раздаются крики. Взрыв был таким громким, что у меня звенит в ушах. Я все еще слышу крики и плач из толпы, хотя слышу их сквозь туман. Дым поднимается из нескольких мест на улице, и яркое солнце быстро закрывается дымкой от взрывов.
— Нам нужно выбираться отсюда, — кричит Атлас, поднимая меня на ноги и оттаскивая от ступеней Святилища.
Я, спотыкаясь, иду за ним. Оглядываясь через плечо, я обнаруживаю, что остальные чемпионы разбежались.
— Мы должны помочь этим людям. — Я тяну свою руку, но хватка Атласа только усиливается.
— Они взорвали твою платформу, Рен. Нам нужно уходить. — Атлас не смотрит на меня, ведя нас сквозь дым и обломки. Люди плачут. Части тротуара не хватает. Пары обжигают мои легкие и заставляют слезиться глаза. Это адский пейзаж.
Я бегу, чтобы не отставать от Атласа; моя рука натянута до боли, когда он тянет меня вперед. Мы сворачиваем за угол, оставляя хаос позади так, что он будоражит мои чувства. Как будто мы шагнули в другую вселенную. Квартал, обсаженный деревьями, странно безмятежен. Он почти жизнерадостен по контрасту с кровавым месивом перед Святилищем. Это пиздец. Оставить кровавую бойню позади не должно быть так просто.
На углу стоит на холостом ходу блестящая черная машина с темными, как краска, стеклами. Атлас подводит меня к ней и открывает дверцу.
— Тебя просто ждут машины по всему городу? — Почему у него машина здесь?
У меня все еще звенит в ушах, и я теряю равновесие. Обычно драка усиливает все мои чувства, обостряя их до тех пор, пока мое собственное тело не превращается в оружие, отточенное для нанесения максимально возможного урона. Но я взволнована и вялая.
— Залезай, Рен. — Атлас толкает меня в спину, ведя к машине. Я падаю внутрь, мои конечности отяжелели.
Атлас садится рядом со мной, захлопывая дверь, как только оказывается внутри. Машина трогается с места, и Атлас находит бутылку воды и открывает для меня крышку.
— Вот, выпей это. Это поможет. — В голосе Атласа слышится нотка беспокойства, но когда я смотрю на него, его лицо такое же каменное, как и всегда.
Помочь с чем? Я не утруждаю себя расспросами. Я залпом выпиваю воду, вздыхая, когда прохладная жидкость успокаивает боль в горле. Туман в моем мозгу немного рассеивается, и я осматриваю машину. Это не лимузин, как у Отиса, но все равно шикарный. Перегородка отделяет нас от водителя, но слишком темно, чтобы я могла разглядеть хоть что то.
— Мы должны вернуться и помочь остальным, — говорю я между глотками воды. — Почему тебя ждала машина?
Что — то вертится у меня на кончике языка, но я не могу сформулировать это. Моя голова все еще не в порядке, и я не могу ясно мыслить. Что — то меня беспокоит. Я просто не могу понять, что это такое.
Теперь, когда мы сидим, боль от моих ран дает о себе знать. Я смотрю вниз на свои ногу и руку, которые были ближе к взрыву. На моей коже множество порезов и царапин. Раны кровоточат ровно настолько, чтобы вызывать раздражение. У Атласа похожие царапины и порезы на лице и руке.
— Я хочу извиниться за свое поведение, — говорит Атлас вместо ответа на мой вопрос.
— Тебе придется быть более конкретным. — Я свирепо смотрю на него.
Ему есть за что извиниться. По сути, он обвинил меня в том, что я заморочила ему голову, чтобы соблазнить его на последней вечеринке. Кроме того, есть еще тот факт, что он сын Зевса. Забавно было узнать этот факт сразу после того, как мы только что занялись сексом, и он почти пристыдил меня за то, что я околдовала его или что — то в этом роде.
Атлас наклоняется, нежно берет меня за подбородок и поворачивает лицом к себе. Я усмехаюсь ему, но не отстраняюсь. Я должна, но я застываю на месте в тот момент, когда поднимаю на него глаза. В его взгляде отражается отчаяние, страстное желание и что — то, очень похожее на вину. В нем больше экспрессии, чем я когда — либо видела у Атласа, и это сбивает с толку. По моему предательскому телу пробегают мурашки, когда он проводит большим пальцем по моей нижней губе. Его пальцы скользят вверх и призрачно касаются моей щеки. Я слегка втягиваю воздух от прикосновения. Там, должно быть, тоже порез.
— Я не собираюсь извиняться за ту ночь, — говорит Атлас, как будто может прочитать мои мысли. Я прищуриваюсь, но он продолжает говорить, проводя пальцами по моей челюсти. — Это был самый горячий секс в моей жизни, так что нет, я не сожалею об этом. Но мне жаль, что я намекнул, что ты каким — то образом подстроила все это.
Его слова проникают в меня, проникают под кожу и заставляют меня чувствовать к этому мужчине то, чего я не должна. Вместо того, чтобы произнести все слова, которые так и рвались наружу, я подавила все свои чувства. — А как на счет твоего отца?
Голубые глаза Атласа сияют, как будто наполненная Богом кровь освещает его изнутри. — Я не хожу повсюду и не делюсь историей своей семьи с незнакомцами.
Боги, да пошел он к черту. — Нет, ты просто трахаешь их.
Атлас запускает руку мне в волосы и сжимает затылок. — Не думаю, что у тебя есть право голоса в этом вопросе. Хочешь обсудить свою родословную?
Я замираю. Мое тело и так было напряжено, но теперь каждый мускул напряжен, готовый к атаке. Мои крылья зудят под кожей, требуя, чтобы я освободила их и прижала Атласа к земле, чтобы показать ему, кто здесь на самом деле главный.
— Похоже, ты уже знаешь больше, чем говоришь. — Хотя знает ли он? Заметил ли он мои крылья в переулке?
Взгляд Атласа смягчается, но я продолжаю пристально смотреть на него. Машина все еще движется, и я думаю, не сказать ли ему остановиться. Должна ли я выйти и убраться к чертовой матери подальше от Атласа. Куда мы вообще направляемся?
— Я знаю о твоей маме и о том, как она была убита на Играх. Я знаю, что твой отец был убит жрецами. — Атлас говорит все это так, словно это простые бросовые факты. Из тех, что появляются на карточках чемпионов.
Мой рот приоткрывается, и я вглядываюсь в его лицо. Это действительно все? Он говорил только о моих родителях?
— Мы оба были втянуты в эту Игру силой, Рен. Возможно, я тренировался соревноваться большую часть своей жизни,
