказал Коллимур. — Йейл, геральдическое животное, неизвестное в природе. С львиными когтями, козлиными рогами и чешуйчатой, как у дракона, шкурой.
— Этот человек пришел с юга, — продолжал де Тайллебур, — и решил, что, сражаясь за Францию, он смоет с репутации своего рода древние пятна ереси и измены.
Брат Коллимур был слишком слаб, чтобы заметить, как напрягся при этих словах слуга у дверей, или обратить внимание на то, что доминиканец специально заговорил громче.
— Так вот, этот человек явился с юга. Он прискакал, обуреваемый гордыней, полагая, что его душа выше укоров, но нет человека, который был бы за пределами досягаемости десницы Всевышнего. Безумец воображал, будто стяжает победу и заслужит любовь короля, но вместо этого разделил с Францией горечь поражения. Порой, брат, Господь испытывает нас унижением, дабы мы через смирение возвысились к величию и славе.
Хотя де Тайллебур обращался к старому монаху, но слова его предназначались для ушей собственного слуги.
— И после этой битвы, брат, когда Франция оплакивала случившееся, я нашел этого человека, и он рассказал мне о тебе.
Брат Коллимур выглядел удивленным, но промолчал.
— Он рассказал о тебе, — повторил священник. — Мне. А я — инквизитор.
Пальцы брата Коллимура затрепетали в попытке сотворить крестное знамение.
— Инквизиция, — пролепетал старый монах, — не имеет власти в Англии.
— Инквизиция имеет власть на небесах и в аду, так неужели ты думаешь, что какая-то захудалая Англия может устоять против нас? — Ярость в голосе де Тайллебура эхом отдалась в больничной келье. — Мы искореняем ересь повсюду, брат, даже на краю света!
Инквизиция, как и орден братьев-доминиканцев, имела своей целью искоренение ереси, и для достижения этой цели применяли огонь и пытки. Кровь при этом проливать запрещалось, ибо святая церковь порицала кровопролитие, однако причинение боли допускалось, а инквизиторы прекрасно знали, что огонь прижигает раны, препятствуя кровотечению, что дыба причиняет страдания, не разрывая плоти, равно как и наваливаемый на грудь грешника тяжкий груз. В мрачных застенках, где воняло гарью, страхом, мочой и дымом, во тьме, озаряемой всполохами пламени и воплями еретиков, инквизиция преследовала врагов Божьих и, применяя бескровные пытки, приводила их души в благословенное единение с Христом.
— Человек этот явился с юга, — напомнил Коллимуру де Тайллебур, — и на щите его красовался йейл, держащий чашу.
— Вексий, — выдохнул старик.
— Да, — подтвердил доминиканец. — И этот Вексий знает тебя. Но откуда, интересно, мог знать еретик-южанин имя английского монаха из Дарема?
Брат Коллимур вздохнул.
— Они все меня знали, — устало сказал он, — вся их семья. Дело в том, что в свое время Ральфа Вексия послали ко мне. Господин епископ думал, что я смогу исцелить его от безумия, но вот родные, те опасались, как бы я не вызнал заодно их семейные тайны. Они хотели его смерти, но мы заперли Вексия в келье, куда не было доступа никому, кроме меня.
— И какие же тайны поведал он тебе? — спросил де Тайллебур.
— Ничего интересного, — отозвался брат Коллимур, — просто бред сумасшедшего.
— Расскажи, что за бред, — потребовал доминиканец.
— Безумцы толкуют о чем попало, — сказал брат Коллимур, — они говорят о духах и призраках, о летнем снеге и тьме среди бела дня.
— Но отец Ральф рассказывал тебе о Граале, — без обиняков заявил де Тайллебур.
— Да, и о Граале тоже, — подтвердил старик.
Доминиканец вздохнул с облегчением.
— Что именно он говорил тебе о Граале?
Некоторое время Хью Коллимур молчал. Его грудь поднималась и опадала настолько слабо, что это движение было почти незаметно. Потом он покачал головой.
— Ральф говорил, что его семья владела Граалем и что он сам похитил его и спрятал! Но у него на устах были сотни подобных выдумок. Сотни!
— Где он мог спрятать сокровище? — спросил де Тайллебур.
