— Как же выскочил этот, второй? Ведь я машину видел — она отделана знаменито.
— Ну, благодаря моему капитану, который сразу все понял, мы прошлепали возможность поискать кругом. Хотя допускаю, что и не нашли бы ничего определенного. Одним словом, можно предположить, что второй, крутивший баранку и — рискну утверждать — убивший Хромова, парень ловкий, успевший выскочить на ходу.
— Пришлите отпечатки пальцев к нам, мы проверим по картотеке.
— Уже, — кашлянув, сказал Хромов, — уже послали. Сегодня будут у вас. Проверьте, конечно. А я вот тут провернул с десяток пачек наших актов за последнее время. Пытался поискать, не случалось ли чего-нибудь подобного с фургонами. Вроде нет. Кроме одной глупости — какой-то мастер спорта, мотогонщик, не так давно цеплялся крюком за фургон, чтобы прокатиться на буксире. Видите ли, бензина у него до заправочной колонки не хватило. Да еще один дурачок машину оставил без огней на полигоне...
— Простите, — перебил Воронов. — Как вы сказали? Мастер спорта, мотогонщик? А как его фамилия?
— Не помню фамилии. Да глупости все это. Делать нечего дежурному инспектору было, как писать такую докладную...
— Можно установить фамилию мотогонщика? — переспросил Воронов срывающимся голосом.
— Можно, — недовольно ответил майор.
В трубке раздался приглушенный щелчок селектора, и снова прозвучал голос Хромова:
— Капитан, посмотрите, пожалуйста, как фамилия того чудака, который цеплялся за фургон. Мы еще над инспектором смеялись. Как? Чуев Петр Константинович?
Селектор выключился.
— Можете не говорить ничего, товарищ майор, я слышал. Вы даже не представляете, как это важно. Немедленно еду к вам!
Воронов почти бросил трубку и забежал к Стукову.
— Петр Петрович, опять Чуев попал в поле зрения, но совершенно с другой стороны. Недавно пытался зацепиться за фургон крюком, был остановлен инспектором, сказал, что не хватает бензина до колонки. Не проще ли было остановить машину и одолжить пяток литров? Хватило бы по горло...
Стуков встал из-за стола со словами:
— Тише, тише, кот на крыше... — и потом резко переменил тон. — Что собираешься предпринять?
Воронов выжидающе смотрел на Стукова. Он знал, что в такие минуты лучше не лезть. Петр Петрович сам перемалывает, как шахматист, тысячи и тысячи возможных вариантов.
Потом Стуков как бы успокоился и сказал:
— Присядь.
Воронов сел, хотя свободного времени не было — не терпелось скорее добраться до майора Хромова.
— Первое, возьми все, что касается этой истории. До последней буквы запомни. Второе, сразу же проверь в Дальтрансе, не случалось ли чего в тот день по их данным...
— Понял. Предполагаешь... — протянул Воронов.
Стуков отрицательно покачал головой.
— Ничего не предполагаю. Но проверить такую возможность необходимо. Совпадение маловероятно и потому многообещающе...
От майора Хромова Воронов вернулся с полной сетью. Стуков выехал на объект, поделиться радостью улова было не с кем. К начальству идти, не проанализировав все до конца, не хотелось. А подумать было над чем.
Воронов даже не сразу поверил в удачу — дата задержки Чуева и дата недостачи у Хромова совпадали.
Инспектора ГАИ найти, правда, не смогли, он был на участке, но докладная его была подробна. Воронов, однако, пометил себе, что надлежит обязательно переговорить с инспектором. В докладной не был указан ни номер фургона, ни фамилия водителя, очевидно, инспектор задержал только мотоциклиста. Объяснение Чуевым поступка показалось странным как инспектору — за строками угадывался довольно крупный разговор с Петром, — так и Воронову, читавшему записку. Вывод «хулиганство на дороге» мало устраивал Воронова, но, наверно, устроил Чуева. Почему? Таких новых вопросов теперь нагромождалась целая пирамида.
21
Лариса позвонила к концу работы.
— Добрый вечер, дорогой сыщик! Спешу поделиться с тобой радостью...
— Ты защитилась? — съязвил Воронов.
— Больше чем защитилась. Мне удалось защитить тебя.
— Неужели я в этом нуждаюсь?
— Еще как. Но моя мамочка снизошла до того, что согласилась принять в своем доме обыкновенного сыщика!
— Я ей очень признателен. Настолько признателен, что готов отказаться от приглашения.
— Можешь отказываться сразу и от меня.
— Этот вариант меня устраивает меньше.
— Тогда заезжай в полседьмого за мной на работу, и поедем пить чай.
— Лучше я приеду домой к тебе в семь, мне нужно переодеться в штатское, иначе можно напугать мамочку.
— Разумно. Тогда в штатском, но все равно в полседьмого.
— Я же на работе...
— Освободись. Скажи своему начальству, что не каждый день впервые идешь к своей будущей теще.
— Довод неотразим. Начальство уже рыдает от умиления.
Когда он заехал за Ларисой на работу, она внимательно осмотрела его с головы до ног и осталась довольна.
— Скромно, но со вкусом. Мамочке понравится.
— А ты не считаешь, что мне нужно организовать курносый нос? Может, мамочке не по вкусу с горбинкой?
— Бесспорно, курносый ей больше по душе, но на безрыбье и рак — рыба...
— Мерси.
— Взаимно.
«Мамочка» оказалась очень милой женщиной с больным сердцем. Воронов определил это по синим мешкам под живыми, по-молодому, глазами.
Она представилась по фамилии и говорила очень вежливо и тихо. Вся их большая комната с маленькой прихожей — квартирка в коммунальной квартире — дышала стариной.
Мамочка рассказывала о гимназии баронессы Геды, в которой училась до революции ее старшая сестра, о войне, о муже, ослепшем в 1943 году, и как было трудно жить только на ее зарплату, и как умер муж...
Лариса не выдержала и перебила:
— Не надо об этом, мамочка. Никому не интересно, кроме нас.
— Как неинтересно? Ведь нам было очень трудно!
Воронов ел пироги под одобрительные взгляды мамочки и понял, что понравился ей хотя бы двумя вещами — умением слушать и умением есть.
Прощались в двенадцатом часу. Мамочка была все так же оживлена. И, расставаясь, очень сердечно произнесла:
— Дорогой Алексей Дмитриевич! Заходите к нам почаще. Буду рада угостить вас чем-нибудь русским. Как вы относитесь к расстегаям?
— С большим уважением, — смиренно ответил Воронов.
Лариса пошла проводить его до лифта и, целуя на прощание, прошептала:
— Поздравляю, ты, кажется, очень понравился мамочке. Задача лишь в одном — найти достойный синоним слову «сыщик».
