Но Чуев узнал, хотя и не так, как ожидал Воронов.
— Это вы у нас в гараже следствие ведете?
— Я, — подтвердил Воронов. — Побеспокою вас с одним вопросом.
— Один — это можно, — Чуев явно приходил в себя и старался напустить лихость подвыпившего человека, что получалось, впрочем, неважно.
— Скажите, — Воронов решил поставить вопрос прямо. — С какой целью вы выпытывали у Моти содержание нашего с Хромовым разговора вечером накануне гибели Василия Петровича?
— Брешет Мотя... — вяло протянул он, но по глазам его и демонстративному зевку Воронов понял, что Чуева очень беспокоит, как много знает спрашивающий. — Брешет Мотя, — еще раз повторил он.
— Почему вы думаете, что мне сказала Мотя?
— Кто ж еще?
— Оказался свидетелем вашего разговора... — Воронов сразу понял, что допустил ошибку. Чуев впервые открыто улыбнулся, и золотые фиксы полыхнули во рту.
— Не было никакого свидетеля. Не было никакого пытания у Моти... Дура-баба натрепала вам. Никак простить не может, что не удалось охмурить меня тогда и чужого ребенка, где-то прижитого, за моего выдать... Мстит...
Версия, выдвигаемая Чуевым, сколачивалась крепко. И Воронов решил зайти с другой стороны.
— Скажите, а что вы делали в день смерти Хромова? Особенно утром?
Чуев пожал плечами.
— Это уже, правда, другой вопрос, но отвечу. И утром и после обеда все там же был — в мастерских...
— Есть свидетели?
— Сколько угодно... Всех перечислить или десятка хватит? — Чуев спрашивал не без издевки.
— Десятка хватит...
Воронов записал названные фамилии, большинство из которых было ему уже знакомо. Если они подтвердят, что Чуев неотлучно находился в мастерских — алиби железное. Но ведь Чуев мог служить лишь информатором... Воронов едва успел об этом подумать, как Чуев еще раз с нажимом повторил:
— Что касается разговора с Мотей — брешет баба. Совсем совесть потаскуха потеряла. Впрочем, что тут удивительного? Вон Людмилка о ней еще и не такое рассказать может, — он кивнул в сторону двери. Воронов оглянулся. В дверях, и, очевидно, давно, прислонившись к притолоке и скрестив руки на груди, молча стояла встретившая Воронова женщина.
«Так это и есть жена Чуева!»
Но Людмилка не стала ничего подтверждать. Она так и осталась стоять молча.
Воронов простился с Чуевым, чтобы не показаться ему слишком настойчивым, а свой визит свести к обычной, не бог весть что значащей проверке Мотиного или свидетельского сообщения. Чуев удерживать не стал.
Уже уходя, Воронов кивнул на обстановку, сказал:
— Богато, однако, живете...
— Не жалуюсь. Если насчет хрусталя да ковров спрашиваете — это призы. Спортивные трофеи, так сказать...
Все названные Чуевым подтвердили, что он никуда не уходил из гаража в тот день, даже обедал вместе с ребятами, что вообще случалось с ним крайне редко. Все в один голос подтвердили, что целый день перебирали мотор на чуевском мотоцикле.
Воронов был в растерянности — Мотя врать не могла.
20
Докладную записку о работе специальной группы Алексей перечитал несколько раз. Начальник отдела прав — сеть забрасывали в заведомо пустых водах. По логике вещей выходило, что наблюдение можно было бы вести еще не одну неделю — не каждый же рейс происходят такие ЧП, как недостача и срыв пломбы! Другой довод был еще серьезнее — если действовала хорошо организованная группа или группка, то в сложившейся ситуации было бы естественно предположить, что они затаятся.
А может, действует один Мишенев, который создает волну — дескать, я уже вам известен и не дурак, чтобы на виду делать вещи, за которые бьют и бьют больно, следовательно, все это делаю не я, что и следовало бы вам, товарищ из МУРа, доказать и доказать быстрее. Похоже, что полковник Жигулев не даст долго прохлаждаться и снимет почти бессмысленное наружное наблюдение.
Воронов и сам не очень понимал, почему тогда поддержал предложение Кириченко. Потом, продумав все тщательнее, понял, что сделал это скорее от ощущения бессилия и необходимости предпринять хоть что-то, чтобы найти хвостик, за который можно было уцепиться.
Хуже обстояло дело с Мотей. Наведя справки, Алексей убедился, что Чуев прав. У них действительно был роман, шумный, на виду всего гаража. Немало посудачили и когда Петр почему-то внезапно женился на никому в гараже не известной девчонке. Для Моти это была трагедия, тем более, что вскоре родился сын.
Если бы суд решал вопрос об отцовстве по внешнему виду, то в данном случае не было бы никаких сомнений. Когда Алексей увидел в детском саду мальчонку, он даже вздрогнул — вылитый Чуев, с его низким лбом, насупленными бровями под белым пышным чубом. И черты лица, и чуб были, бесспорно, чуевские, только меньшего калибра.
А это означало, что верить показаниям Моти нельзя. Она, движимая чувством ненависти, могла оговорить парня. Во время первой встречи в кабинете Воронова она ничего не сказала. Позднее, видно вдумавшись в существо его вопросов, решила расплатиться с Петром за прошлое.
Воронов встал, прошелся по кабинету.
«Надо подробно допросить Мотю, как проходил разговор с Чуевым, где, когда... И сделать это неоднократно. Не думаю, что Мотя относится к числу людей с блестящей памятью, способных однажды выученную роль по-актерски сыграть необходимое количество раз. Трудно лгать, когда речь идет о смерти человека. Эх, Василий Петрович! Все больше и больше убеждаюсь я, что было нам о чем поговорить. Не поплатись ты жизнью за факты, о которых знал, многое бы распутывалось легче».
Вспомнив про Василия Петровича, Воронов вернулся к столу и набрал номер ГАИ.
— Майора Хромова, пожалуйста.
Услышав знакомый, окающий говор, обрадовался.
— Добрый день. Воронов из уголовного розыска...
— Алексей Дмитриевич! Здравствуйте! Собрался вам звонить...
— Есть что-нибудь определенное?
— Скорее, любопытное. Во-первых, на баранке обнаружены отпечатки пальцев только двух людей. Как выяснилось, водитель, однофамилец мой, был педантом и любил чистоту. Возможно, баранку протирал перед самым выездом. Одни отпечатки, естественно, хромовские, а вот другие — неизвестно чьи. Во всяком случае, наследил другой на руле многовато для случайного касания. Я тут пару вечеров покумекал над схемой расположения отпечатков, и сложилось впечатление, что выполняли эти руки именно тот поворот, который привел машину под откос. Выходит, имитация аварии...
Воронов слушал, затаив дыхание.
— Как же выскочил этот, второй? Ведь я машину видел — она отделана знаменито.