— Отец Ральф был безумен. Безумен. Видишь ли, моя работа состояла в том, чтобы присматривать за сумасшедшими. Мы морили их голодом или били, чтобы изгнать дьявола, но это не всегда получалось. Но вот когда мы зимой окунали несчастных в прорубь, помогало лучше. Демоны привычны к адскому пламени и терпеть не могут холод. Холод помог, по крайней мере более или менее, и в случае с Ральфом Вексием. Он побывал в ледяной воде, а спустя некоторое время его отпустили. Демоны покинули этого человека. Понимаешь, ушли.
— Где он спрятал Грааль? — Голос де Тайллебура зазвучал жестче и громче.
Брат Коллимур вперил взгляд в отраженные от воды блики на потолке.
— Этот человек был безумен, — прошептал старый монах, — но совершенно безобиден. Безобиден. И когда вышел отсюда, его отправили в приход на юге. Далеко на юге.
— В Хуктон в Дорсете?
— В Хуктон в Дорсете, — подтвердил брат Коллимур, — где у него впоследствии родился сын. Вексий был большой грешник, понимаешь, хоть и священник. У него был сын.
Отец де Тайллебур, услышавший наконец хоть какую-то новость, уставился на монаха.
— Сын? Что тебе известно об этом сыне?
— Ничего.
Похоже, брат Коллимур был удивлен таким вопросом.
— А что ты знаешь о Граале? — спросил гость.
— Послушай, но ведь Ральф Вексий был безумен.
Де Тайллебур присел на жесткую постель.
— Насколько безумен?
Коллимур перешел на шепот:
— Он говорил, что даже если кто-нибудь отыщет Грааль, но не будет его достоин, то он не узнает этого, просто не поймет, что нашел. — Монах помолчал, и на его лице промелькнуло мимолетное недоумение. — Да, именно так он говорил. Утверждал, что только достойному дано понять, что есть Грааль, но перед тем, кто достоин, святыня воссияет, как само солнце. Поразит его своим блистающим великолепием.
Де Тайллебур наклонился к монаху поближе.
— Ты поверил ему?
— Я считал Ральфа Вексия безумцем, — заявил брат Коллимур.
— Но и безумцы, бывает, говорят правду, — заметил священник.
— Думаю, — продолжил брат Коллимур, не обратив внимания на последние слова инквизитора, — Господь возложил на отца Ральфа слишком тяжкую, непосильную для него ношу. Вот скажи, ты мог бы нести такую ношу? Я нет.
— Так где же он? — не унимался де Тайллебур. — Где Грааль?
— Откуда мне знать? — отозвался брат Коллимур с явным недоумением.
— В Хуктоне его не нашли, — сказал гость. — Ги Вексий обшарил там все закоулки.
— Ги Вексий? — переспросил брат Коллимур.
— Да, это тот самый человек, брат, который пришел с юга сражаться за Францию. А в результате оказался в застенках инквизиции.
— Вот бедняга, — посочувствовал монах.
Отец де Тайллебур покачал головой.
— Я просто показал ему дыбу, дал почувствовать клещи и понюхать дым. А потом предложил парню жизнь, и он рассказал мне все, что знал. В том числе и то, что в Хуктоне Грааля нет.
Лицо старого монаха дернулось в слабой усмешке:
— Вижу, ты не понял меня. Грааль никогда не обнаружит себя перед недостойным. А Ги Вексий, похоже, не был достоин святыни.
— Но отец Ральф все же обладал ею? — стоял на своем де Тайллебур. — Как по-твоему, он действительно владел Граалем?
— Этого я не говорил, — ответил монах.
— Но ты тогда поверил, что у него действительно была знаменитая чаша?
Брат Коллимур промолчал, но гость утвердительно кивнул:
— Поверил. И сейчас в это веришь.
Доминиканец соскользнул с койки, преклонил колени и с благоговейным выражением на лице молитвенно сложил ладони.
— Грааль! Святой Грааль!
— Отец Ральф был безумцем, — еще раз предостерег его брат Коллимур.
Но де Тайллебур не слушал.
— Грааль, — твердил он снова и снова, обхватив себя руками и раскачиваясь взад и вперед в молитвенном экстазе. — Le Graal! Подумать только!
— Можно ли слушать безумцев? Они и сами не знают, что говорят.
— Или же их устами говорит Бог! — яростно возразил де Тайллебур.
