За время наблюдения за девушкой Ян не только сам извелся, но и успел достать Адису своим чрезмерным волнением. О случившемся в кабинете они так и не поговорили.
Пока Даша спала и в некоторые редкие минуты приходила в себя, между ней с Яном царило необычайное понимание. Адиса погружался в пучину отчаянья каждый раз, когда замечал подтверждения этой странной идиллии, глядя на друга.
Все понимание испарилось в тот момент, когда Даша окончательно проснулась и окрепла от последствий горячки.
– Что ты делаешь? – спросила она, подозрительно поглядывая на Яна, что устроился рядом и поглаживал ее предплечье.
– А что?
Адиса прошел в спальню, не став прикрывать за собой дверь, чтобы не шуметь. Он был крайне заинтересован происходящим и собирался как можно дольше побыть сторонним наблюдателем.
– Не трогай меня.
– Почему? – удивился Кенгерлинский.
– Потому что мне это не нравится!
– Врешь, – ухмыльнулся Ян, все еще не разрывая тактильного контакта. – За время, что ты здесь я постоянно трогал тебя и, заметь, ни разу ты не сказала и слова против этого.
Даша нахмурилась и покраснела. Адиса отступил подальше, словно старался слиться с обоями и не обратить на себя случайное внимание.
– Я была слаба и не понимала где нахожусь и что происходит! – вскинулась Даша.
Ян скептически выгнул бровь, он лежал лицом к двери, и Адиса мог следить за малейшим проявлением его эмоций.
– Да ладно! Хочешь сказать, что не понимала, кто тебя обнимал, утешал и шептал ласковые слова все это время?
– Именно так! Если бы я знала, что ты не глюк, то никогда бы…
– Не позволила мне касаться себя? – закончил за нее Ян и нахмурился, отстранившись. – Черт, детка, ты врешь еще хуже, чем Эмма!
– Я не вру!
– Я тебе не верю!
– Спасибо, конечно, что убил демона в теле дорогого мне человека, но это не значит, что ты имеешь право лежать вот тут рядышком и оглаживать мои руки так, словно между нами ничего не произошло!
Адиса ухмыльнулся. Он знал, что давно катится в ад вместе со всеми своими утерянными моральными принципами, но не мог сдержать злую радость, что нахлынула на него.
– А что между нами произошло? – скрестил руки на груди Ян.
– Ты издеваешься?! – она тяжело вздохнула. – Ты пытался меня убить, потом держал в своем доме, надеясь использовать против какого-то хмыря в своих целях, потом продал жнецам! И ты еще спрашиваешь, что между нами произошло? Кенгерлинский, ты, что головой бахнулся?
– Даша! – Ян зло прищурился. – Ты все неправильно поняла!
– Довольно! Не пытайся мне заговорить зубы, Вестник! Больше не получится. Я хочу заключить контракт!
– Контракт? – присвистнул Ян, выразив в этом звуке и удивление, и тревогу, и страх, и немалую долю подозрительности.
– Да. Я добровольно помогу тебе убить кого надо, а ты научишь меня управлять силой Банши и защитишь от посягательств жнецов и демонов.
– И зачем мне это? Ты же понимаешь, что я могу получить от тебя все, что хочу и без контракта?
– Тебе освежить память, Вестник? Если я сбежала один раз, то, что остановит меня от повторной попытки? Только в следующий раз я буду намного умнее, фиг ты меня найдешь!
Ян зарычал и сжал кулаки.
– Так что либо соглашайся на мои условия, либо гуляй лесом! – продолжала бросать вызов Даша.
– Контракт, говоришь? – рявкнул он. – А ты не считаешь, что мы в несколько разных условиях? Ты мне всего одну услугу, а я тебе – целый гребаный список?!
– Ну, – пожала плечами Даша. – На меньшее с твоей стороны я не согласна. А на большее с моей, ты не заслуживаешь.
– Ты переступаешь грань, Дарья! – предупреждающе зашипел Ян.
– Думаешь? А мне кажется, я впервые веду себя именно так, как ты меня учил. Что приятно почувствовать себя в моей шкуре, когда кто-то манипулирует тобой и ставит условия?
Кенгерлинский резко выдохнул, протянул руку и погладил Дашу по щеке:
– Тс-с-с, ну что ты в самом деле? Нам обоим надо просто успокоиться и поговорить. Я уверен, что после того, как ты поймешь, что…
– Ничего не изменится, даже слушать тебя не хочу. То, что между нами было той ночью, просто банальный, случайный перепихон. Разве не этого ты всегда хочешь от женщин? Нас с тобой отныне будут связывать только деловые отношения. И не более. Уясни себе это и забери, наконец, от меня руки!
– Ну, детка, – покачал головой Ян. В его глазах зажегся нехороший огонек. – Разве одно другому мешает? Совместим приятное с полезным. В чем проблема?
– В том, что я тебя не хочу!
Адиса чуть не расхохотался, глядя на вытянувшееся лицо друга.
– Опять нагло врешь! – фыркнул Ян. – Спорим, ты мокрая прямо сейчас и просто ждешь, когда мы от слов перейдем к сексу.
– Тошнит меня от секса!
Ян посмотрел на нее в немом изумлении:
– Да как нахрен!? Что за?! – он вскочил на ноги. – Да ты сама прибежишь ко мне, вот увидишь!
– Размечтался!
– Не пройдет и недели, как ты окажешься подо мной, в моей кровати и, заметь, доб-ро-воль-но!
Даша издала хриплый смешок:
– Запомни одно слово, Ян. Именно его ты будешь получать каждый раз, как только заикнешься о близости между нами, – она облизала губы и, улыбнувшись, произнесла. – Ни-ког-да.
Глава 30
Слабость
Я могла поклясться, что девушка, которая сейчас кралась на цыпочках в спальню Кенгерлинского не Даша Алексеева и уж точно не Банши.
Разве могла прежде рассудительная и осторожная Даша допустить такую оплошность вновь броситься на одни и те же грабли? И неужели Банши не чувствовала угрожающую ей опасность от этого необдуманного порыва?
Банши во мне неустанно твердила, что Кенгерлинский – моя погибель.
Почему же так не хотелось прислушиваться к этим пророчествам?
Нет. Я знала точно, девушка, которая сквозь ночь медленно шла по коридору – нечто иное.
Сердце колотилось как бешеное.
Эти изменения во мне пугали до приступов удушья. Но больше всего ужасала невозможность точно определить: это «новое» – истинная я или же очередная маска обстоятельств?
Совсем недавно я с пеной у рта могла отстаивать всю глупость и безнадежность высказывания Кенгерлинского. Но с каждым часом эта уверенность в своей правоте таяла. Чем больше я сопротивлялась, тем сильнее становилось желание.
Оно жгло меня, медленно и размеренно, растягивая муки.
Вскоре эти ощущения стали просто невыносимыми. И я была готова пойти на попятную, признать свое поражение, попросить у Кенгерлинского милости, лишь бы только унять чувственную жажду.
Единственное в чем я отважилась себе признаться – Ян был мне нужен.
