она потом называлась, «Еврей Зюсс»[883]. То есть я довольно много читал таких вещей, но это все исторические. А современное еврейство — я совершенно не представлял до войны, что это такое. И ни с кем не сталкивался. А потом, я уже говорил, очевидно, что я увлекся Библией, я увлекся исследованиями этой Библии. Я нашел очень интересную вещь. Например, чтобы завоевать иудеев, римлянам потребовалось в несколько раз большее войско легионов римских, чем [для войны] с очень крупными державами. Это ведь интересно. А так я вообще с организациями практически не сталкиваюсь. Одно время у меня было такое настроение вообще: или повеситься, или бежать куда-нибудь. И я пошел, здесь у нас… Как ее фамилия, Аранович? Она этим делом занимается. Я спросил: «Как можно уехать в Израиль?» Ну, когда она меня расспросила, она мне сказала: «Я вам ни в коем случае не советую туда ехать». Ну, жена у меня не поедет.
ЕЛ: А почему?
БК: Не поедет. Никто из моих не поедет? Не поедет. Я один там. Что я там один буду делать? Жить мне там будет негде. Мне же одному квартиру не дадут? Не дадут. Вот.
ЕЛ: А в связи с чем у вас было такое настроение?
БК: Ну, вот погиб сын у меня.
ЕЛ: А как это случилось?
БК: В этой комнате мы собирались на мой день рождения в [19]65 году. Но в день моего рождения не могли там прийти [гости], и перенесли на 18-е число. По-моему, суббота была. И вот 18-го числа (у меня 16-го день рождения) мы здесь гуляли, а он [сын] развелся с женой. Ну, правда, задолго до этого. Они разменяли квартиру. У них была прекрасная трехкомнатная квартира. Они разменяли эту квартиру. И он жил один на верхнем этаже большого дома в однокомнатной квартире. Они ушли отсюда. Он проводил жену свою бывшую, внучек туда. А потом… они далеко живут, в новых так называемых микрорайонах. А потом вернулся сюда. Он намного ближе живет. И на другой день позвонили. Нашли его убитым там, была огромная лужа крови. Он истек полностью кровью. Его нашли уже на другой день. И все. Никого не нашли. Кто убил, чего убил, за что убили? Как они проникли [к нему в квартиру]? Может, он и сам кого-нибудь позвал туда, выпить там, мало ли что? Ему было 45 лет. Я после этого лечился в неврологическом отделении нашем, в нашей поликлинике или как там ее, в больнице, долго там лежал. Потом ездил в диспансер. Они меня там осматривали. Долго у меня проходило [лечение]. У меня практически отнялись ноги. Я был весь в диком напряжении, весил страшно. Ну, может, и смешно говорить, но все началось у меня с потери собаки. И вот пошло подряд все это. Я очень переживал. Большой друг мне была собака. И подряд пошло одно за другим, одно за другим. Вот четыре года назад случилось первое, полтора года назад сын. Ну и много вообще было. Жизнь изменилась. Вы понимаете, я привык среди людей быть. У меня было много друзей. Я сейчас смотрю, я лежу, кругом меня одни покойники. Все друзья поумирали, понимаете? Причем намного моложе меня. Совсем недавно мой лечащий врач была, и ее муж у меня в отделе работал в «Гипрополимере», сгорели [скоропостижно умерли]. Только она ушла на пенсию, и сгорели. Вот мы их хоронили. Подряд. Вот совсем недавно мы 40 дней отмечали. Парень, с которым я в одной комнате общежития в институте жил, на полгода старше меня — похоронили. На меня это страшно действует. У меня не осталось никого, с кем можно, ну, в шахматы сыграть, поговорить, обсудить что-нибудь. Вот вы спрашиваете про политику, а сейчас мне не с кем разговаривать о политике. Хотя сейчас это, может быть, и интересно. Не с кем мне [разговаривать], никого нет.
ЕЛ: А сразу после войны вы не думали об эмиграции?
БК: Нет, а я тогда и не знал об этом, вот.
ЕЛ: А вы слышали что-нибудь об образовании Государства Израиль?
БК: Да, конечно. А как же.
ЕЛ: А что?
БК: О том, что, если я не ошибаюсь, в [19]48 году образовалось это самое государство. Что очень сильно, как тогда нам говорили, помогал в этом Сталин. Что мы были в большой дружбе с ними. Это действительно я помню, действительно более-менее были [дружеские отношения между государствами], до того как мы с арабами стали… Не то что дружить, дружить — это хорошо. Но заигрывать, по-настоящему заигрывать, ставку делать, вот. Я знал, что туда идет большой поток польских [евреев], которые остались живые. Ну и все, собственно говоря. Небольшое государство. Знал я о первых стычках с арабами, самых первых, знал я из «Голоса Америки» и «Свободы». Тогда я очень много их слушал, [хотя] их глушили тогда вовсю. Вот здесь, лежа [на диване], слушал. Все время крутил, настраивался, потому что у нас узнать мало можно было, конечно. Тогда я узнал о сионизме, о Жаботинском, о Герцле[884]. Это все я узнал по радио.
ЕЛ: А почему вы так стремились вступить в партию?
БК: Потому что считал, что, как нам говорили, каждый передовой [гражданин] должен быть в партии. А поступил я в нее, уже когда работал на последней работе. Я уже думать не думал об этом и не хотел, по правде сказать. Хотя сейчас это говорить, конечно, модно. Меня вызвал директор и сказал: «Ты председатель совета специалистов нескольких стран, а руководитель делегации, который туда едет, должен быть обязательно партийный. И всю жизнь будет руководить делегацией, ну, один там товарищ, бывший директор „Гипрополимера“ (его потом убрали). Он будет, а ты ж знаешь, что с ним работать нельзя». Я говорю: «Господи, я с ним работаю, знаю, что это такое». — «Так вот, тебе надо поступать в партию». Я ему рассказал, что так и так, я поступал два раза, меня не приняли оба раза, причем формулировка была очень интересная оба раза. Не было такого «не приняли», а «воздержаться от приема», «временно воздержаться от приема». Вот, и нет, я не два раза, я три раза подавал. Я когда уезжал из Ставрополя, подал, и у меня рекомендации там сохранились еще. В этом, в отделе торговли крайисполкома, крайторготделе. Тогда воздержались, в институте воздержались, и в Сталинграде воздержались. Он говорит: «Я тебе даю рекомендацию, там, туда-сюда, и давай». Как сейчас спрашивают
